На следующем перегоне я сам сел за руль фургона. Правда, меня поставили в самый конец колонны, потому что я, оказывается, «гоняю» слишком быстро, остальные за мной не могут удержаться, а потому на роль головной машины — не гожусь. Пришлось телепаться в хвосте. Проехав по дорогам в стороне от Москвы всего за этот неполный из-за долгих сборов в части день смогли доехать лишь чуть дальше, чем до Можайска, если кому интересно — до деревни Ельня.
Там и заночевали, мы с жёнами в фургоне, а бойцы — по хатам. А ничего так, удобное логово, которое три метра шириной, втроём нормально поместились. Правда, никаких «шалостей» не было — и дело даже не в том, что Маше нельзя, а Ульяна при ней от стыда бы сгорела, да и я тоже к такому не был способен. Основная причина заключалась в другом — мои девочки всё ещё были под впечатлением от встречи с Императором. Причём пусть для Маши встреча была вторая, но первая на её фоне казалась настолько мимолётной, что впечатлений у обеих было больше, чем в них помещалось. Думаю, у них ещё минимум неделю займёт обмен подробностями. Хотя, что это я! Они же начнут общаться с соседями, то есть — по новой пересказывать и перекручивать то, что переговорят между собою по дороге. А силами всего района и месяц обсуждать можно!
Какое счастье, что у меня большую часть этого времени займут сессия и короткая военная подготовка, неделя полевых занятий на территории академии, пока ещё не в воинской части!
Дожили — радуюсь, что у меня сессия будет. Главное, сокурсникам не признаваться, а то к будущим коллегам Ириски отведут, то бишь — в психушку.
На второй день пути чуть-чуть не дотянули до Смоленска. Точнее, при большом желании могли и доехать, но не хотелось лезть в город, тем более, что магазины если не уже закрыты, то вот-вот закроются, искать гостиницу на полтора десятка человек — сложно, а в деревне снять пару домов на ночь ещё и дешевле. А на следующий день я расстался со своими жёнами и дружинниками, меня просто высадили на вокзале Орши, после чего фургон поехал догонять колонну. А всё дело в том, что по бумагам из академии освободили меня только на время встречи с Императором, после чего требуется «незамедлительно» вернуться к сдаче экзаменов. И крюк от Орши до Смолевич и оттуда — в Могилёв никак в это понятие не вписывался. Потому как на это нужно было бы ещё минимум двое лишних суток — до Борисова мои сегодня может, и доедут, но не факт что даже пытаться будут. Всё равно дома окажутся завтра после обеда, даже если срежут угол через Плису. А я сяду на поезд и поздно-поздно вечером буду в Могилёве.
Неудобно, конечно, будет мотаться на учёбу туда-сюда, может, в общежитие заселюсь на время сессии. Мои девочки предлагали сделать наоборот — мол, я на фургоне в Могилёв, а они «как-нибудь» с дружиной, или поездом до Смолевич, а там в наш городской дом. Но я на такие глупости даже отвечать не стал — это каким местом можно такое придумать, и кем надо быть, чтобы согласиться⁈
Поезд был проходящий, так что я до последнего не знал, будут ли билеты, и если «да», то какие именно. Повезло — были два свободных места в купе второго класса, таком же, в каком я когда-то познакомился с профессором Лебединским. Спальные даже смотреть не стал, поскольку спать в этой поездке не предполагалось в принципе, а без этого терялся весь смысл «спального шкафа». Попутчиком оказался какой-то купчина третьей гильдии, который ехал из Риги в Курск и за время поездки уже успел выпить, закусить, подремать и находился в начале второго круга. Сперва воспринял меня, как возможного собутыльника, но я отказался, сославшись на то, что завтра экзамен, заодно ненавязчиво продемонстрировав перстень. Сосед настаивать не стал, даже не удивился, что экзамен будет в воскресенье, но начал задавать вопросы:
— Студент, значит? И где ж, если не секрет, учиш… тесь?
— Могилёвская хозяйственная академия.
— Хозяйственная? Эт хорошо, эт полезно. Не то, что какие-нибудь музыкантики, от которых только писк в ушах! Или вояки, что только ломать и тратить могут, а преумножить — шиш!
Дед откровенно ржал внутри.
«Знал бы он, как он лепит раз за разом прямо в яблочко, так сказать! Нет, ты посмотри на него — так облажаться три раза подряд на ровном месте!»
«Это да. При желании мог бы его уже трижды привлечь за оскорбление дворянской чести. Как он с таким языком дожил до своих лет⁈»
«Что, прямо вот до смерти мог⁈»
«Ну, не самовольно, и не прямо на месте, кроме как если бы он достоверно и недвусмысленно напал или высказал прямую угрозу, но обязать через суд принести такую виру, чтобы пошёл по миру — запросто».
«Возможно, просто недооценил, ты для него пацан и пацан, пусть и дворянин. Сомневаюсь, что он с залитых глаз смог распознать, что ты глава рода и барон».
«Как раз именно молодые дворяне самые задиристые. Но — да, ты прав, скорее всего».
Тем временем купчина махнул сразу полстакана водки, ржаной, судя по запаху, и продолжил расспросы:
— А на кого учиш…тесь?
— Бродильные производства и виноделие. Инженер-технолог пищевой промышленности, будущий.
— Иди ты! Это и такому в академиях учат⁈ Как самогонку по науке гнать⁈ Да это каждый второй и без всякой науки умеет! Так ещё и у некоторых продукт лучше заводского получается!
Так и не представившийся торговец явно потерял львиную долю уважения к моему обучению и перешёл к хвастовству и поучениям, из которых я узнал, что он в том году на торговле зерном «с чухонцами» заработал «аж тридцать тыщ», а в этом заранее договорился «с кем надо» и рассчитывает получить ещё больше.
«Скорее, тридцать — это то, о чём он мечтает в этом году, а в том хорошо если „десятку“ поднял».
«Вполне возможно, дед. Уж очень он это „тридцать“ мечтательно произносит, прямо с придыханием».
А сам подумал, что для того Юры Рысюхина, что ехал в Могилёв поступать в академию, такие суммы вызвали бы восхищение и желание припасть к мудрости, к науке зарабатывать «такие деньжищи». И сомнений в искренности собеседника не возникло бы. Сейчас же… Мне с продажи грузовика выпивки привезли саквояж, в котором лежало втрое больше, чем вот этот вот деятель мечтает заработать за год.
«И это, кстати говоря, наглядная иллюстрация к тому, что лучше торговать не сырьём, а конечным продуктом, чтобы добавленная стоимость оставалась у себя. Как минимум — у себя в стране».
«Да уж, наглядная иллюстрация — два или три вагона зерна против грузовика с выпивкой. Причём во втором случае и выручка, и особенно прибыль намного больше».
Попытаться заткнуть собеседника можно было попытаться, причём даже тремя разными способами, но не хотелось и было лень. Конечно, если не заткнётся или перейдёт границы — придётся, или пробовать в другое купе перебраться. Но, как и предсказывал дед, махнув ещё два раза по полстакана купчина откинулся на спинку и заснул, не отреагировал даже на открытие окна для проветривания. Хорошо ещё, что окно выходит на левую, восточную сторону путей и не надо выбирать между открытым окном и закрытыми, чтобы закатное солнце не будило попутчика, шторами.
Оставшись один, достал мобилет и связался с Машей. Рекорды скорости, как я и думал, никто ставить не стал и до Борисова колонная даже не пыталась успеть добраться. Остановились на станции Крупки, на сей раз — в самом посёлке, где мои жёны заселились в «более-менее нормальную», по их словам, гостиницу. Потому что, как сказала Маша, походная романтика — это хорошо, и трёхметровая кровать в фургоне — тоже неплохо, но помыться хотя бы раз в три дня просто жизненно необходимо для любой, хоть сколько-то уважающей себя женщины. Будут ли ещё «нормальные» гостиницы впереди никто сказать не мог, потому госпожа баронесса твёрдо заявила, что лично она сегодня дальше не едет, и вторая — тоже. Надо сказать, что и офицеры мои тоже предпочитали вернуться в расположение в приличном виде, и бойцы не против были поспать на мягком, так что спорить никто и не стал. Ну, и хорошо: приведут себя в порядок, не спеша соберутся и оставшиеся сотню или около того километров проедут часа за четыре и завтра к концу дня будут дома.