— Ну, да — дуэль с беременной, по поводу домогательства к ней уничтожит репутацию независимо от исхода, полностью и бесповоротно.

— Он мог бы выбрать «по морде».

— Видимо, боялся получить сапогом.

— А чем же ещё?

Дальше было не до смеха. Пока ехали до имения, думал о неприятном — как сообщить о потерях. Пусть и один погибший, но для кого-то это размер трагедии ничуть не уменьшит, как бы не наоборот, мол, почему только и именно он? Так толком ничего и не придумал, даже с помощью деда — всё казалось каким-то или казённым, или натужным. Выручил меня Старокомельский. Открыв дверь кабины, он обратился к нервничающим в ожидании и уже начинающим подвывать жителям и жительницам Рысюхино:

— Так, бабоньки, заканчивай вытьё с нытьём! Живы ваши, все живы, в больнице, в Рудне лечатся. Обещают помощь целителя, так что возвращаться начнут уже дня через два. Сидорчук через две недели вернётся, он самый тяжёлый. Не выть, я сказал! Выживет он, и остальные тоже! А вот Кузьма Лапин — погиб. Не повезло парню…

Я испытал какую-то постыдную радость, когда узнал, что у погибшего здесь нет ни родных, ни близких. Была старшая сестра, лет на десять старше него, вдова с двумя детьми. Нужно будет отписать ей, а лучше — послать кого-то. Деньгами потерю не закроешь, но смягчить последствия можно. И взять на себя устройство судьбы племянников погибшего. Но и вот так просто разойтись, как будто ничего не случилось, а в кузове не лежит покойник тоже показалось неправильным. Выход подсказал дед.

— Так, прошу внимания!

Все обернулись ко мне, хоть некоторые и удивились тому, откуда я взялся.

— Кузьма Лапин — первый дружинник, погибший на службе. Погибший не просто так, а в бою, защищая всех нас, а заодно и вас тоже. И будет не правильным просто вычеркнуть его из списков и забыть, отослав родным тело и пособие. Я принял решение увековечить память о нём, а именно — назвать в его честь улицу, которая ведёт от форта вглубь деревни. До конца недели прошу, раз уж нет старосты, командиров дружины и каштеляна проработать вариант названия. Неважно, будет улица Кузьминской, или Лапинской, или «Улица Лапина», или ещё как — главное, что память о бойце останется.

А вот прониклись, даже немного ошалели, если прямо говорить. И разошлись задумчивые. Улица, кстати, стала Лапинской.

До меня же неожиданно дошло, что лектор отпустил меня со своего занятия, а не из академии вообще! Тогда, из страха за Машу и вообще из-за ситуации, я вообще об этом не думал! А сейчас вдруг осознал — у меня же, получается, прогул, точнее, не менее двух: завтра я на занятия никак не попаду. Контактов декана у меня не имелось, Кайрину звонить не хотел. Пришлось связываться с Надеждой Петровной, чтобы спросить у неё телефон декана. К моему изумлению оказалось, что все уже в курсе событий: лектор в преподавательской поделился с коллегами новостью, декан, до которого слух дошёл тоже быстро, связался с властями Минской губернии и те, помявшись, подтвердили факт Волны, а ещё немного потянув волынку — и координаты прорыва. Так что мне выписали отпуск «по обстоятельствам неодолимой силы» до конца недели. И даже без отработок — но без поблажек на зачётах и экзаменах по пропущенным темам. Иногда и от слухов польза бывает, оказывается.

По итогам первого (и, надеюсь, надолго единственного) большого боя мы с Иваном Антоновичем пришли к ряду выводов о необходимых изменениях в дружине.

Во-первых, стало очевидно, что дружину нужно увеличивать. Если хотим использовать нашу миномётную батарею — или, если угодно, полубатарею — в нормальном режиме, то нам категорически не хватает людей в штатное боевое охранение её позиций. Очевидное же дело, правда? Вон, и дед себя материт всячески. А всё просто: в штатных расписаниях, что дед помнил — о пехотном прикрытии не говорилось, поскольку оно возлагалось именно что на пехоту. У Старокомельского никогда артиллерии в поддержке не было, опыт взаимодействия отсутствовал. Даже наш единственный настоящий артиллерийский офицер никогда этим вопросом не интересовался, не его зона ответственности. Вот и получилось, что все понимают, но никто не подумал.

Далее, нужно расширять автопарк. Благо, этот бой был на расстоянии прямой видимости от складов, в буквальном смысле, с крыши имения в хороший бинокль можно было бы рассмотреть весь левый фланг и большую часть дальней опушки, и нашлись дополнительные «колёса», которые можно привлечь. В противном случае было бы вообще грустно с подвозом боеприпасов. Необходимо штатно иметь как минимум два нормальных грузовика, лучше всего трёхосных, причём не сменных грузовых модулей, как сейчас, а в комплекте с платформами, так сказать. Ещё к ним нужна водовозка, пусть в виде прицепа, или на базе пикапа. Вода во флягах заканчивалась быстрее, чем патроны, отправлять гонцов к единственному колодцу было не всегда возможно. И это ещё был этот самый колодец, да и на улице весна, а случись бой летом, в нагретых солнцем броневиках вода уходила бы ещё быстрее. Только вот солнечных ударов среди бойцов во время боя не хватает, для полного счастья.

Ещё нужна, как дед называет, командно-штабная машина. Если миномётчик ещё может в подходящую погоду взгромоздиться на крышу кабины, то Ивану Антоновичу устроиться в бою так, чтобы и за обстановкой следить, и командовать боем попросту негде. И служебные мобилеты как более компактная, удобная, а если немного подумать — то и дешёвая замена вестовым. Надо закупить как минимум командиру батареи, командирам расчётов, разведчикам-наблюдателям. Штук пять-шесть приобрести просто необходимо, а лучше десяток, с учётом необходимости замены при поломках или повреждениях, что в бою исключать ну никак нельзя.

А ещё придётся менять тару для хранения и переноски мин, ящик на четыре штуки оказался слишком тяжёлым и громоздким. Шутка ли — пятьдесят шесть кило брутто! Это и так было понятно, но в бою стало совсем очевидно, но замена тары — самая простая из задач. Тем более, что старых ящиков не осталось — их, за ненадобностью, просто бросили на позициях, в доход крестьянам, как компенсация за порушенные заборы и частично разобранную кровлю. А чертежи новых я уже нарисовал, ещё и сэкономил на массе, заменив на внутренних перегородках доски на фанеру и стружки. Ящик с минами, двумя взрывателями и двумя метательными зарядами должен весить меньше двадцати восьми килограммов, тоже не пушинка, но, тем не менее…

А вот как подумаю о расходах на восстановление боекомплекта, да ещё и быстрое — жуть берёт. Я тут посчитал на досуге, если считать мою работу бесплатной, а других участников производства — в пределах пропорциональной части жалования, то себестоимость каждой мины получается примерно тридцать семь рублей за штуку. Умножьте на потраченные две тысячи сто восемьдесят (без трёх) мин, а потом ещё на три тысячи шестьсот нужных, и прослезитесь. Сегодня мои миномётчики потратили, считая цену ящиков — восемьдесят одну тысячу сто рублей, круглым счётом. Внушает, да, до икоты? Ладно, не всё так страшно: послезавтра отправим пикап с акавитой в Швецию, тамошние алкаши мне возместят почти две трети расходов, считая с налогами и патронами. И осенью они ещё добавят. Ну, и на складах ещё примерно двенадцать тонн аммонала — этого хватит на тысячу шестьсот мин, есть с чем начинать работать.

Значит, будем работать.

Полученный отпуск я использовал полностью, в Могилёв мы с женой уехали только в воскресенье, семнадцатого числа. За четыре дня успел сделать очень много, если бы не Маша, которая взяла на себя львиную долю работы с соседями, приезжавшими выразить почтение либо ещё что-то аналогичное. Правда, барона Шипунова, который приехал явно ещё и для того, чтобы по выражению деда «снять стресс», пришлось брать на себя. Точнее, на двоих, поскольку заявился он со всем семейством. И если детвора убежала «кормить пушистика», то взрослые понимали, по какому тонкому льду прошли. И прошли даже не благодаря моей дружине, а исключительно в силу пьяной удали двух кумовьёв-кожевников, историю которых я и узнал в тот день от гостя. Потому что на трезвую голову они вряд ли бы решились так вот сразу взять и подпалить мост, а на то, чтобы посоветоваться хотя бы со старостой времени не было. Иначе Волна бы вышла на северный берег, сожрала Шубники, Верхнее, Алёшкино… А дальше с намного большей вероятностью повернула направо, на Шипуново, чем пошла прямо на Плису или налево, на Смолевичи. Просто потому, что Шипуново в разы ближе. И как бы он отбивался со своими тремя гвардейцами во дворце, только стилизованном под замок — даже боги вряд ли скажут.