Поскольку мы заехали не с той стороны, к складам с обмундированием и шанцевым инструментам, как сказали местные солдаты, ящики с патронами пришлось носить по кладке через пути, получилось что-то похожее на дорожку муравьёв, только муравьи были двух видов. Мои дружинники в серо-зелёной форме с наколенниками, налокотниками, в высоких ботинках, с ремнями для подгонки, внешне очень сильно отличались от рядовых, которым для хозяйственных работ выдавалась полевая форма второго, а то и третьего срока службы. Надо сказать, что мои, поросята эдакие, ещё и специально форсили перед такими же, как они недавно, военнослужащими. Пока бойцы таскали ящики, я отправился подписывать документы у местного начальства.

Двести сорок ящиков перенесли и уложили довольно быстро. Могло быть этих самых ящиков и больше, до четырёхсот, но нечего теперь сожалеть о том, от чего сам отказался. Да, полковник предлагал сто пятьдесят или двести тысяч патронов, и соблазн был велик, но я уже не первый раз вспоминаю поговорку «жадность рождает бедность». Тога я при помощи простейших расчётов, даже карандаш с бумагой не понадобились, показал, что полсотни стрелков с одной картечницей, с учётом скорострельности оружия, физически не смогут за три часа сжечь ни двести, ни даже сто пятьдесят тысяч патронов. При чём это настолько очевидная приписка, что просто бросится в глаза любому проверяющему. Сошлись на ста двадцати, которые уже выглядели более-менее пристойно, если не знать, что почти половина дружины была занята с тяжёлым оружием. На самом деле мы потратили чуть больше семидесяти тысяч, но запрос составили на сто, поскольку и дед, и оба офицера на три голоса хором уверяли, что заявки всегда «режут». Мол, попросим сто, предложат пятьдесят и где-то на семидесяти сойдёмся. И никто не думал, что у тыловиков будут какие-то резоны для того, чтобы заявку увеличить.

Тем временем перешли к погрузке металла. Свинец особых сюрпризов не принёс, кроме того, что весил неподъёмно. Это был лист, скрученный, как ковёр. Но на него, похоже, что-то уронили тяжёлое, и сам рулон тоже выронили с высоты торцом вниз, заклепав слои. В общем, развернуть этот рулон не представлялось возможным, от него отрезали куски разной формы, кто как мог, но слоёв там много. Чтобы загрузить сей «коврик» пришлось снимать крышу с грузового модуля и сооружать целую конструкцию из опорных балок и блоков, чтобы завести трос от лебёдки на носу грузовика. И, надо сказать, больше в этот автомобиль ничего загружать не будем, и так грузоподъёмность на пределе. Так что хорошо, что взяли четыре единицы, лишним не будет.

Пока грузовик путешествовал с сопровождающим его местным унтером по дорогам, ведущим к нужному складу, мы пошли смотреть лом меди. И я понял, что медь я здесь заберу, но использовать её не буду. Потому что мне была предложена невесть какими ветрами занесённая сюда китайская медная мортирка, стилизованная под жабу и сделанная в расчёте на чёрный порох. Да, её сильно потрепала и помяла жизнь, в том числе и в буквальном смысле — помяла. Но я её восстановлю, обязательно, и поставлю как украшение перед входом в дом.

«На крышу форта поставь. И бабахай каждый полдень».

«Нет, дед, это перебор. Опять же — с порохом что-то выдумывать нужно».

«Тогда нужна вторая такая же, для симметрии».

«Подумаю».

А вот с макрами пока меня не порадовали ничем — здесь их просто не было, даже необработанные нужно было получать через Минск по тем документам, что буду подписывать во вторник.

Ну, и напоследок ещё одна хорошая новость, связанная со взрывчаткой. У меня было предписание на получение одного вагона — один вагон мне и выкатили. Правда, это оказался вагон нового типа — при том же расстоянии между осями нагрузочная способность была увеличена, и он мог нести груз до двадцати тонн. И я уже, как говорит дед, «раскатал губу», что там будет двадцать тонн аммонала, но — нет. Стандартная загрузка, триста двадцать мешков по пятьдесят кило в каждом.

До станции ехали, с учётом блуждания по посёлку, два с половиной часа, примерно час провели там и ещё два ушло на обратную дорогу. Так что вернулись в расположение бойцы уже после обеда, голодные и уставшие, но сегодня у них особый график, и еда для них оставлена. И для меня — тоже, кухарка попросила десять минут на то, чтобы подать обед.

— Да хоть пятнадцать! Мне переодеться надо, умыться, кое-что записать на свежую голову.

А ещё позвонить моим жёнам — где они там путешествуют, как вообще у них дела. Маша на мой вызов не ответила, Ульяна мобилет взяла сразу, сообщив, что они в Заславле, всё у них хорошо, а Маша, видите ли, занята. Ну и ладно — главное, обе живы и здоровы.

Обед ожидаемо начался с закуски из щучьей икры, ну, а как же, если у нас тут её источник? Я и дружинникам распорядился выделить бочку, раз уж они занимаются охраной добытчиков, то и долю с добычи иметь должны. Кое-кто, не будем тыкать пальцем, пытался ворчать, мол, слыханное ли дело — икра, да ещё и с изнанки, на солдатском столе, слыханное ли дело?

— И что? Мы её покупаем, что ли? Или её у нас мало? Эта икра в сезон — в буквальном смысле слова подножный корм, бери ведро и черпай! Мы, когда икру в солдатский рацион вводим, считай, экономим на закупках белковых добавок, да хоть бы и того же шпика.

В общем, не принял я возражений, тем более, что кроме «так не принято» ничего толком и не было, а не этот аргумент возражение было предельно простое, но при этом не парируемое:

— Где именно не принято? В нашей дружине или в какой-то другой армии? Наша дружина — наши традиции!

Тем более, что та же изнаночная рыба в рационе дружинников давно никого не удивляет, и та, что им выдают в котловом довольствии, и та, что сами ловят. Кенгуранчики, опять же, и в котёл идут, и на посиделках в свободное время — с прошедшей через меня от деда в массы идеей жарить мясо над углями. Так что и к прочим дарам изнаночной природы привыкнут, перестав считать «барством». Подождите, ещё Оксана Силантьева изнаночную зелень выращивать начнёт, и она тоже на столах у дружинников окажется. У меня, кстати, есть мысль, появилась после пробы ягод, выросших под куполом. Думаю, если зелень эту самую собрать вне защиты — может, там и горечи этой не будет?

После позднего обеда попросил приготовить к ужину холодные закуски, после чего разрешил кухарке быть свободной. А сам отправился в гараж, где успел сделать как бы не четыре пятых работ по переделке самоходного миномёта. Осталось придумать, как закрепить мины в стеллаже, чтобы они не ёрзали туда-сюда при резких манёврах, особенно при разгоне и торможении. И чтобы эти стопора легко можно было как снять при необходимости, так и включить обратно. Ну, и с размещением сидений для расчёта — так, чтобы они и огневой работе не мешали, и доступ к стеллажу не перекрывали — были вопросы. Придумал три варианта, но в каждом мне что-то, да не нравилось. Озадачу нашего Нюськина, пусть тоже голову поломает. Нюськин — это фамилия Леопольда Гавриловича, нашего главного артиллериста-миномётчика. Неудачная шутка над фамилией со стороны командира батареи и послужила началом их конфликта, как и резкий ответ на неё.

Приехавшие вечером жёны вытащили меня из мастерской, отругали за выбор ужина, после чего Ульяна собралась было идти готовить, но её отговорили. Потом, после моего рассказа о поездке пожелали посмотреть на китайскую пушку, а после осмотра и объяснения, какой она должна быть — идею отреставрировать и использовать в качестве украшения одобрили. На завтра у меня были обширные планы по работе в мастерской, но решил уточнить это момент у своих жён — может, они что-то придумали, в том числе и в расчёте на меня?

— Слушайте, а вы как тут, вообще, не скучаете?

— Что⁈

— Ты издеваешься⁈

Возмущённый вопль был хоровым, громким и очень искренним.

— Когда нам скучать⁈ За какую-то неделю подготовиться к визиту к самому Государю Императору! Да люди за полгода готовиться начинают!

— Ну, про полгода — это ты, родная, загнула. Если такие озабоченные и есть, то их уравновешивают люди, которые бывают при дворе еженедельно.