В центре зала выстроились монахи-бенедиктинцы Вестминстерского аббатства в золотых облачениях, а также все, кто занимал видное положение при дворе Генриха, члены парламента, представители религиозных и деловых кругов Сити (за исключением «несогласных» в лице Томаса Мора, Джона Фишера и опальной супруги герцога Норфолка, Элизабет Стаффорд, которые отказались присутствовать на церемонии). Все, кто получил личные приглашения от Генриха, сочли своим долгом явиться на церемонию, невзирая на колоссальные расходы, которые им пришлось понести. Например, Энн Брук, леди Кобем, супруге 9-го лорда Кобема, который был соседом Болейнов в Кенте, было приказано изыскать верховых лошадей белой или серой масти для себя и сопровождавших ее дам, а также обеспечить всех их роскошными нарядами. Большой гардероб обеспечил одеждой лишь саму леди Кобем31. Среди тех, кто осмелился не явиться, но прислал письменное объяснение с извинениями, был сэр Уильям Куртене из Паудерема, приходившийся кузеном маркизу Эксетеру. В письме Кромвелю он просил прощения за свое отсутствие, объясняя это тем, что не в силах ездить верхом по причине «сильных болей», от которых он страдает после падения с лошади32.
Как только Анна ступила на неровную тропинку, ведущую к западному притвору аббатства, несколько слуг вышли вперед, чтобы расстелить перед ней полосатую дорожку из шерстяного бархата. Они разворачивали ее, отступая на шаг назад, на всем пути следования Анны в алтарное помещение, пока она не подошла к усыпальнице святого Эдуарда Исповедника перед главным алтарем. Как и днем ранее, она шла под балдахином из золотой парчи, который несли над ее головой бароны Пяти портов. Перед ней шествовали монахи, епископы в митрах и архиепископы в кардинальском облачении, представители палаты лордов в коронационных мантиях, а за ними – граф Оксфорд с короной святого Эдуарда в руках, маркиз Дорсет с золотым скипетром и граф Арундел с жезлом из слоновой кости. Герцог Саффолк, исполнявший в этот день обязанности лорд-стюарда, о чем свидетельствовал белый жезл – символ этой высокой должности в его руках,– старался держаться так, чтобы его заметили все присутствующие. Аналогичным образом вел себя и Томас Болейн, гордо занявший место среди других графов33.
Кранмер в письме к другу подробно описывает, как он «встречал королеву, облаченную в мантию из пурпурного бархата, в сопровождении придворных и знатных дам в мантиях и одеждах алого цвета, как это было принято с давних времен в церемониях подобного рода», и как именно он «возложил корону на ее голову… когда она стояла на помосте [сцене], специально возведенном между главным алтарем и клиросом»34. Де Дентевиль дает более подробное описание. Стоя в первых рядах, он видел, как Анна перед самой коронацией поднялась на покрытое красной тканью возвышение, находившееся на каменном ковре[94] Космати напротив главного алтаря, и присела на некоторое время на трон, который затем подняли на две ступени вверх35. Записки служащих геральдической палаты добавляют новые подробности к этому описанию:
Ее усадили на богато украшенный трон, и, немного отдохнув на нем, она спустилась к главному алтарю и там простерлась ниц, пока Кранмер произносил над ней соответствующие молитвы; затем она поднялась, и [архи]епископ помазал елеем ее голову и грудь, а после ее снова повели наверх к трону, где были произнесены молитвы, и архиепископ возложил на ее голову корону святого Эдуарда, в правую руку вложил золотой скипетр, а в левую – жезл из слоновой кости, увенчанный фигуркой голубя36.
Коронованная и дважды помазанная елеем и миром, Анна отныне считалась истинной королевой. Теперь о ее незнатном происхождении можно было забыть. Определенную необычность событию придавал тот факт, что ее короновали на троне святого Эдуарда Исповедника его короной. Недавно найденная рукопись, составленная одним из слуг Генриха и в начале XVIII века пополнившая коллекцию библиофила Джона Анстиса, сообщает о том, что так называемый трон святого Эдуарда – особый коронационный трон – был одним из двух, который принесли из сокровищницы аббатства специально для коронации Анны. Покрывало для трона было изготовлено из «баудекина», или жаккарда,– шелка высокого качества, в основе которого использовалась золотая и серебряная нить37. Такой трон, как и корона святого Эдуарда, предназначался для коронации королей, а не консортов. Известно, что во время исполнения хором гимна «Тебя, Бога, хвалим» Кранмер «снял с головы Анны тяжелую корону святого Эдуарда» и «вместо нее возложил ту, которая была изготовлена на заказ специально для Анны». Это решение было вызвано сугубо практическими соображениями – корона святого Эдуарда была чересчур тяжелой. Однако это ничуть не умаляет значимости ее использования в сам момент коронации38.
Затем началась коронационная месса, во время которой Анна совершила подношение даров, после чего преклонила колени для благословения. По завершении мессы она сделала еще одно пожертвование у усыпальницы святого Эдуарда и незаметно скрылась в боковой галерее, отгороженной занавесом, чтобы слегка подкрепиться39. Когда после короткого отдыха она появилась вновь, готовая отправиться в обратный путь в Вестминстер-холл, казалось, что ее переполняют эмоции. Многие заметили, что от волнения, пережитого за время четырехчасовой церемонии, она «опирается правой рукой на отца, графа Уилтшира». Процессию у дворца встречали под торжественные звуки цитр и труб, звучавших «с великолепной бодростью». Тем временем Анна удалилась в свои покои, чтобы подготовиться к пиру40.
Вскоре она снова появилась на публике. Для этого особенного события все окна Вестминстер-холла были заново остеклены, а стены украшены «роскошной арасской тканью» (гобеленами, затканными золотой и серебряной нитью). Там под величественными дубовыми сводами потолка, возведенного в XIV веке и украшенного резными фигурками ангелов, Анна восседала за отдельным столом на почетном месте под золотым балдахином. Ее стол возвышался на двенадцать ступенек и был отгорожен от остальных четырех длинных столов, находившихся в центре зала, за которыми расположились все остальные гости. За одним из них сидели придворные дамы, за другим – дворянство, епископы и лорд-канцлер Одли, за третьим – бароны Пяти портов, судьи и другие представители закона, а за четвертым – Пикок и олдермены Лондона, занявшие места в соответствии с чином и должностью.
Анна ела в полном одиночестве, если не считать Кранмера, сидевшего с ней за одним столом, правда на почтительном расстоянии. Граф Оксфорд отдавал распоряжения тем, кто прислуживал за столом, а знатные джентльмены выполняли каждый свою роль: графу Эссексу было поручено нарезать мясо, новоиспеченному графу Сассексу – пробовать блюда перед подачей, граф Арундел был назначен главным лакеем и т.д. Графу Арунделу помогали двое известных в Лондоне сторонников антиклерикальных реформ – Роберт Пакингтон и Джордж Тадлоу. На близком расстоянии от Анны, готовая помочь в любую минуту, стояла ее давняя знакомая Элизабет Браун, держа в руках салфетку из тонкого полотна, чтобы прикрыть ее лицо, если она «пожелает сплюнуть или совершить иное действие, способствующее облегчению». Вероятно, приятнее всего для Анны было присутствие ее давнего поклонника Томаса Уайетта, который исполнял на банкете обязанности главного стольника (тафельдекера), подающего кувшин, вместо своего заболевшего отца: он подавал Анне большой золотой сосуд с чистой водой, чтобы она могла омыть ладони или, намочив полотняную салфетку, протереть лицо41.
Столы ломились от угощений: одна перемена блюд следовала за другой, и появление каждого нового блюда сопровождалось сигналом музыкальных труб. Сэру Стивену Пикоку было предложено тридцать три блюда, а Анне на выбор предлагалось двадцать четыре блюда на второе и тридцать – на третье. Пиршество проходило под звуки нежных серенад в исполнении менестрелей Генриха, доносившихся с верхней галереи, а тем временем герцог Саффолк в роли главного распорядителя, «роскошно одетый», в малиновой бархатной мантии и дублете, расшитом жемчугом, гарцевал на коне по залу, проверяя, все ли идет по плану42.
