Закусив нижнюю губу, дочь мэра томно провела кончиками пальцев по самому краешку стола. Глаза из томно полуопущенных ресниц вспыхнули лукавым светом.

– О-о, как по мне, чем пикантнее и острее ощущения, тем аппетитней, – проговорила она, игрива улыбаясь, низким, чуть хрипловатым голосом. При этом её намеренно раздевающий взгляд снизу вверх очень-очень медленно прошелся по Дину.

В зале раздались понимающие смешки и нарочито громкие покашливания.

Дин не остался в долгу, тоже наградил свою помощницу томным взглядом и, ослепив своей самой обольстительной из улыбок, заверил:

– Как удачно! Я тоже так считаю! А вы? – обратился он к залу, воздух которого к тому моменту уже наполнился ароматами жареной в масле тыквы.

В зале закивали, а кое-кто (и таких было немало) даже и вслух заверил, что, разумеется, чем пикантнее и острее ощущения, тем аппетитней!

– Видите, какой я молодец, что выбрал именно этот рецепт! – с нарочитым самодовольством проговорил Дин, для пущего эффекта поглаживая себя по голове.

В зале одобрительно закивали и заулыбались.

– И это я еще не сказал, что следующим ингредиентом будет вот это замечательное вино! – объявил он, поднимая бутылку белого вина с лукавой искоркой в глазах. – О-оо! Вижу, как загорелись ваши глазки. Вообще-то это для соуса, но, если очень хочется… – заговорщицки прошептал он, подмигнув сначала одним глазом, затем другим. Чем вызвал новый взрыв смеха. – Только не увлекайтесь! – наигранно грозно провозгласил он, погрозив пальцем. – Оставьте хотя бы пятьдесят граммов для соуса, и он возблагодарит вас божественным вкусом! – почти пропел он, вливая вино в сотейник. – Теперь добавим сливки и пармезан. Сливки сгладят кислоту вина и придадут блюду бархатистую текстуру, а пармезан сделает его вкус более глубоким и насыщенным. – А вот и он! Белый трюфель! Я его просто обожаю! – торжественно воскликнул он, беря в руки небольшой овальный клубень с неровной, бугристой поверхностью. – Надеюсь и вы тоже? – обратился он к залу. Ему в ответ закивали. – Что и требовалось доказать! – резюмировал он и с видом и голосом пророка провозгласил: – Запомните! Чем больше трюфеля, тем меньше вопросов к вашим кулинарным талантам! – Чем в очередной раз вызвал дружный смех и аплодисменты. – Я надеюсь, все тут знают, как его правильно чистить? – спросил он и тут же уточнил: – Камилла?

– Боюсь я знаю только, как их правильно есть? – наигранно потупилась его помощница.

– И это отлично! – наигранно обрадовался Дин. – Это значит, что именно я буду тем, кто научит вас правильно их чистить! Для этого нам понадобится специальная щетка для грибов или же можно использовать мягкую зубную щетку. Именно мягкую, а не жесткую или среднюю. Трюфеля не любят жесткого обращения…

– О-оо! Я могу быть нежной, – многообещающе стрельнув глазками, заверила Камилла.

– Я в этом не сомневаюсь, – заверил Дин, настолько многообещающе улыбнувшись и так посмотрев, что не только Камилле стало жарко, но и почти всем дамам в зале.

Но не Элисон.

Она вообще не могла понять, как она могла считать Дина ловеласом? Если в его взглядах, даже самых пронзительных и долгих, не было и тени той липкой, навязчивой сальности, которые она видела в глазах Феликса, а в движениях и намека на манерность и наигранность.

Сейчас, наблюдая за ним и дочерью мэра, она точно видела, что Дин флиртовал не ради того, чтобы соблазнить её, он просто дарил ей и зрителям хорошее настроение. Как видела она и то, что Камилла воспринимает его флирт за чистую монету. Но Дина вины в этом не было. Как и его неотразимо привлекательная внешность, очарование и сексуальная притягательность Дина были естественными, как дыхание. Он родился с ними.

Да, он обожал флирт и отлично умел играть. Да, он изображал того, кто двигался по жизни легко и беззаботно, как ветер. Да, он слишком щедро раскидывался улыбками и комплиментами, но… Это, так же, как и его неотразимая внешность, было частью его естества. Так же, как и харизма, чувство юмора, порядочность, профессионализм, щедрость, галантность, искренняя забота о дорогих ему людях и…

Позади неё с такой силой громыхнула дверь, что даже стены затряслись и она подпрыгнула на месте.

– Что опять случилось?! – одновременно с досадой и тревогой пронеслось в мыслях оглянувшейся на грохот Элисон.

Но затем она увидела вошедшего и расслабилась. Это был всего лишь Харлан Брюс. Хотя «всего лишь» он был лишь для неё и Дина, для остальных же…

Два метра роста, с плечами шириной с телегу, он выглядел так, словно на досуге ломает железные прутья руками и употребляет их в качестве витаминов на завтрак, обед и ужин. Изувечившие лицо шрамы придавали ему зловещий вид матерого головореза, при виде которого особо рачительные инстинктивно тянутся к кошелькам в попытке перепрятать их понадежней, а особо впечатлительные отводят взгляд и норовят спрятаться за чью-нибудь спину, дабы не привлечь к себе внимание.

Однако в данном конкретном случае и первые и вторые были бы не просто неправы, а неправы с заглавной буквы!

Потому как старший дознаватель магического приказа Бургундорского отделения Харлан Брюс был известен неукротимым стремлением к справедливости, острым, почти болезненным чувством долга и редкими занудливостью и дотошностью, которые порой доводили до белого каления даже его друзей. Он копал глубже, чем любой другой дознаватель, и не знал границ, когда дело касалось поиска истины. И поэтому оказался занозой в боку для Арчибальда Фоссы, лорда Мервина Блейка, Сибиллы Тейн и Грегора Хардена, скрывавшихся за добропорядочными масками.

Арчибальд Фосса, член магического совета города. Публично Арчибальд был известным филантропом и меценатом, много жертвующим на развитие и поддержку юных магов. Непублично – занимался изготовлением и распространением запрещённых магических эликсиров и ингредиентов, контрабандой запрещенных артефактов и проводил незаконные магические эксперименты.

Влиятельный аристократ и политик Лорд Мервин Блейк навел в городе порядок тем, что собственноручно взял по контроль преступные группировки. Воры, взломщики, грабителя и наркодилеры всех мастей, не входившие в его команду, либо меняли свои взгляды на жизнь и принимали его покровительство, либо просто исчезали, и о них больше никто не слышал.

Сибилла Тейн, высокопоставленный чиновник городского Совета и «образец честности и неподкупности» Грегор Харден, начальник городской стражи покрывали и первого, и второго. И, само собой разумеется, делали они это, отнюдь, не по доброте душевной и не из искренних дружеских чувств.

Подобраться к этим четверым, естественно, было непросто, но умный, скрупулезному и упорному дознавателю это удалось.

Харлан начинал с мелочей – ничего не значащих, на первый взгляд, документов, случайных свидетелей и слухов. Он знал, что каждый тёмный эликсир, каждый контрабандный артефакт и каждая взятка оставляют следы, и потому методично выстраивал цепочку улик, ведущую прямо к четвёрке.

Которая вначале недооценивала его, чем дала ему фору. Фосса, Блейк, Тейна и Хардена обманула его внешность нахрапистого, тупоголового великана. Они были уверены, что этот привыкший идти напролом солдафон никогда не догадается о настоящем масштабе их операций. Они видели в нём лишь грубую силу и считали, что его недалекость и узколобость не позволят ему увидеть «лес за деревьями». И тем самым позволили Харлану подобраться к ним слишком близко: пока они смотрели на него сверху вниз, он, медленно и методично, ниточка за ниточкой распутывал клубочки…

Он подобрался к ним так близко, что убить его означало бы навлечь на себя подозрения, поэтому они поступили иначе…

Распустили слухи о его коррумпированности. Затем опоив его одним из запрещенных зелий, упрятали в психбольницу и пустили слух, что, испугавшись разоблачения, он сбежал из страны, прихватив с собой солидный куш. Мелкое ворьё, контрабандисты и наркоторговцы, подтвердившие эту версию, разумеется, нашлись.