Удивительно, что до сих пор никто не исследовал фрагмент письма, который находится под заключительными строчками на обратной стороне листа. Это примечание или пояснение длиной десять строк сильно обгорело во время пожара 1731 года. Гилберт Бернет, последний, кто видел документ в первозданном виде, не счел нужным переписать его, однако из того, что сохранилось, можно прочитать следующее: «посланник» отправлен к «Королеве… дабы добиться от нее признания», а также сообщить ей, что «она не должна ничего утаивать». Похоже, Анна должна была вернуть последний долг Генриху за то, что он ее возвысил27. Есть ли основания считать это примечание подлинным? Можно быть уверенным в одном: автор этих строк и тот, кто написал или переписал письмо на лицевой стороне листа, – один и тот же человек: почерк и орфография совпадают.
Началась подготовка к судебным заседаниям. Уже в понедельник 24 апреля Кромвель по собственной инициативе составил письма, в которых поручил созвать особые комиссии в Кенте и Мидлсексе для «проведения слушаний и вынесения решений» (фр. oyer et terminer). Обычно тяжкие преступления, такие как государственная измена и предательство, подкреплявшиеся обвинительным заключением, рассматривали двое королевских судей при содействии старших судей местных магистратских судов в составе общей комиссии, которая созывалась два раза в год. Тот факт, что на этот раз дело было поручено особым комиссиям, казался настолько необычным, что секретарь королевской канцелярии Ральф Пексалл внес этот случай в сборник судебных прецедентов28.
Во вторник 9 мая стало ясно, с какой целью были созданы эти комиссии. В этот день шерифам Кента и Мидлсекса были разосланы предписания о созыве большого жюри присяжных (англ. grand jury), которому предстояло составить обвинительное заключение в отношении лиц, содержавшихся под стражей по подозрению в особо тяжких преступлениях[121]. Кромвель готовился с особой тщательностью. Старейшиной присяжных в Мидлсексе был назначен Джайлз Херон, зять Томаса Мора и убежденный католик, который жаждал отомстить Болейнам. В Кенте одним из присяжных стал Ричард Фишер, брат казненного епископа Рочестера, Джона Фишера. Коллегия присяжных от Мидлсекса, взявшая на себя ведущую роль, собралась в Вестминстере уже на следующий день; присяжные от Кента начали заседание в Детфорде 11 мая. Оба состава выдвинули против всех шести подсудимых практически одинаковые обвинения, содержавшие непристойные и скандальные подробности. Мастерски составленные с целью шокировать и вызвать всеобщее отвращение, они звучали довольно каверзно, поскольку были сформулированы максимально широко и расплывчато. Некоторые обвинения имели четкую отсылку к дате и месту, другие носили более общий характер – так или иначе они охватывали трехлетний период правления Анны с момента ее коронации29.
Например, в одном из обвинений говорилось: «затаив злобу на короля и потакая своей порочной похоти», Анна «путем обмана и предательства соблазнила и развратила нескольких слуг короля, склонив их к сексуальной связи, для чего пускала в ход непристойные речи, прикосновения, подарки, гнусные провокации и развратное обольщение». Она по очереди «соблазнила и склонила» Норриса, Бреретона, Уэстона и Смитона к «плотской близости», а затем «своего родного брата Джорджа» к кровосмесительству, «обольщала его, засовывая свой язык ему в рот и позволяя ему делать то же со своим языком, а также завлекала его поцелуями, подарками и драгоценностями». Согласно обвинению, Анна и Джордж, «презрев заповеди Бога и все человеческие законы», часто предавались плотской любви, «иногда по его инициативе, а иногда по ее». Она заманила в постель Норриса, Бреретона, Уэстона и Смитона «сладкими словами, поцелуями, прикосновениями и прочим». В конце концов эти мужчины, «воспламенившись порочной страстью к королеве», стали ревновать ее друг к другу. И «дабы удовлетворить свои необузданные желания… она не позволяла им беседовать с другими дамами, в противном случае ее охватывали гнев и недовольство».
В разных местах и в разное время Анна одаривала их «щедрыми подарками и вознаграждениями», чтобы склонить их к сексуальной близости. Более того, они вместе несколько раз «замышляли убийство Генриха», и Анна неоднократно обещала каждому из этих предателей, что она выйдет замуж за одного из них, как только король расстанется с жизнью, тем более что «никогда в ее сердце не было любви к нему». Ознакомившись с материалами, изобличавшими пороки, преступления и чудовищное предательство, Генрих был сильно удручен и обеспокоен тем, «насколько велика была опасность, угрожавшая его королевской особе». Итак, Анна и все эти омерзительные предатели желали оскорбить его, «поставить под угрозу его здоровье и навлечь позор, опасность и беду на него, а также на потомков и наследников короля и королевы».
Всего было предъявлено около двадцати обвинений. Эпизоды, в которых фигурировали Норрис и Бреретон, имели место преимущественно в 1533 году, инциденты с участием Уэстона относились к 1534 году, с участием Смитона – к 1534 и 1535 годам, а с участием Джорджа – к 1535 году. Кромвель наносил удары беспорядочно, самонадеянно полагаясь на то, что никто не будет проверять, совпадают ли указанные даты и локации с реальными перемещениями Анны. Несколько эпизодов якобы имели место во дворце Уайтхолл, однако Анна в это время находилась в Гринвиче. Например, утверждалось, что Норрис спал с Анной 12 октября 1533 года, хотя в этот день она не покидала Гринвич, где восстанавливалась после рождения дочери Елизаветы. Судя по сохранившимся архивным документам, очевидно, что из двадцати фактических обвинений теоретически возможны были от силы шесть или семь. В тринадцати случаях имеются неопровержимые доказательства того, что Генрих и Анна не находились на тот момент в местах, где якобы совершались преступления. Эти и некоторые другие обвинения были явно сфабрикованы. Хотя неточность и небрежность обвинений может показаться вопиющей, дьявол в данном случае крылся вовсе не в деталях. Значение имел общий контекст, на фоне которого любой эпизод с участием любого из подозреваемых мог происходить в «различных», «всевозможных» или «нескольких» случаях до и после указанной даты, что лишало Анну и ее предполагаемых любовников всякой возможности оспорить какую-то конкретную дату или место по причине большого количества других неуточненных обвинений, которые нельзя было опровергнуть. Последующие события показали, что обвинительные заключения не выдерживают никакой критики с точки зрения закона. Во-первых, сексуальные отношения с королевой с ее согласия сами по себе еще не являлись государственной изменой. Во-вторых, в 1579 году на заседании совета юристов по делу о конфискации имущества Норриса, которое отошло короне после того, как ему был вынесен обвинительный приговор, эта конфискация была признана незаконной, поскольку в обвинении не было точно указано, где и когда им были совершены те или иные преступления30.
Главное обвинение состояло в том, что Анна, предлагая кому-то из своих любовников выйти за него замуж в случае смерти Генриха, таким образом вместе со своими сообщниками замышляла и планировала убийство короля, а это расценивалось как государственная измена. Однако больше всего судей и присяжных ужаснуло обвинение в инцесте, представленное в столь откровенных подробностях. Инцест был под запретом и считался чем-то гнусным и омерзительным. Для Генриха эта тема была особенно болезненной, учитывая, что еще в самом начале бракоразводного процесса с Екатериной он заявлял, что сексуальные отношения с вдовой брата есть не что иное, как кровосмесительство, «в высшей степени противоречащее законам природы». Правда, громкий роман с Мэри Болейн не помешал ему впоследствии жениться на ее сестре Анне. По мнению многих знатоков церковного права, это тоже был инцест. И возможно, эти мнения еще больше подогревали в нем чувство отвращения.
