– Только один?

Дин отрицательно покачал головой и показал руками сначала десять, затем еще пять пальцев и один. И прошептал.

– Пока.

Его собеседник почесал затылок и задумался.

– Ладно, – наконец изрек он, кивнув. – Можно попробовать.

Громила медленно, очень медленно поднимался с постели, как если бы он прежде, чем сделать очередное движение, снова и снова принимал решение. И, вероятней всего, именно так это и было.

Наконец, он всё же поднялся и снова медленно шаг за шагом отправился вглубь палаты. Его размеренные, неспешные шаги отдавались от пустых стен гулким эхом и били по натянутым до предела нервам опасавшегося подвоха Дина.

К счастью, его опасения не подтвердились. Громила таки дошел до нужной ему койки и, наклонившись над ней, что-то сказал её обитателю.

И тот вдруг пронзительно заорал. Да так, что у Дина от этого крика холодок пробежал по спине и сердце сжалось. Столько в нем было боли, страха и безысходности. Это был не просто крик или вопль, это был безудержный, неистовый плач обречённой на вечные муки души.

Пронзительный – до ломоты в костях, громкий – до звона ушах, он заставлял дрожать не только голые, покрытые известковым раствором кирпичные стены больничной палаты, но и воздух в ней.

Первыми отреагировали, разумеется, самые нервные: их реакция не могла бы быть более молниеносной, если бы они не спали, а только и ждали сигнала для экстренного старта.

Часть из них с перепугу подскочила вверх с такой прытью и амплитудой, словно они спали не на больничной койке, а на батуте, из-за чего, собственно, почти все они в следующую секунду очутились уже не на кровати, а на полу. Справедливости ради, надо отметить, что среди них были и такие, которые именно этого и хотели: оказаться под кроватью, в смысле. А что? Чай не всем охота героями быть! Некоторых более чем устраивает пока суть да дело «залечь на дно». Парочка адептов данной «военной стратегии» даже ухитрились захватить с собой на «дно окопа» подушку. А что? Разве кто-то сказал, что нельзя?

Те же, для кого приземление на жесткий пол вместо мягкой постели оказалось полной неожиданностью, в зависимости от обстоятельств и характера повели себя по-разному: пытаясь сообразить, что же произошло и как они оказались в таком положении, часть из них, словно выброшенные на берег рыбы, принялась молча барахтаться в одеялах, часть – поскуливая и поохивая, а часть, само собой, большая – вопя. Кто-то, следуя примеру первого крикуна – душераздирающе и пронзительно:

«Уааааааааааа!!!» – кричал одни из них.

«ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!» – рыдал другой.

«ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЙЙЙЙЙЙЙ!!!» – вторил им третий.

Кто-то – просто недовольно:

«Кому, мать твою, не спится?» – возмущались одни.

«Кто там орёт, как резаный?!» – вторили им другие.

«Уроды, дайте поспать!» – требовали третьи.

Кто-то – просто грубо:

«Кто-то в рыло хочет? Так я сейчас!» – грозились четвертые. А пятые и не просто грозились, а…

Самые мирные из них вооружались подушками и с ультиматумом: «Заткнись или тебе конец!» замахивались на крикунов. И некоторые из них даже пугались и затыкались. А некоторые, наоборот, начинали кричать ещё пронзительней и громче, жалуясь на то, что их убивают и умоляю о помощи.

Особенно громко, горестно и отчаянно молили о помощи те, на кого нападали не с подушками, а с кулаками…

Ну а кто бы на их месте не умолял? То-то и оно!

Наш Дин, разумеется, как человек, пардон дракон благородный не мог позволить, чтобы по его вине обижали невинных и потому поспешил на помощь тем, кого атаковали кулаками… А за ним поспешил на эту же помощь и громила…

Само собой, оскорбленные в лучших чувствах вершители возмездия «мало того, что поспать не дали, так теперь ещё и морду не дают набить тем, кто не дал поспать!» встретили их, отнюдь, ни с распростертыми объятиями, а распростертыми кулаками.

И не только они.

Те, кого Дин и Громила примчались спасать, не поняв, кто кого защищает, начали беспорядочно размахивать кулаками, попадая по любому, кто оказался поблизости.

И началась настоящая «куча мала». Кого-то толкали, кого-то держали за воротник, кого-то сбивали с ног. Простыни и одеяла путались под ногами, превращая поле боя в игру «ванька-встанька и по морде дай-ка». Кто-то кого-то пытался ударить табуреткой, но в итоге сам же под её тяжестью и рухнул.

В воздухе слышались вопли, ругань, глухие удары и визги. Громила разбрасывал противников, как кегли, а Дин, всё это время, не спуская глаз с двери, изо всех сил старался избежать лишних жертв.

Наконец шум достиг ушей дежурных санитаров. И один из них посмотрел в смотровое окно. И… положение дел в палате, судя по тому, что он тут же подал сигнал тревоги, его обеспокоило.

– Прочь от двери! – заорал Дин, вложив в этот крик остатки своего ментального дара. Ибо подозревал, что как только санитары ворвутся в палату, сразу же начнут размахивать резиновыми дубинками, лупя всех без разбора, и первым, естественно, достанется тем, кто окажется ближе всего к выходу.

Его послушались, но далеко не все. Разум некоторых из пациентов было настолько поврежден, что он просто не смог дозваться до их сознания. – Вон от двери, я сказал! – вновь завопил он.

И один из продолжавших размахивать кулаками его даже послушался и буквально в последнюю секунду успел отскочить от распахнувшейся с грохотом двери, в которую ввалились сразу пятеро вооружённых резиновыми дубинками, щитами и сетками санитаров. Один из которых зычно и грозно рявкнул: «Разойдитесь по углам!»

Ага! И его все сразу взяли и послушались. Генерал нашелся!

«Может тебе ещё и честь отдать и по стойке «смирно» встать?» – мысленно сыронизировал Дин и отдал свой приказ:

– Вперед, дети мои! – велел он мышам и крысам. Ну а что? Ему всё равно, а вот им быть детьми самого дракона приятно. Доброе слово, оно всем приятно. Даже мышам и крысам.

И они, уваженные добрым словом, тут же хлынули в палату со всех щелей. Их были даже не десятки, сотни. И двигались они стремительно и слаженно, словно единое целое.

В первое мгновение санитары, не поверив своим глазам, застыли в шоке. Они попытались отбить атаковавших их со всех сторон грызунов резиновой дубинкой, но куда там: дубинок-то у всех по одной, рук по две, а мышей и крыс – сотни!

– А-аааааа! – поняв, что этот бой им не выиграть, отчаянно завопили они, пытаясь стряхнуть с себя мышей и крыс, которые уже толпились не только у их ног, но и добрались до плеч, шей и макушки.

– Бей притеснителей! Угнетателей! Мучителей! И карателей! Бей тиранов в белых халатах! – тем временем скандировал Дин, подобно революционному лидеру на баррикадах, приводя в чувства ошалевших «соратников». – Свободу угнетенным, притесненным и замученным! Свободу каждому обитателю этой палаты! Свободу каждому обитателю этой больницы! Хватит терпеть бесправие! Восстанем против палачей! Свобода, равенство, братство! Даже для мышей и крыс! – продолжал заводить и раззадоривать он «единомышленников!», которые уже давно вытеснили окончательно потерявших контроль над ситуацией угнетателей, мучителей и карателей в коридор и теперь победным шагом шли следом за идущими в авангарде революционной армии грызунами, на пути которых, естественно, снова и снова возникали вооруженные дубинками, щитами и сетями карательные отряды. Эти были более злобными, чем первые, и их было больше, но и у них тоже было лишь по одной дубинке и лишь по две руки, тогда как у крыс и мышей по четыре когтистые лапы и аж по 16 зубов! По причине чего, довольно скоро и эти каратели и угнетатели тоже хватили ноги в руки и давали стрекоча.

– Так их! Так им и надо! – искренне болели за свой авангард «революционеры».

Те из пациентов, которые ещё пару минут назад дрожали от страха и ощущали себя настолько никчемными, что уже совершенно ничего не ждали от жизни, теперь шли высоко и гордо задрав головы! Потому как они были не просто армией победителей, но и освободителей!