— Что сказал Ривер?

— Он сказал, что пытается помешать Небесам напасть на меня. — Он стиснул зубы, раздражённый тем, что Небеса решили, что его нужно угомонить.

Она вздохнула с облегчением.

— Значит, он на нашей стороне.

— Никто на Небесах не на нашей стороне.

— Дорогой, неужели ты не понимаешь? Вот почему Хокин обратился к Риверу. Он знал, что тебе нужна помощь.

— Если он беспокоился, должен был сначала прийти ко мне, — отрезал Азагот. — Если бы он не был связующим звеном Мемитимов с Небесами, я бы изгнал его.

Ему не понравилась улыбка, которую она прикрыла рукой.

— Что? — требовательно спросил он.

— Просто… — Она протянула руку и погладила его по щеке. — Ты всё ещё можешь изгнать его, и ты это знаешь. Но ты этого не сделаешь, потому что любишь его и нуждаешься в нём, и ты знаешь, что он поступал так, как считал нужным, даже если это было неправильно.

— Он меня предал.

Это так просто.

— Я знаю, что верность важна для тебя, но, пожалуйста, не торопись с решением о том, что с ним делать. Хокин настолько предан, насколько это возможно. Возможно, он совершил ошибку, но его сердце было в нужном месте, и при нынешнем положении вещей… ты не можешь позволить себе оттолкнуть его. Мы должны быть сильными и сплочёнными перед лицом грядущего. Но мы победим. Ты победишь, Азагот, и тогда никто больше не будет настолько глуп, чтобы связываться с тобой. Мы будем свободны.

Ему нравилась её сила и убеждённость. Но он никогда не будет свободен. Он всегда будет заключён в Шеул-Гра, в аду, который построил для себя, чтобы искупить все грехи. Что хуже, даже после того, как Лиллиана выберется из подземелья Молоха, она всё равно будет заключена в тюрьму. Клетка будет просто более приятной, а её тюремщиком был бы Азагот. Но она, по крайней мере, будет жива.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вытащить тебя оттуда, Лиллиана. Я обещаю.

— Кроме освобождения Сатаны, верно? — Она пригвоздила его взглядом «не ходи туда». — Это единственное, чего ты не можешь сделать.

— Я в курсе.

— Разве? — Она надулась, и он приготовился к Небесной нотации. — Азагот, человечество развивается по расписанию. У них есть ещё тысяча лет, чтобы достичь своих целей. С этим нельзя связываться. Если Сатана выйдет из своей тюрьмы раньше…

— Да, да. — Он закатил глаза и продекламировал стандартную фразу, которую каждый ангел заучивает в колыбели. — У людей есть время до конца дней, чтобы усовершенствовать свои души и обрести бессмертную жизнь на Другой Стороне. Те, кто не испытает всего, что можно испытать в течение нескольких человеческих жизней, будь то из-за медлительности, или из-за того, что Апокалипсис наступит раньше, в конечном итоге окажутся на Земле, где Сатана будет играть с ними вечность. Я понимаю. Мне просто всё равно. Я злой, помнишь?

Она фыркнула.

— Это серьёзно, Азагот. Сколько миллиардов душ будут страдать на Земле из-за того, что у них не было тысячи лет, чтобы прожить ещё несколько жизней до Апокалипсиса?

Ангелы раздражали его до чёртиков, но было мило, когда Лиллиана время от времени давала волю ангельскому негодованию.

— Я знаю, — сказал он, пытаясь пригладить её взъерошенные пёрышки. Когда она фыркнула и покачала головой, он решил, что это знак того, что он потерпел неудачу. — Что?

— Просто иногда ты действуешь инстинктивно и не задумываешься о последствиях. — Она улыбнулась, но это не смягчило всей остроты слов. — Мне нравятся твои инстинкты, и нравится, что ты готов на всё ради меня, но я не хочу, чтобы ты или кто-то, кого мы любим, платил высокую цену за то, чтобы вытащить меня отсюда. Мы и так уже слишком много потеряли.

Поднялся сильный ветер, взметая песок и поднимая белые шапки на волнах. Над головой нависло тёмное грозовое облако, закрывшее солнце.

— Лиллиана? Зачем ты это делаешь?

— Это не я, — сказала она, поднимая глаза. — Я думала, это ты… О, нет!

Она начала таять. Небо озарила молния, когда она то появлялась, то исчезала.

— Нет! Лиллиана! — Он потянулся к ней, зная, что это бесполезно. И, как и в прошлый раз, его руки сомкнулись на пустом воздухе. Как и прежде, она исчезла.

Они появились из ниоткуда и набросились на Ривера, когда он материализовался у входа в особняк Ареса. Харвестер пришла с ним сегодня, потому что, как утверждала, «я Небесный наблюдатель Всадников и их мачеха, поэтому им придётся смириться со мной. К тому же, я хочу увидеть Алек. Я уже несколько дней не видела дочь Кары и Ареса».

Харвестер было невозможно отговорить, когда она чего-то хотела, и, кроме того, она знала о внутренней работе Шеула больше, чем кто-то другой, и её проницательность могла оказаться ценной. Если бы она могла не настраивать всех против себя.

Не успели они сделать и десяти шагов их окружили Арес, Ресеф и Танатос.

— Есть новости о Лиллиане? — спросил Арес, одетый в брюки цвета хаки и лёгкую пляжную рубашку в греческом стиле, но даже без доспехов он выглядел настоящим воином, каким и был на самом деле. И ростом он был с Ривера, так что в нём было много дюймов.

— Ты, наверное, знаешь больше, чем я, — сказал Ривер. — Когда я в последний раз видел Азагота, битва ещё даже не началась.

В облегающем чёрном платье Харвестер не было ничего пляжного, но это не помешало ей сбросить туфли на каблуках и погрузить ноги в песок.

— Я слышала от своих источников, что твоя армия потерпела поражение, а церберы струсили и отказались сражаться.

Дерьмо. Ривер не знал никого, у кого было бы меньше такта, чем у Харвестер. Даже Фантом не мог с ней сравниться.

Шум волн, набегающих на берег, стал неприятно громким, пока Арес стоял там, мускул на его челюсти подёргивался, в глазах сгущались грозовые тучи. Как раз в тот момент, когда Ривер собирался всё уладить, Арес покачал головой, будто ссора с Харвестер того не стоила.

— Ты права насчёт битвы, — сказал он. — Но церберы не испугались. Они хотели сражаться, но не смогли. Они всё ещё злятся и хотят устроить драку, так что, если чувствуешь, что тебе нужна драка, вперёд. А я за попкорном.

Танатос, одетый в чёрные джинсы и лонгслив, который скрывал трёхмерные татуировки на его руках, запустил пальцы в лохматые светлые волосы.

— Это ещё не самое худшее.

— И близко нет, — добавил Ресеф. — Мы были с Азаготом, несколько человек, планировали ещё одну внезапную атаку, пока силы Молоха были нестабильны.

Арес кивнул.

— Мы хотели нанести сильный удар, когда он этого не ожидал, и до того, как он причинит боль Лиллиане.

— Мы опоздали, — выплюнул Ресеф. — Этот ублюдок отрезал ей крылья и отправил Азаготу. Молох сказал, что, если мы нападём снова, за это расплатится ребёнок.

— Если бы я всё ещё была падшим ангелом, — прорычала Харвестер, — Я бы пошла к Молоху прямо сейчас и раздирала бы его на кусочки, выпивая его кровь и пообещав ему вечные муки.

— Мне нравится, как наглядно это прозвучало, — прощебетала Лимос, выходя к ним из дома. В шортах и купальнике она выглядела готовой к сёрфингу, её длинные чёрные волосы были собраны в беспорядочный пучок, несколько выбившихся прядей удерживались солнечными очками, сдвинутыми на макушку.

— Ты действительно думаешь, что это было наглядно? — спросила Харвестер. — Я пыталась сбавить тон. Ривер говорит, что иногда мне нужно оценить обстановку, прежде чем говорить. — Она нахмурилась. — Мне действительно грустно за Лиллиану. Потеря крыльев в Шеуле сильно её ослабит. Ей, должно быть, невыносимо больно.

Плечи Ривера пронзила острая боль, будто тело вспомнило время, когда Харвестер держала его в плену в своём логове падших ангелов в Шеуле и отрезала крылья.

Он бросил на неё сердитый взгляд.

— Ты так думаешь?

Л ёгкий ветерок разметал её тёмные волосы по лицу, когда она к нему повернулась.

— Мне искренне жаль. Каким бы большим придурком ты ни был, ты этого не заслуживал.