Все эти усилия не дали результатов. 21 июня, за неделю до того, как Уильям Томас давал свои показания в суде, новый командующий французскими войсками в Италии граф де Сен-Поль потерпел поражение при попытке вновь захватить Геную и был взят в плен недалеко от Ландриано в 12 милях к юго-востоку от Милана. Франциску, имевшему на своем счету немало потерь, не хватало военачальников и денег для продолжения боевых действий, в то время как Карл, множивший свое богатство за счет поставок серебряных слитков из Северной и Южной Америки, не испытывал недостатка ни в том ни в другом. Крах французов окончательно убедил Климента в том, что он ничего не выиграет, сохраняя нейтралитет. Только Карл мог предоставить ему защиту, в которой папа римский так нуждался. «Я твердо решил,– заявил он,– стать сторонником империи, жить и умереть с такими убеждениями». 29 июня 1529 года он подписал Барселонский мирный договор с императором Карлом и пообещал коронацию в Болонье ему и прощение тем, кто был виновен в разграблении Рима⁴³.

После этого Карл направил в Лондон нового постоянного посла с письмами и сообщением для своей тетки. «Вы можете быть уверены,– должен был передать ей на словах посол,– что я принимаю Ваше дело близко к сердцу и готов приложить для его разрешения максимум стараний, как если бы оно касалось лично меня»⁴⁴. Императорским послом был назначен Эсташ Шапюи, энергичный и проворный придворный герцогства Савойского, уроженец Анси, человек, наделенный лукавой улыбкой, чутким слухом, улавливающим любые сплетни, богатым воображением и блестящим красноречием. Анна видела в нем сущее бедствие, поскольку он обладал талантом менять маски и говорить на разные голоса. Он быстро научился играть разные роли: придворного для Генриха, друга для Екатерины и шпиона для Карла. Однако его главной задачей было восстановить англо-габсбургский союз против Франции и защитить Екатерину и принцессу Марию от притеснений со стороны Генриха⁴⁵.

Теперь события начали развиваться стремительно. 5 июля в Камбре начались переговоры между Луизой и Маргаритой. Когда об этом узнали в Лондоне, то, по словам дю Белле, лицо Саффолка стало белым как мрамор, а Генриха – как алебастр: они знали, что их ожидает. 16 июля папа Климент вернул дело Генриха на рассмотрение в Рим. 23-го числа Кампеджи приостановил работу суда и отложил заседания до октября. Услышав об этом, Саффолк в негодовании встал с места и, стукнув кулаком по столу, произнес знаменитую фразу: «Клянусь мессой, теперь я вижу, как справедлива старинная поговорка: не будет в Англии счастья, пока среди нас будут кардиналы»⁴⁶.

Условия договора были согласованы в Камбре в течение месяца. Этот мирный договор, известный как «Дамский мир» (фр. Paix des dames), обязывал Франциска отказаться от ранее завоеванных территорий в Италии и Нидерландах, жениться на сестре Карла Элеоноре Австрийской и заплатить два миллиона золотых экю в качестве выкупа за своих сыновей. Катберт Тансталл и Томас Мор успели внести в договор дополнительные пункты, положившие конец экономической войне с Нидерландами, однако договор окончательно подорвал былой авторитет Уолси⁴⁷.

31 июля 1529 года Генрих и Анна покинули Гринвич и отправились в традиционное летнее путешествие по стране. Судя по всему, Екатерина не принимала в нем участия, и они проводили все дни вдвоем за охотой, а затем на пару недель остановились в Графтоне в Нортгемптоншире, небольшом, но живописном поместье, которое Генрих купил в 1526 году. Здесь, как никогда, стал проявляться властный характер Анны. Когда в Графтон для вручения верительных грамот прибыл Шапюи – это было после обеда,– он с удивлением увидел, что церемония внезапно приостановилась только потому, что Анна была готова выехать на охоту⁴⁸.

Узнав о подписании мирного договора, Генрих назначил на 3 ноября заседание парламента, чтобы объявить импичмент Уолси⁴⁹. Однако позже, к величайшему разочарованию Анны, он отступил от своего решения. Не позднее 14 сентября он разрешил Екатерине присоединиться к королевскому путешествию, а 19 сентября удостоил аудиенции Уолси и Кампеджи до отбытия последнего в Рим⁵⁰. Скованный нерешительностью, он сначала оказал им любезный прием, после чего все посетили богослужение. «После обеда» Генрих и Уолси беседовали наедине «на протяжении по меньшей мере двух часов». На следующее утро они снова провели в разговорах примерно столько же, потом вместе до обеда участвовали в заседании совета, после чего оба кардинала попрощались и отбыли⁵¹.

Несмотря на это показное проявление дружелюбия, если оно на самом деле было таковым, Уолси больше никогда не виделся с Генрихом. 9 октября, в первый день осенней судебной сессии – так называемой «сессии Михайлова дня» – в Суде королевской скамьи генеральный прокурор Кристофер Хейлз предъявил Уолси обвинение в превышении полномочий и посягательстве на верховную власть короля (лат. praemunire[78]) (преступление, которое по древнейшим законам Англии причислялось к уголовным и состояло в получении и использовании папских булл из Рима с целью нанесения ущерба власти короля). По замечанию дю Белле, Уолси ничего не оставалось, кроме как согласиться либо с этим обвинением, либо с процедурой импичмента в парламенте. Умоляя короля проявить сострадание, Уолси написал ему письмо, в котором называл себя «Ваш жалкий, унылый и отчаявшийся священник» и «самый покорный бедный капеллан Вашей Милости, ничтожное создание и смиренный проситель», однако все было напрасно. 17 октября он был лишен Большой печати – эмблемы власти лорд-канцлера. 22 октября он признал себя виновным в praemunire, отказался от всей своей собственности в пользу Генриха и отдал себя на милость короля. Дю Белле далее сообщает, что «совет теперь возглавляет герцог Норфолк, а в его отсутствие – Саффолк, однако более других (фр. par dessus tout)– мадемуазель Анна». Томас Мор заменил Уолси на посту лорд-канцлера, однако без сохранения многих должностных обязанностей и привилегий своего предшественника⁵².

И снова Генрих дрогнул, послав Уолси «золотое кольцо… [то], которое тот хорошо знал, поскольку оно всегда служило знаком дружбы между ним и королем», и записку с пожеланием «сохранять хорошее настроение, ибо Вы, как и прежде, можете рассчитывать на благосклонность Его Величества». К 27 октября дю Белле уже начал было подозревать, не собирается ли кардинал вернуть себе власть. Генрих, исполненный теплых чувств, понимал, что между ним и Уолси существовала глубокая эмоциональная привязанность, разорвать которую было нелегко. Почти двадцать лет они действовали сообща. Нередко они вместе прогуливались рука об руку в уединенных садах королевских дворцов, занятые беседой. Кроме того, Генрих, как и все нарциссы, не желал признать своей ошибки в том, что так долго доверял Уолси⁵³.

Тем временем в сердце Анны тлели давние обиды. Вернувшись с Генрихом в Виндзорский замок, пока Уолси находился в Ишере в Суррее, она вместе с отцом и двумя герцогами разрабатывала план отмщения. Дю Белле, поехав навестить кардинала в Ишере, застал его в слезах. Уолси обратился к Франциску и его матери с просьбой спасти его, умоляя их напомнить Генриху о том, какую пользу он мог принести. Из всех врагов Уолси больше всего боялся Анны, которая, по его словам, «вынудила [короля] пообещать, что он больше не удостоит его аудиенции, потому что она опасается, что король не сможет сдержать жалости к нему». По свидетельству Кавендиша, Уолси называл Анну «ночной вороной» – женщиной, которая засиживалась допоздна в покоях короля и внушала ему вредные мысли⁵⁴.

Вскоре после Рождества Уолси заболел водянкой и лихорадкой. Он попросил прислать к нему доктора Баттса. Генрих удовлетворил его просьбу и вместе с доктором прислал еще одно кольцо, а Анна – исключительно по настоянию короля – добавила от себя золотой слиток. Баттс доставил дары, сопроводив лечение «самыми утешительными словами, какие только можно было придумать», и Уолси пошел на поправку⁵⁵.