Она больше не была ангелом, но сейчас не время спорить. Гадес обнажил клыки, гораздо крупнее, чем те, что были на стене.

— Пойдём, пока Азагот не узнал, что ты здесь.

— Я уже знаю, — голос Азагота, чуть больше, чем рычание, доносился со всех сторон, развевая волосы Идесс, как порыв ветра. — Приведи её ко мне.

О нет.

Выругавшись, Гадес свирепо посмотрел на неё и подвёл к Азаготу, стоявшему у обрыва, возвышающегося над долиной. Ущельем, заполненным демонами. Тысячами. Десятками тысяч. Разочарование на его лице в сочетании с гневным пламенем, в буквальном смысле пламенем, в глазах заставило её рот пересохнуть, как высохшую оболочку того существа, которое в данный момент лежало у его ног.

— Итак, тебя выбрали жертвой.

Идесс сглотнула.

— Ч-что?

— Твои братья и сёстры. Они выбрали тебя, чтобы ты шпионила за мной, а потом отговорила, если обнаружишь, что я совершаю что-то безумное.

Испытав облегчение от того, что он говорил не буквально и не нуждался в кровавой жертве в том, что здесь делал, она попыталась сохранить немного достоинства после того, как с ней грубо обошлись сначала плотоядное вонючее растение, а затем Гадес.

— Это не так, — сказала она, хотя так оно и было. — Все хотят помочь. Мы хотим вернуть Лиллиану.

— Это и я пытаюсь сделать.

Она посмотрела на демонического жреца, его бледная как мел кожа казалась ещё бледнее из-за чёрных губ и мёртвых чёрных глаз.

— Делая что именно?

Азагот указал на легионы демонов внизу.

— Заручаюсь их помощью.

У неё было плохое предчувствие по этому поводу.

— Отец, наверняка есть другие способы. — Она обратилась за помощью к Гадесу. — Верно?

— Да пошло оно нахрен. — Гадес поднял руки и отступил. — Не втягивай меня в это дерьмо. Я просто здесь работаю. Позволь заметить, бесплатно.

Жрец продолжал бубнить, толпа внизу подпевала, и Идесс уловила несколько случайных слов. Но не могла услышать то, что, как ей показалось, услышала. Она прислушалась внимательнее, поскольку пение жреца становилось громче и неистовее. Когда всё, наконец, встало на свои места в голове, она ахнула.

— Он… он дает им силу убивать

Голова Гадеса резко повернулась к Азаготу.

— Я думал, ты наделишь этим только гриминионисов.

Гриминионисы тоже?

Воздух стал пронзительно холодным, когда Азагот схватил Гадеса за горло.

— А я думал, ты не хочешь быть втянутым в это дерьмо. — Он обнажил клыки, пресекая любые дальнейшие комментарии, прежде чем отпустить Гадеса и снова сосредоточиться на Идесс. — Этот жречишка дает сотне тысяч душ силу совершить одно убийство и завладеть телом своей жертвы после того, как Гриминионисы заберут душу. Затем пробьют защиту Молоха и спасут Лиллиану.

Срань господня. План был дерзким, жестоким и с огромным средним пальцем, направленным в Небеса. Она не могла позволить ему это сделать.

— Но, отец, сейчас у Молоха миллионы сторонников. Даже если твои только что обретшие новую душу солдаты прорвутся через линию фронта, даже если спасут Лиллиану, Небеса…

— Что? — зарычал Азагот. — Что они могут сделать со мной такого, чего ещё не сделали? Я закончил играть по их правилам.

Она заломила руки, выбитая из колеи его безрассудством.

— Они уничтожат тебя!

— Они склонятся передо мной. — Его крылья раскрылись, отбрасывая длинные тени вниз, в долину демонов внизу. — Убейте первого демона, которого увидите, — крикнул он. — Любого демона. Мне всё равно.

— Отец. — Идесс схватила его за запястье, умоляя. — Нет. Пожалуйста. У нас есть друзья-демоны. Моя пара и сын — демоны.

Азагот зарычал и повернулся к ним.

— Только злых демонов! Идите! Пожинайте!

Апостол Склепа вскинул кулак в воздух, и на фоне скалистого утёса появился размытый портал. Демоны устремились к отверстию, их жажда крови была настолько сильна в воздухе, что она чувствовала её вкус на языке. Она не должна была ничего говорить. Ей следовало бы держать рот на замке. Но она создана не для этого. Азагот совершал ошибку, и кто-то за это заплатит.

— Небеса этого так не оставят, — тихо сказала она. — Одно дело — уничтожить врага. Совсем другое — освободить сто тысяч душ и позволить им убить сто тысяч человек.

— Ты действительно думаешь, что мне не всё равно? — Он окинул взглядом ад, который сам же и создал, его профиль был таким же суровым, как и окружение. — Без Лиллианы я ничто. Ничто не имеет значения, кроме как вернуть её. — Он махнул рукой, отпуская её. — Забери её отсюда, Гадес.

Она не протестовала. Просто позволила Гадесу отвести её обратно в кабинет Азагота, где ждал Хокин. В тот момент, когда Гадес закрыл портал и исчез, она рассказала брату обо всём. Хокин слушал, и с каждым словом выражение его лица становилось всё более озабоченным. Наконец, он закрыл глаза и потёр их ладонями.

— Черт бы меня побрал, я знаю, что должен делать, — пробормотал он. — Твою мать!

— Хокин?

Он, казалось, её не услышал.

— Он воспримет это как предательство.

— Что воспримет как предательство? — Она схватила его за бицепс и заставила посмотреть на неё. — Хокин, что ты собираешься делать?

Его пристальный взгляд встретился с её, серьёзность в его изумрудных глазах вызвала холодок ужаса.

— Я собираюсь сдать его Риверу, — сказал он. — Я собираюсь сдать его Небесам.

— Чё как, Лил?

Лиллиана моргнула при звуке женского голоса, когда свет залил камеру, в которой она была закована в кандалы… может быть, столетие? Вероятно, прошло не больше пары дней, но казалось, что дольше. Намного дольше.

— Я принесла тебе кое-что поесть.

Она застонала, ожидая увидеть миску с запёкшейся кровью или покрытую личинками рульку таинственного мяса. Но падший ангел, женщина-предательница по имени Флейл, поставила деревянную тарелку с печальным, но не очень отвратительным на вид сендвичом с сыром и помятым, сморщенным яблоком.

Лиллиана села, одергивая колючую, запачканную тунику, которую ей дали надеть. Она пыталась быть беспечной и не обращать внимания на еду, но желудок выдал урчанием, которое эхом разнеслось по тесной камере. И всё же она подавила желание наброситься на еду, как голодный лев на мёртвую газель.

Флейл закрыла тяжёлую дверь камеры и своей силой увеличила свечение единственного факела на дальней стене.

— На самом деле, мне было немного грустно, когда я узнала, что Молоху удалось тебя похитить, — сказала она. — Ты всегда была добра ко мне в Шеул-Гра.

— Это было в те времена, когда я думала, что ты союзник. — Лиллиана оттолкнула ногой адского таракана размером с ботинок, который подполз к сэндвичу. — Теперь, когда я знаю, что ты всё это время была врагом, я хотела бы плюнуть в твоё предательское лицо.

Флейл улыбнулась, злобно обнажив клыки.

— Держу пари, что хочешь. — Она растоптала таракана и пододвинула тарелку с едой поближе. — Я не обязана была приносить тебе это. Молох сказал оставить тебя голодать.

Лиллиана осторожно прислонилась к шипам, торчащим из стены, и ничего не сказала. Флейл забавлялась с ней, ожидая, когда она задаст очевидный вопрос: «Тогда зачем принесла?» Лиллиана могла ответить тем же.

Когда стало ясно, что Лиллиана не собирается сдвинуться с места, Флейл наступила на сэндвич, раздавив его ботинком с шипованным каблуком, как будто жука.

— Ты неблагодарная сука. — Она подняла ногу, верхний ломтик хлеба прилип к подошве. — Я подумала, что ты захочешь покормить ребёнка.

— У нас с ребёнком всё в порядке. Но спасибо за заботу, — добавила она, и её голос сочился сарказмом.

Флейл пнул расплющенный хлеб по крошечной камере.

— Ешь или нет. Мне плевать. Может, тебе нравится идея становиться слабее и слабее, пока не превратишься в жалкий огонёк, который не может умереть. Знаешь, я видела, как это происходило. Бессмертные, которые слишком упрямы, чтобы делать то, что им нужно, чтобы функционировать. Это печально. И глупо. — Она покачала головой, отчего длинные тёмные волосы свободно закачались вокруг бицепсов. — О, так глупо! Зачем кому-то понадобилось терпеть такие бесконечные мучения?