Еще один предатель.
Жене не пристало возражать против этого. Ха! Ее собственные слова насмешливо звучали в ушах. Какой же самодовольной, наивной дурой она была. Легко нести такую чушь, когда не являешься настоящей женой. Ее ошибкой было поверить, что что-то изменилось. Для нее изменилось все, для него же ничего.
Она замерла, только когда услышала, как Джошуа вошел в свою комнату, и прислушалась к каждому звуку, а когда дверь приоткрылась, притворилась спящей. Матрас прогнулся, когда он присел на край кровати. Он ничего не сказал, и она не осмелилась вздохнуть.
Вероятно, именно поэтому он понял, что она не спит.
- Завтра мой корабль отправляется в Нью-Йорк, - тихо сказал он. - Мы можем посадить на него Люси, если хочешь.
У нее вырвался сдавленный смешок, и она перевернулась на спину.
- Последняя война Британии с американцами закончилась совсем недавно. Отправим ее туда, и мы начнем новую.
В слабом свете, проникающем из его комнаты, она могла разглядеть его фигуру, но не выражение лица. Он не сделал ни единого движения, чтобы прикоснуться к ней, и она почувствовала в нем нехарактерную для него вялость, которая испугала ее. Она прижала руки к животу, как будто могла растереть его, чтобы прогнать страх.
- Я знаю, я сказала, что не возражаю.
В темноте ее голос звучал тихо.
- И когда я это говорила, это было правдой. Тогда мы были незнакомцами. Но я возражаю. Я хочу, что мне было все равно, но это не так.
Он поерзал на кровати, но ничего не сказал.
- Ты никогда не обещал быть верным.
Она ненавидела себя за то, что запнулась на этом слове, ненавидела, что он услышал это, что теперь он знает.
- Но ты обещал быть честным.
- Ты единственная женщина, к которой я прикасался почти за год. Ты так сильно нарушила мою жизнь, что во мне не осталось места ни для кого другого.
Она изучала его темную фигуру.
- Ты ходишь к другой женщине.
- Ее зовут миссис О'Ди. Она не имеет ко мне никакого отношения. Она была...
Он вскочил на ноги, но, несмотря на то, что он беспокойно расхаживал по комнате, она почувствовала в нем какую-то отстраненность, отражение той странной безрадостности, которую она заметила ранее в его глазах. Ей захотелось утешить его, и она возненавидела их обоих за это.
Он остановился в изножье кровати, словно ангел судьбы, пришедший в гости.
- Она была любовницей...
Он помолчал и нерешительно продолжил:
- Одного моего друга… Он… Оказывается, он... ах... он дал ей мои данные перед смертью, и в прошлом месяце она написала, что ей нездоровится и нужны деньги. Поэтому я связался с ней.
Он колебался. Джошуа никогда не колебался.
- Должно быть, он был очень хорошим другом, - предположила она.
Его единственным ответом было возобновление хождения по комнате.
- Ты не рассказываешь мне всю историю.
Она приподнялась на подушках.
- Это еще не все. Кто она? Кем был этот человек?
Она следила глазами за его крадущейся тенью. Тишина все нарастала и нарастала; она стала такой густой, что сдавила ей плечи, сдавила горло и поглотила весь воздух.
- Нет, - прошептала она. - Ты лжешь.
В два прыжка он снова оказался на кровати. Она зарылась лицом в подушки и поняла, что он не мог солгать, так как молчал.
Но она все равно слышала, как он это сказал. Папа.
Мама и папа флиртовали друг с другом в ночь двадцать первого дня рождения Чарли, шутили о том, что Чарли «рано родился», всего через восемь месяцев после их свадьбы, и вели себя так непристойно, что Миранда и Чарли упали на колени и умоляли их прекратить, но мама и папа только смеялись и закружились в вальсе по комнате.
Мама и папа были единственной надежной опорой в ее мире. Они были такими сплоченными, такими сильными. Их семья была построена вокруг них, и именно поэтому ее семья была крепкой. Почему она всегда будет существовать. Почему за нее стоило бороться.
- Нет, - повторила она. - У папы никогда не было любовницы. У других мужчин есть, но не у папы. Он был верен маме. Всегда. Они были преданы друг другу. Почему ты лжешь? Ты пытаешься прикрыть себя, не так ли? Вот почему ты лжешь.
- Это правда, Кассандра.
- Мне все равно, что ты делаешь. - Как истерично это прозвучало! Она ненавидела это, ненавидела его, ненавидела их всех.
- Но как ты смеешь лгать о моем отце. О нашей семье… Он бы никогда...
У нее перехватило дыхание, когда она произнесла эти слова.
- Он бы никогда.
Она откинулась на подушки, губы ее дрожали. На мгновение он навис над ней, словно хотел обнять; она ненавидела его и страстно желала, чтобы он прижал ее к себе.
Но он отодвинулся от нее и вообще не прикоснулся к ней.
- Прости, - сказал он. - Я никогда не хотел тебе говорить.
Как он усмехнулся, когда она впервые похвасталась верностью и преданностью своих родителей. Он уже тогда знал. Возможно, она тоже знала, но притворялась, что ничего не знает.
Она обхватила себя руками, как будто это могло удержать ее мир в целости, но он уже развалился на части.
И все еще разваливался, все быстрее и быстрее, папа со своей любовницей, и мама со своей отстраненностью, и Миранда со своим молчанием, и Люси со своей бабушкой, и Эмили со своим театром, и Джошуа со своей работой, все распадалось, все они отдалялись друг от друга все дальше и дальше, и в конце концов не осталось бы никого, кроме глупой, наивной Кассандры, сидящей в одиночестве в темноте.
Какой же дурой она была, пытаясь удержать их вместе. Это было бесполезно с самого начала.
- Я хочу встретиться с ней, - сказала она. - Ты отведешь меня к ней?
Он оставит ее, но не сейчас, не сегодня. Она хотела, чтобы он прижимал ее к себе, чтобы она не уплывала прочь.
- Если ты этого хочешь, - сказал он.
- Хочу.
- Хорошо.
- Нет, не совсем.
- Хорошо.
- Нет. Да. Я хочу. Правда.
- Хорошо.
Снова молчание. Оно тоже нарастало, расширяясь между ними и отдаляя их друг от друга. Даже когда он сидел рядом, он становился все дальше и дальше.
- Ты… ты идешь спать? - спросила она.
Он встал.
- Тебе нужно отдохнуть.
И снова он убегал от нее. И снова она не знала, почему и как его остановить. Прошла неделя, прежде чем их тайный мир, в котором они жили вдвоем, рухнул всего за час.
И удерживать их вместе тоже окажется бесполезным.
- Есть кое-что еще, - сказала она. - Ты сегодня сам не свой.
- Я устал.
Он никогда не уставал. Она искала, что бы сказать.
- Ты видел Мартина? Ты сказал, что увидишь его сегодня.
- Он мертв.
От его бесстрастного тона у нее по коже пробежал холодок. Яркая жизнь ушла в прошлое, маленький мальчик, который вбежал в офис, в ужасе от того, что они могут целоваться. И Джошуа на причале, смеющийся с этим мальчиком, уделяющий ему время и уверяющий, что ему все равно. О, милый дурачок.
- Мне так жаль, - прошептала она. - Что случилось?
- Болезнь. Это не имеет значения. В Лондоне полно детей. Какое значение имеет, шестью больше или меньше?
- Ничего страшного, если ты скажешь, что любил его.
- Ну вот, опять ты за свое, - огрызнулся он, придерживая дверь одной рукой. - Я иду спать.
Она боролась со своей одеждой, чтобы подняться на колени
- Ты можешь подарить столько любви. Ты не должен этого отрицать. Любовь всегда сопряжена с риском потери, но мы все равно должны любить.
- Ради всего святого, Кассандра. Ты говоришь о себе, а не обо мне.
- Если у нас будет...
Слова застряли у нее в горле, но он все равно их услышал.
- Если у нас будет ребенок, это будет твой ребенок, а не мой, - сказал он жестко, отстраненно, леденяще. - Я не хочу иметь с этим ничего общего. С этой частью моей жизни покончено.
И на этот раз он действительно уходил.
Снова.
- Ты не уйдешь, - приказала она, выбираясь из постели. Он проигнорировал ее. - Не уходи снова, Джошуа. Только не в этот раз.