Миссия Шабо открыла Генриху глаза на то, что Франциск, к сожалению, вряд ли когда-либо будет действовать с ним заодно и решится на разрыв отношений с Римом. Едва адмирал со свитой доехал до Дувра, как Генрих начал терзаться сомнениями относительно правильности выбранного по настоянию Анны профранцузского подхода в международных делах. В начале нового 1535 года Шапюи, к своему немалому удовольствию, стал свидетелем сцены, разыгравшейся в покоях Анны. В очередной раз отстаивая свои убеждения, она якобы накинулась на своего дядю, герцога Норфолка, с упреками, что он слишком мало делает для нее в Тайном совете. Обескураженный таким натиском, герцог, выйдя из ее покоев, тут же сбросил маску приличия и во всеуслышание назвал ее «вавилонской блудницей» (фр. grande putain)35.
Общее напряжение слегка спало, когда в конце января 1535 года к английскому двору вернулся Гонтье с ответом на предложение Генриха. Пересмотрев свой первоначальный план, Франциск заявил прямо: если Генрих предпримет решительные шаги и лишит свою старшую дочь права на престол, которое закреплено за ней в международном праве, и объявит дочь Анны своей единственной наследницей, то Елизавета в таком случае может рассчитывать на брак с третьим сыном французского короля, Карлом, герцогом Ангулемским. В качестве приданого Франциск намеревался получить крупные денежные субсидии, которые требовались ему для похода на Пьемонт и Ломбардию. Он также хотел, чтобы Генрих отказался от своих претензий на французский трон. Односторонний характер обязательств возмутил Генриха. Тщательно обдумав свое контрпредложение, он ответил, что лучший способ добиться признания законности Елизаветы и ее прав на престол – предложить папе Павлу аннулировать публичные порицания, вынесенные его предшественником,– только так можно положить конец всем сомнениям36.
После мессы в праздник Очищения Девы Марии 2 февраля Кромвель отвел Гонтье в приемный зал в покоях Анны, где посланник мог поговорить с королевой с глазу на глаз, уединившись в эркере окна. В своем донесении, адресованном Шабо, Гонтье сообщил, что она горько жаловалась на уклончивые и несвоевременные ответы Франциска, которые лишний раз наталкивали Генриха на нежелательные мысли и сеяли в нем все новые сомнения. Едва сдерживая слезы, она сказала, что Шабо должен понимать необходимость срочных мер, «чтобы она не оказалась брошена на произвол судьбы и оставлена в беде» (фр. qu’elle ne demeure assolйe et perdue). «Она уже ощущает приближение горькой участи и сейчас терпит больше страданий, чем до замужества». В ее темных горящих глазах сквозила тревога. Беспокойно оглядываясь вокруг, она предупредила его: «Я не могу поделиться с Вами всем, чем хотела бы, ибо я все время на виду и за мной неустанно следят глаза моего супруга и придворных». Сказав, что она не может ни написать ему, ни встретиться снова, ни задержаться, чтобы продолжить разговор, она тут же покинула Гонтье и присоединилась к Генриху, направлявшемуся в большой зал, где должен был начаться маскарад. Однако сама она туда не пошла, незаметно скрывшись в сумраке своей спальни. В конце письма Гонтье поделился своими соображениями: «Сир, насколько я могу судить, ей явно не по себе. По моим скромным наблюдениям, все это из-за сомнений и подозрений короля»37.
В последний раз Генрих решил прибегнуть к средствам дипломатии. В конце мая представители Англии и Франции собрались в Кале. Кромвель, который по замыслу Генриха должен был сопровождать герцога Норфолка, предчувствовал провал с самого начала и ехать отказался, сославшись на приступ лихорадки. Вместо него поехал брат Анны Джордж, для которого это была уже шестая и заключительная дипломатическая миссия во Францию, в сопровождении сэра Уильяма Фицуильяма и Эдварда Фокса. Вероятно, действуя под влиянием Кромвеля, Генрих на этот раз подготовил особенно подробные и четкие указания. Посланники должны были встретиться с Шабо в Кале, где вести большую часть переговоров было поручено герцогу Норфолку – Джорджу больше не доверяли вести дела. Было выдвинуто новое предложение, согласно которому обручение Елизаветы с герцогом Ангулемским должно было состояться, когда ей исполнится семь лет. Герцог должен был завершить свое образование в Англии. Однако в том случае, если у Генриха и Анны родится сын, Елизавету полагалось отправить учиться во Францию. Франциск отныне не был уполномочен заключать брачные или иные союзы с Карлом без согласия английской стороны. И последнее: Франциску и его сыновьям предлагалось взять на себя обязательство содействовать отмене публичных порицаний, вынесенных Климентом в отношении Генриха. Кроме того, Франциск должен был использовать все свое влияние, чтобы препятствовать в будущем созыву Вселенских соборов по инициативе папы Павла. Если же собор созывался, то время и место следовало предварительно оговаривать с Генрихом. Когда-то король Англии нуждался в содействии Вселенского собора для продвижения своих интересов, однако сейчас он не был столь уверен в его необходимости. Едва послы получили указания, как Кромвель, словно в преддверии грядущих перемен, приказал Фицуильяму шпионить за Джорджем и сообщать ему обо всем. С тех пор как его сестра стала королевой, Джордж все больше мешал Кромвелю. Он, при его непомерных амбициях, представлял для Кромвеля почти такую же угрозу, как и сама Анна38.
Джордж, у которого были основания не доверять Фицуильяму, попытался осторожно убедить его остаться в Дувре, чтобы поехать в Кале только с Норфолком и Фоксом, однако Фицуильям отказался. Во Франции Джордж несколько раз встречался с Шабо, но результата не добился. Предчувствуя опасность, 14 июня он оставил Норфолка и Фицуильяма во Франции, а сам поспешил вернуться в Лондон, якобы для получения новых указаний от Генриха. Однако вместо того, чтобы просить аудиенции у короля, он прямиком направился к Анне и провел несколько часов в ее покоях. Шапюи обратил внимание на то, что после этого она пребывала в дурном расположении духа. Тем временем Кромвель открыто унизил нового французского посла Антуана де Кастельно, племянника Габриэля де Грамона и его преемника на посту епископа Тарба. Посол надеялся вручить верительные грамоты Генриху и узнать новости из Кале, но, прождав без толку в приемной Кромвеля в его резиденции в Остин Фрайерс до 10 часов вечера, был бесцеремонно выдворен первым секретарем. Позже, когда Кастельно по распоряжению Генриха разместился во дворце Брайдуэлл, где всегда проживали его предшественники, Кромвель попросил посла освободить помещение; впрочем, через некоторое время эта просьба была отозвана39.
Между тем баланс сил начал смещаться. После двух дней ожесточенных споров в Тайном совете Кромвель счел возможным заверить Шапюи в том, что планы Анны по созданию династической англо-французской лиги приостановлены, что он постарается убедить Генриха больше никогда не отправлять Джорджа Болейна с дипломатическими миссиями во Францию и что в дальнейшем он собирается работать над восстановлением отношений с Карлом. Он добавил к этому, что «случись Анне узнать о наших с Вами дружеских отношениях, она приложит все усилия, чтобы доставить нам обоим неприятности». В подтверждение этому он сослался на ссору, произошедшую между ним и Анной тремя днями ранее, во время которой она якобы сказала, «что хотела бы увидеть, как его голова скатится с плеч». Трудно судить, имела ли место эта угроза в действительности. Проницательный Шапюи решил, что Кромвель придумал это, желая повысить свою значимость40.
С уверенностью можно сказать одно: в ситуации, когда поведение других монархов все чаще шло вразрез с понятиями чести и благородства в понимании Генриха, а его советники и представители дворянства начали сомневаться в разумности его внешней политики, Анна могла потерять все. Оставалась лишь надежда на то, что ей удастся разыграть свой последний козырь – родить сына-наследника, тогда она станет неуязвимой, а ее критикам придется замолчать. Для этого нужно было поддерживать в Генрихе сексуальное влечение, не давая ему пресытиться.