Мортон наблюдал за мной. Опустился на один из стульев, достал из кармана платок и стал вытирать лицо. Я никогда не видела его настолько грязным и неопрятным, как сейчас, но он старался держаться невозмутимо, как и всегда.

— Мальчишка Вильем — идиот. Заделать ребёнка моей жене! Моей! — Мортон покачал головой с искренним недоумением и даже словно бы с сочувствием. — Он сам внебрачный сынок одного весьма высокопоставленного человека, должен был понимать, что к чему, малолетний выкормыш. Мы шапочно знакомы, но я в такие выси не лезу…

Светский разговор был настолько абсурдно неуместен в данном моменте, что если бы не раздиравшая лёгкие пыль и дар, распиравший изнутри диафрагму, давивший на стенки живота и отдающийся покалывающей болью в позвоночник, я бы, пожалуй, расхохоталась.

— Ты мне соврал про него, — сказала я. — Что ты ему сказал тогда, в саду?

— Сейчас, конечно, самое время обсудить этот вопрос, дорогая… Но если хочешь узнать — изволь. Ничего. Я не сказал ему ничего, кроме того, что уже было сказано ранее. Ты сумасшедшая развратная стерва, которой я позволил немного повеселиться, но мне надоело, так что игра окончена.

— Ты ведь этого и хотел, — я наблюдала за мужем, моргая от висевшей в воздухе пыли. — Ты допустил нашу связь с Вильемом, чтобы мой дар проявился, верно? Как и всё остальное, что ты делал. И стоило ему проявиться, как ты его прогнал. Зачем?

— Я же уже сказал, — небрежно ответил Мортон. — Мне нравятся такие вот необычные ручные зверюшки с подвохом. Они могут быть очень полезными… и интересными. Да, Вильем стал не нужен. Но если бы я знал, как он мне напакостил, я не дал бы ему уехать так легко.

— Он не уехал бы сам, — я даже сама не верила себе и не понимала, почему продолжала упорствовать. — Он бы вернулся за мной. Он знает, как ты со мной обращаешься.

— Может быть, и возвращался. Но, видишь ли… Если бы я получил приказ непосредственно от его отца, то, возможно, и впустил бы чужаков на территорию своего дома, а подобных приказов я не получал. Мой дом — это мой дом. Всё здесь моё и подчиняется только моим правилам. Что до того, как я с тобой обращаюсь… Мой отец сломал моей матери все пальцы на руках, когда она один раз дала ему пощечину — разве я обижал тебя подобным образом? Я просто люблю, когда на нас смотрят, — он улыбнулся почти мечтательно, — я люблю, когда ты рядом. И я знаю меру, а вот ты не знаешь. Теперь я вынужден исправлять твои ошибки, потому что, — он смотрел на меня как строгий доктор на пациента-язвенника, объевшегося жирной свининой, — мне не нужны здесь дети-хаотики. И тебе они не нужны. Я уже предлагал тебе другое решение.

— Давай разведёмся, — я облизнула губы. — Твоя репутация не пострадает, я возьму всю вину и все последствия на себя. Отпусти меня, Морт. Прошу тебя. Ты богат, ты известен, ты…

— Я хочу иметь тебя. При себе, — сказал он вальяжно и в то же время непреклонно. — Ты уйдёшь, если я того захочу. Когда я захочу. И никак не раньше.

Стул под ним развалился, и в этот же момент распахнулась дверь и на пороге застыла леди Элона, за спиной которой маячили явно перепуганные слуги. Её серые волосы были уложены ровно на полголовы, в руках она держала не щётку для волос, а почему-то длинную вязальную спицу и моток ярко-бирюзовой шерсти.

— Вон, все вон, — Мортон дёрнул подбородком. — Покиньте дом и ждите дальнейших указаний снаружи.

Я не выдержала и захихикала, зажимая рот кулаком, а леди-крыса Элона прыжком влетела в комнату и повисла на шее у Мортона: очередная дверь сорвалась с петель, рухнула и разлетелась на стружки и щепки, словно её изъели невидимые термиты.

— Угомонись, дура! — Мортон отшвырнул её с такой брезгливостью, словно это и в самом деле была крыса. К тому моменту он уже поднялся, похлопал себя несколько раз по брюкам, хотя смысла в этом не было никакого, слишком пыльно. — Альяна, — он протянул мне руку, так я продолжала сидеть на небольшой горе обломков. — Вставай.

— Сэр Койно… — заскрипела за его спиной леди Элона, Мортон сделал какой-то пренебрежительно резкий жест рукой, не оглядываясь, и я увидела, как её свободно болтающаяся половина волос шарфом обвилась и затянулась вокруг шеи так, что женщина захрипела и заскребла ногтями.

— Вставай, или я её убью.

— Да мне плевать, — сказала я. Кусок бетонной потолочной балки оторвался где-то наверху и рухнул на голову Мортона, стремительно, бесшумно и внезапно. Не такой уж большой кусок — муж не потерял сознания, он даже успел выругаться сквозь зубы. А в следующую секунду он затих, и мир вокруг словно бы затих тоже. Мне показалось, что леди Элона просто крепко обняла его со спины — казалось до того момента, как я увидела спицу, торчавшую из его могучей шеи. Фонтан кровавых брызг — женщина вытащила спицу и снова её воткнула. Вытащила.

И воткнула опять.

Шесть лет спустя

— Снотворное, — попросила женщина.

Он разглядывал ряды разноцветных пузырьков, невесть зачем выставленных в витринах — всё равно хозяин целительской лавки согласно установленным правилам не имел права подписывать их, дабы избежать краж, а без подписи, не попробовав зелье и не приложив к носу, даже он, премагистр шестого курса сэр Вильем Хоринт, не смог бы достоверно определить содержимое. На незнакомую женщину он покосился бездумно — в последнее время с ним нередко случались такие вот приступы странной, почти тоскливой задумчивости, когда он начинал рассматривать незнакомых людей, сторонние дома, лошадей или просто городские пейзажи.

В посетительнице лавки не было ничего необычного: тусклая женщина средних лет с невыразительным лицом и слегка крючковатым носом. Вероятно, потому она и не красится — не хочет привлекать внимание к лицу. Зря, наверное. Впрочем, он не знаток.

Его Веронелла, хоть и моложе её лет на пятнадцать, уже вся изрисована, точно палитра уличного художника.

…а вот она красилась совсем чуть-чуть. Припудривала бледное лицо. На губах не было привкуса помады. Но её губы в этом и не нуждались. Яркие. Сладкие.

Он тряхнул головой, прогоняя лишние мысли и воспоминания. Стыдные, неприятные.

Уже не важно. Свадьба с Веронеллой состоится через месяц. И он не собирался изменять жене даже с воспоминаниями.

Наверное, эта бедняжка одинока. В её возрасте — хорошо за тридцать — да с такой внешностью замуж уже не выйти. Возможно, именно эти мысли терзают её по ночам в одиноком доме, в холодной постели.

Впрочем, тёплая постель и супруг — или супруга — не всегда гарантия счастья, крепкого сна и хороших снов. Уж он-то знает наверняка…

Словно опровергая его самонадеянные мысли, дверь лавки внезапно распахнулась, и в узкое пространство между уставленных склянками стеллажей ворвалось какое-то несметное количество детей, позади которых маячил возмущённо взмахивающий руками мужчина в высокой, по старой моде, слегка помятой чёрной фетровой шляпе.

— Я же просила подождать меня снаружи, Трев! — всплеснула руками незнакомая совсем-не-одинокая-леди. — Неужели так трудно?!

Мужчина в шляпе что-то бурчал, владелец лавки обеспокоенно выскочил из-за прилавка, пытаясь уберечь от крушения своё богатство, вокруг женщины восторженно подпрыгивали двое тонконогих тёмненьких мальчишек лет шести-семи. Вильему даже показалось, что он услышал-таки звук бьющегося стекла — и он с трудом сдержал улыбку. Наконец, всё устаканилось: мальчики и их бестолковый отец были выдворены из лавки, а пожилой владелец начал выматывающе подробно уточнять у леди какие-то детали заказа для того, чтобы составить наиболее оптимальное средство борьбы с бессонницей.

Вильем поморщился — наступившая тишина отнюдь его не обрадовала. Он переступил с ноги на ногу — и вдруг почувствовал, как что-то — или кто-то — похлопало его по бедру чуть выше колена. Опустил взгляд — и увидел, что прямо рядом с ним стоит маленькая и тоненькая рыжеволосая девочка лет четырёх или пяти на вид — он плохо разбирался в возрасте детей. Задорно курносая, с лёгкой россыпью веснушек на носу, с тёплыми карими глазами и ямочками на щеках. Очевидно, в суете выдворения мальчиков из лавки о ней попросту забыли.