Пришлось просить приглашённого к столу Ивана Антоновича выделить пару толковых дружинников, одного на роль шофёра, второго — охранником. Да, моя Маша сама по себе боевая, а по огневой мощи (пусть она у неё и воздушная) в зависимости от условий может сравниться с половиной дружины, но… Тут дело даже не только в состоянии здоровья моей радости, а в том, что вооружённый охранник в форме одним своим наличием предотвращает возможность появления целой массы нежелательных мыслей в чужих головах, а вследствие этого — порождённых ими проблем и соблазнов.

Фотограф — творческая, блин, натура — добрался до имения только после полудня, хоть договаривались на десять и специально за ним отправили один из пикапов. Потом три часа мурыжил выделенных ему бойцов — то строил целые холмы из снарядных ящиков, то, наоборот, чуть ли не яму копать хотел, выискивая «выразительный ракурс». При том, что ему было дано чёткое задание, что именно и с какого ракурса снять. А когда напомнил — он ещё спорить начал, мол, я не понимаю в фотоискусстве, и то, что я хочу будет «примитивным» и «не отражающим дух места». Пришлось ещё раз, подробно, чуть не по слогам, объяснять, что мне НЕ нужны художественные снимки, но необходимы технические фото для технического же отчёта. Полчаса ругани понадобилось, чтобы прийти к компромиссу: он делает те шесть снимков, которые нужны мне — с указанных ракурсов и с контрастным освещением, а на оставшихся пластинках пусть делает, что хочет, и творчески выражается в своё удовольствие, но гарантировать приобретение этих снимков я не могу. С учётом того, что четыре пластины из дюжины этот «худоёжник» уже потратил — вовремя я его творческие порывы укротил.

Короче говоря, до самоходного миномёта в тот день дело так и не дошло, зато обсудил с бойцами замечания и пожелания по улучшению броневиков. Правда, эти пожелания были подчас взаимоисключающими: одни просят увеличить амбразуры, другие — уменьшить, третьи — сделать вообще что-то вроде шаровой опоры и отдельный, закрытый бронестеклом, «глазок» для прицеливания. Пришлось этот проект отложить, поручив унтерам собрать и систематизировать пожелания, потом разберёмся. И, разумеется, в вопросах, например, размеров погона турели мнение первых номеров тяжёлого оружия будет важнее, чем мнение рядового стрелка. Единственное, что сделал из улучшений — заменил ручку для ручного вращения блока стволов картечницы на магический двигатель, от той самой мешалки, а блок управления от него вывел на кнопку спуска, что разместилась на задней стенке корпуса оружия, между рукоятками. В качестве источника питания поставил не растительный макр, а выкупленную у бойцов крысиную «нулёвку». Стоит пару рублей, а преимущества, по сравнению с растительным, даёт заметные. Самое главное, что его можно подзаряжать, а пока на изнанке — заряжается сам. Если же зарядки не будет вообще — его хватит почти на сутки непрерывного вращения механизма, раньше стволы расплавятся, чем «крутилка» остановится. На самый крайний случай — рукоятку я не выбрасывал, только переложил в ЗИП[1], снять магический привод и поставить ручной — дело трёх минут максимум.

Девчата вернулись из Минска в восьмом часу вечера, о чём я узнал от пригнавших по привычке мой фургон в общий гараж бойцов, а уже в девять пришли «выковыривать» меня из «моей железной раковины» для ужина, душа и семейного отдыха. Можно и отдохнуть, поработал я неплохо — полностью отработал броневик с картечницей, которая после доработки стала, по словам деда, «уже почти пулемётом» и восстановил защиту повреждённого модуля. Надо будет ещё провести профилактику шасси и продумать системы подачи патронов из модуля стрелку из крепостного ружья. При том, что те патроны по размеру скорее похожи на снаряды, а складировать их на крыше и глупо, и негде.

В пятницу я решил съездить в Минск, поприсутствовать на награждении своих офицеров, раз уж вручение медалей дружинникам пропустил. Жёны загорелись идеей тоже посмотреть, так что ехали все вместе на фургоне. Более того — меня выгнали из-за руля, ибо невместно! Вот уж не думал уже, что это кто-то когда-то вспомнит, а смотри ты! Но — да, официальная поездка, причём не моя, и в таком случае я получился бы шофёром у собственных подчинённых, что идёт вразрез с армейской субординацией. Так что пришлось опять пускать за свой руль дружинника. И, чтобы не дёргаться от того, что он «неправильно» рулит моей «кисонькой», я перешёл в салон, благо, впятером там вполне комфортно, даже чаю или кофе попить можно. Унюхав запах кофе, шофёр, явно расслабившийся на почти гражданской службе, внезапно спросил:

— А можно нам в модули такую же кухоньку поставить?

— Гончарик!!! — Старокомельский аж покраснел от гнева и даже чуть-чуть растерялся, так что не нашёл других слов.

— Всё, понял, молчу…

— Ну ты, Гончарик…

— В принципе — можно, но только в кабине. В модуле это совершенно лишний источник опасности.

— Спасибо, ваша милость!

— Не за что пока. И только с разрешения командира. А уж как вы его уговаривать будете…

— Уговорим, ваша милость!

— Отработаете! — Пришёл в себя Иван Антонович, причём от тона, которым он произнёс это слово, шофёр аж голову в плечи втянул и замолчал уже до самого Минска, на въезде в который спросил, куда рулить.

Зарулили мы для начала к штабу, благо, до начала награждения было ещё чуть меньше часа, хватало времени и на вопросы, и на то, чтобы доехать до места. Для получения ответов пришлось нам всем представиться и при этом неожиданно остановился один из спешивших куда-то офицеров.

— Господин Рысюхин⁈

— Да, а в чём дело?

— Ну, наконец-то! Вы привезли сводку по компенсациям?

— По каким компенсациям⁈

— Ну, как же! Компенсация за потраченные при отражении волны боеприпасы и снаряжение. Вы же за этим приехали?

— Новость приятная, но сказал бы мне кто раньше об этой возможности! О компенсации я сейчас от вас впервые слышу, а приехал я на награждение моих командиров дружины.

— Но как же! Это же общеизвестно…

«Как же бесят такие вот кадры, которые считают, что если что-то известно им и троим сослуживцам — то это „общеизвестно“, оказывается!»

«И не говори, дед».

— Уверяю вас, если мы выйдем сейчас на улицу и спросим тридцать человек про то, как компенсируются потраченные боеприпасы — минимум двадцать девять из них вообще ничего не будут знать и от силы один скажет, что «что-то такое слышал».

— Но, позвольте! При чём тут люди с улицы⁈

— При том, что я в части армейской бухгалтерии — точно такой же «человек с улицы». По окончании академии, через год с лишком, буду, если повезёт, прапорщиком запаса и не более того.

— Значит, номенклатурного перечня у вас с собой нет, и мы сегодня ничего не успеем сделать…

— Я могу дать реквизиты своего банковского счёта.

— Зачем он мне⁈

— Для зачисления компенсации. И стоимость потраченных боеприпасов, снаряжение мы не теряли.

— Нет-нет, что вы, никаких денежных начислений! Все компенсации только в натуральной форме!

— Это даже лучше, я могу зайти к вам после награждения?

— Да, разумеется, вот моя визитная карточка. Дежурный по штабу выделит сопровождающего до моего кабинета.

Тем временем мои выяснили, что награждение состоится в резиденции Великого князя, но личный транспорт туда не пускают.

«Ага, резиденция у вас там, где в моём мире Оперный театр. Это или вверх по течению до поворота реки и оттуда по диагонали налево, или сразу налево по Захарьевской через мост, потом по Полицмейстерской до ещё одного моста и от него вперёд-направо. Первый маршрут короче, на втором можно немного подъехать на конке. В любом случае — минут пятнадцать хода, с Машей — двадцать. Осталось сорок, успеваем».

Примерно это и озвучил, без упоминания иных миров и Оперного театра. Идти решили коротким маршрутом, благо, ветер был восточный, от нас к речке, потому запах от воды нас не доставал. Шли мы больше двадцати минут, но за четверть часа до назначенного времени, а это, как я уже понимал, ещё далеко не время начала награждения, были на месте. Там награждаемых ловко отделили от «сопровождающих лиц» и направили разными маршрутами. Оказывается, каждый из удостоенных награды мог привести с собой двоих или троих гостей, так что мы вписывались в лимит с запасом.