— Господин консул? Доброго вечера!

— Добрый вечер, ярл. Вы, наверное, получили уже конверт от Канцелярии Его Величества?

— Да, и немало этим удивлён, если честно, поскольку в этом году ничего не посылал, чтобы не показаться навязчивым.

— О, да, мне стоило вас предупредить, но сам узнал детали буквально только что. Дело в том, что мой родственник решил послать в подарок половину дюжины бутылок настойки на изнаночных ягодах, от своего имени.

— С учётом цены, которую он заплатил моему представителю — хороший подарок.

«Ага, перекрыл средний норматив для титулованных норвежцев. Но всё равно — жлобство скандинавское в нём осталось».

«Да уж, наш купчина ни за что бы себе не позволил отправить царю в подарок — половину ящика. Почему тогда не полбутылки?»

Сарказм в мой голос не прорвался, либо консул его не услышал, а потому продолжил с полной серьёзностью:

— О, да, Рулле умеет шикануть. Так вот, придворные увидели на этикетке знакомый герб, поняли, что сам торговец вряд ли бы поехал искать что-то новое у вас, и решили, что подарок совместный.

— Но это же не так!

— Уже так, признано официально.

— Тогда я должен вернуть вашему родственнику половину цены подарка.

— О, это делает вам честь, но, право — не стоит его баловать, он и так остался в выгоде, поверьте мне. С таким же письмом он этот, без того уникальный, товар продаст с такой выгодой, о которой мы с вами постеснялись бы даже думать.

Честно признаться, я и той наценки, что получается при оптовой продаже стесняюсь. Но не лезть же со своим пониманием финансовой политики государства к чужому монарху? И к своему-то не стоит, а тут подавно.

— Но это, на самом деле, далеко не главное. Его Величество узнал о том, что его день рождения отмечается в Империи, а именно — в Могилёве, в вашей академии. Причём по вашей инициативе и за ваш же счёт.

«Ё-мана, манамана!»

«Я бы даже сказал…» — и тут дед выдал такую заковыристую матерную конструкцию, что я аж отвлёкся от разговора.

— Его Величество был растроган этим, и выслал официальную благодарность за оказанное уважение на адрес вашего учебного заведения.

«Как ты там, дед, выражался? Ждём звиздюлей ещё и от ректора».

«Может, и наоборот — международную известность ВУЗу обеспечили».

«Ага, пьянкой в общаге».

— Кроме того, мы, учитывая интерес молодёжи Великого княжества к истории и культуре Скандинавии, подали прошение в канцелярию Великого князя на строительство в Могилёве Скандинавского культурного центра.

«Вот же скотина! Прямо как в сказке — чем дальше, тем страшнее!»

«И что страшного в музее⁈»

«Я тебе потом подробно расскажу. Коротко — легальное шпионское гнездо».

«Мляа…»

«Она самая. Одно утешает: подать прошение, получить разрешение и на самом деле построить — это три очень разные вещи».

— Мы очень ценим ваш вклад в сближение двух культур и народов нашего Союза и Империи, а потому обязательно отразим вашу роль в учредительных документах.

— Не надо!

— Простите, что именно?

— Отражать мою роль — не надо. Во-первых, я человек скромный, во-вторых, мне такое не по чину. Которого вовсе нет. Да и возраст тоже не солидный. Уверен, найдётся много желающих, с чинами и регалиями, кто захочет встать у истоков, так сказать. И от кого при этом будет несравнимо больше практической пользы.

— Ваша скромность делает вам честь. Хм, да… Да и ваши слова не лишены резона. Мы подумаем.

«Подумают они! Лучше бы вместо всего этого лицензию на торговлю дали. Лет на пять хотя бы. Жлобьё».

«Дед, какую „лицензию“⁈ Тут смотри, как бы путёвку не выписали, лет на пять — на южный берег Белого моря, как ты сам выражаешься!»

«Если из списков „инициативной группы“ по открытию центра удастся себя убрать — то остальное не так и страшно, максимум отругают и комнату в общаге заберут».

Распрощавшись с консулом — надо всё же как-то выучить его имя и фамилию, хоть они и карательные для языка, любой логопед прослезится от умиления, увидев такое упражнение — коротко пересказал жёнам суть разговора. За обсуждением возможных последствий даже аппетит не то, что совсем пропал, но вкуса того, что ем, почти не чувствовал. А ведь Ульяна старалась. Она за эти дни успела полностью захватить под свою власть кухню вместе с кухаркой, и ей эта возня на самом деле была явно в радость. Сейчас, как проболталась Мурка, которую не допустили до процесса, поскольку у неё лапки, эти двое осваивали какой-то новый рецепт, готовили сюрприз. Вот и сейчас, заметив моё состояние, они перевели разговор на кулинарию, отвлекли от проблем. А в конце ужина и вовсе отправили в душ, и минуты через три после меня в ванную комнату проскользнула Ульяна, спинку потереть. Потёрла, да, и не только спинку. И не только она, но и я… В общем, если бы Маша не постучалась вовремя в дверь спальни, перед этим сложив вещи, подготовив мне дорожную одежду и вызвав извозчика — на поезд я мог опоздать.

Пока я одевался, Маша беззлобно ворчала:

— Ишь, распробовала! И правда — Ненасыть оказалась!

— Распробовала, да. И очень мне это всё нравится, как оказалось.

Дальше слушать не стал — нужно было бежать. В дороге беспокойство вернулось с новой силой, в голову лезли всё новые и новые варианты возможных неприятностей. Сбил эту волну дед очередной своей шуточкой:

«Что, внучек, чувствуешь себя только что просватанной невестой?»

«В каком это смысле⁈»

«Точно знаешь, что скоро отымеют, но пока не понимаешь, когда и как именно!»

И заржал, как конь артиллерийский.

«Фу на тебя, с твоими сравнениями!»

На перроне я был за десять минут до отправления поезда — вроде бы и время ещё есть, но его уже настолько мало, что это вызывает дискомфорт. Например, о том, чтобы пойти и спокойно купить себе газет и речи не идёт. Сосед по купе уже был там, и даже успел разместиться. Это оказался военный в звании майора, судя по знакам различия — от кавалерии. Увидев меня, он несколько удивился, но сдержал себя, не стал выглядывать в коридор в поисках «взрослого», чем сразу расположил к себе.

— Майор Вержбицкий, Илья Генрихович, герба «Верба», следую в Минск на совещание. Так что, с вашего позволения, столик я оккупирую, для работы с документами.

— Барон Рысюхин, Юрий Викентьевич, герба «Рысюха». Студент хозяйственной академии, третий курс. Следую по вызову начальника штаба Минского гарнизона.

После такой цели поездки майор как-то неуловимо изменился, чуть расслабился, что ли? И посмотрел на меня уже более благожелательно.

— Вам, может, тоже нужно документы подготовить?

— Нет-нет, их командир дружины привезёт, работать будем в гостинице.

— Хм, насчёт гостиницы — это мысль. Я в Минске только дважды был, оба раза проездом. Если не секрет, где разместиться думаете? Хотелось бы что-то не слишком далеко от вокзала и по более-менее умеренной цене.

— Вы же лучше меня знаете, что у владельцев гостиниц выражения «рядом с вокзалом» и «умеренная цена» в одном предложении никак не помещаются. — Майор грустно улыбнулся, молча кивнув в знак согласия. — Но я, поскольку оно время вынужден был часто ездить этим поездом, присмотрел компромиссный вариант. В самом начале Захарьевской, по правой стороне, напротив начала Подгорной улицы, примерно на полпути от вокзала до Жандармерии. Гостиница называется «Губернская», до остановки конки от неё метров пятьдесят, на конке до штаба — минут десять-пятнадцать, плюс ожидание.

— Расположение хорошее, а что по ценам?

— За место в номере с подселением с вас возьмут никак не меньше пяти рублей. Полулюкс, в котором по сути одна комната с двумя кроватями и одним столом, который рабочий и обеденный разом, стоит рублей пятнадцать, от этажа зависит. Настоящий полулюкс, из двух комнат, кабинета-гостиной и спальни, со своими душем и уборной от двадцати пяти до сорока рублей сутки, опять же — зависит от этажа и расположения. Более дорогие номера я даже не смотрел — не по чину и возрасту было.