«Однозначно!»

«Может, стоит пойти опять переночевать в фургоне? А то вдруг среди ночи ко мне „случайно“ вломится какая-нибудь горничная, а минут через десять после неё и жена».

«Нет, на такое точно не пойдут, перед завтрашним высоким визитом скандал устраивать ни за что не будут».

«Но дверь на всякий случай подпереть надо бы»,

«Согласен полностью!»

Утро опять началось с суеты. Государя ждали к одиннадцати часам, но полк начали строить уже в восемь утра. Я в начале решил, что это очередная репетиция, но — нет, всех выстроили и сказали ждать. Серьёзно⁈ Стоять три часа на солнцепёке просто чтобы вот⁈ Просто увёл своих с плаца, на недовольство местного строевика и попытку приказать вернуться на место спросил:

— Простите, а с какого момента МОЯ дружина стала частью ВАШЕГО полка⁈ Можно какой-то документ об этом увидеть, чисто посмеяться?

— Вы, как приданное подразделение…

— Стоп! С какого это перепугу мы ВДРУГ, с внезапностью хорошего поноса, стали приданным подразделением⁈ Нас просто разместили на вашей территории для встречи с Его Величеством. Мы, если угодно, арендаторы кусочка плаца.

— Иван Антонович, вернём личный состав на плац в половине одиннадцатого. И, я думаю, не просто так нас просили привезти всю технику, почти наверняка потребуется демонстрация. Делать это в «парадке» будет как минимум неудобно. Потому давайте как минимум расчёт миномёта, а лучше ещё расчёт картечницы и стрелка из крепостного ружья переоденем в полевую форму. Заодно и её продемонстрируем.

— На торжественное построение в полевой форме⁈

— Как часть демонстрации боевой техники.

— Мне нужно подумать.

Под гневное пыхтение заместителя командира полка и завистливые взгляды всех остальных мои дружинники с облегчением ушли «в расположение» — точнее, туда, где стояла наша техника. Лезть в казарму в отсутствие хозяев я не хотел, проводить какие-либо работы в парадной форме — нарываться на проблемы, кто-то обязательно что-то порвёт или испачкает. Так что все, сняв с разрешения командиров кители, а у нас в дружине парадная форма нижних чинов тоже предусматривала этот элемент одежды, бойцы разместились в кабинах с кондиционированным воздухом, где унтеры, чтобы не терять времени зря и не давать бойцам лишнего свободного времени, затеяли по распоряжению Ивана Антоновича теоретические занятия по углублённому изучению матчасти.

Но уже в четверть одиннадцатого все начали заметно нервничать, так что я плюнул мысленно и приказал строить всех на плацу. Кстати, идею переодеть половину бойцов в полевую, она же — боевая, форму «военный совет» после долгих дебатов одобрил. Всё же мы везли сюда бойцов почти исключительно для показа техники, значит, и одеть из нужно соответственно. Так или иначе, но в десять тридцать дружина стояла на плацу, ко всеобщему облегчению. А без четверти одиннадцать приехали офицеры свиты Императора — проверять готовность части к его приёму.

Напряжение выросло ещё больше и это едва не привело к фальстарту: когда на трибуну вышел, как мне потом сказали, командующий войсками гарнизона, его чуть было не титуловали «Ваше Императорское Величество», но — пронесло. Обошлось странным «Ваше Иии-превосходительство!»

По шапке могло прилететь всем, и больно, но — обошлось. Генерал толкнул речь минут на десять, где ещё раза три напомнил, какая честь всем собравшимся здесь выпала, и раз пять призвал «не посрамить». В общем, Пётр Алексеевич поднялся на трибуну почти незаметно, но встречали его с таким искренним воодушевлением, которое никак не подделать.

«Ещё бы — бойцы увидели близкий конец многочасового стояния на плацу. Не исключено, что их для того столько времени и держали здесь, на солнцепёке».

«Дед, твой цинизм он порой зашкаливает просто. Да они внукам рассказывать будут, как ЛИЧНО видели и слушали самого Государя Императора. А те будут слушать и искренне завидовать!»

Дед вздохнул, но промолчал.

Император поздоровался с собравшимися и, переждав троекратное «Ура!» начал своё выступление. Что характерно, про то, что он тут с инспекцией, а уж тем более — о её результатах, вопреки уверенности деда, при нижних чинах ничего говорить не стал. Это будет доведено позже, в кругу тех, кого касается и кому положено знать, и никак иначе, чтобы не нарушать субординацию. Зато он благодарил за службу, за старательность и рвение в изучении военного дела и освоение вверенного Империей оружия. И выражал уверенность в том, что солдаты, офицеры и унтер-офицеры на предстоящих летних учениях покажут на практике, как они усвоили учебные материалы. Прошёлся по необходимости внимательно изучать новейший опыт и последние достижения военной науки. А потом очень плавно перешёл на нас, причём сделал это таким финтом, что я, думаю, даже покраснел. Ну, а как ещё, скажите, относиться к эдаким вот эпитетам:

— Тем более, что новый опыт, новые, небывалые раньше, достижения зачастую гораздо ближе, чем может показаться. Прямо здесь, на этом плацу, стоят те, чьи действия неизбежно войдут в новейшие учебники. Люди, совершившие такое, что я трижды перепроверял полученные донесения, получив полное подтверждение. Потому как не бывало раньше в мире такого, чтобы полусотня бойцов остановила, сдержала и в прямом трёхчасовом бою рассеяла Волну, уничтожив не менее ста двадцати тысяч тварей и потеряв одного бойца погибшим и шестерых — ранеными, причём в большинстве своём — легко.

И, переждав удивлённый гул, который даже не пытались пресечь своим коронным «Разговорчики!» не менее удивлённые офицеры, Пётр Алексеевич продолжил:

— Раньше — не бывало, а теперь — было! Дружина владетельного барона Рысюхина, Юрия Викентьевича сделала это. Дружина, представители которой сейчас, как я вижу, стоят здесь.

И рукой повёл. И все повернулись к нам.

Страшно-то как…

И что мне — раскланиваться, как артисту на сцене⁈ И, главное, мои все сзади, Старокомельский — справа, Маша с Ульяной — слева, подсмотреть не у кого! За отсутствием других решений — просто замер по стойке «смирно». Тут прорезался дед:

«Надеюсь, ты „звёздочку“ не поймал?»

«Кого⁈»

«Звёздную болезнь. Это когда решаешь, что круче и выше тебя только звёзды, да и то — не все».

«Скажешь тоже! Сам же знаешь, как мне сейчас страшно и как я не люблю такое внимание!»

«Спокойно! Государь Император изволит играть с метафорами и гиперболами. Уверен, в его речи столько смысловых слоёв, что мы и за полдня половины не разгадаем. Но говорит он это всё в первую очередь не тебе, и даже не про тебя».

«Вполне возможно. Тем более, что не упоминает почему-то вторую полусотню, из гарнизона Червеня».

«Вот, радует, что хоть ты про них не забываешь».

Тем временем Государь Император уверил, что это событие, непременно, войдёт в учебники (ой, мамочки!) и не только, после чего опять вернулся к руководству полка, выразив им Высочайшее удовлетворение результатами инспекции. Всего лишь, не больше! Но при этом командир полка выглядел таким довольным, словно орден получил и ещё что-то сверху. И вряд ли это только от радости стоять на одной трибуне с Императором, хотя фотографию этого момента обязательно повесит у себя в кабинете на видном месте.

«Знаешь, внучок, иногда отсутствие наказания уже выглядит наградой. Как в том анекдоте[1]. Возможно, на фоне остальных всего лишь удовлетворительно смотрится большим успехом».

Как я позже узнал — дед был прав. Удовлетворения удостоились только три полка, благодарности, без благоволения — два, артиллерийский и гусарский. Остальные получили разного объёма скипидарные клизмы, в том числе и с понижением в чине, а нескольких и вовсе отправили в отставку, причём кое-кого «без мундира», благо хоть с орденами. Ну, и посадили кое-кого в тыловых службах, это уж, как водится. Однако вернёмся к нашему построению.

Выслушав в ответ на своё удовлетворение «Рады стараться, Ваше Императорское Величество» от выстроенного полка, и пожелав стараться лучше, беря пример с тех, кто этого достоин, Пётр Алексеевич спустился с трибуны и прошёл вдоль строя, вызывая крики «Ура» от каждой «коробки», а в конце прохождения вновь переключил внимание на нас. Галантно предложив Маше присесть обратно на складное кресло, если её трудно стоять и получив в ответ уверение, что она себя Воздухом поддерживает и ей не трудно, обратился к строю дружины.