Я смотрю ей вслед почти с сожалением.

— Если ты врёшь, то…

— То что? — вскидываю я голову. — Убьёшь меня?

— Проверим, — говорит он отрывисто, и я не понимаю, при чём тут это вообще, но знаю одно — я соврала ему, и последствия будут ужасны. Однако Мортон как будто забыл о Вильеме, и это не может не радовать. Муж выходит, а я остаюсь сидеть на кровати, голая, разглядывая сброшенную горкой тонкую ночную сорочку.

Возвращается он быстро, швыряет прямо на мою постель горсть свежей сырой земли, часть крошек попадает на мои колени. Стоит, по-прежнему одетый — ждёт. А я молюсь, чтобы больше никто не вошёл, никто не попался Мортону под руку. Безнадёжно смотрю на земляные крошки — конечно, всё это ложь, магия не проснулась, не проявилась, и я ничего не могу с ними сделать. Я бесплодна во всех отношениях, пусть и не по своей вине. Дар сам по себе — это семя, которое прорастает в трети случаев, если старательно учиться, если посвятить этому время и силы…

— Ну, — бросает Мортон, и я прикрываю глаза, ожидая удара руки или магии.

Ненавижу!

Ненавижу за всю ту боль, которую он мне причинил, за одиночество, от которого моё тело и душа словно одеревенели, за то, что я сижу тут, как в тюрьме, за то, что у меня не было и нет выбора!

Ненавижу! Набить бы ему рот этой землёй, чтобы он задыхался так, как я! Чтобы он больше не смел раскрывать свой болтливый рот, не смел оскорблять меня, никогда больше…

— Ясно, — вдруг отрывисто и сухо говорит Мортон. — Одевайся. Я буду ждать тебя к обеду.

Я открываю глаза, когда дверь захлопывается. В комнате никого нет, земля по прежнему разбросана по кровати… Да нет, не только по кровати — по полу почему-то тоже. Поднимаюсь, одеваюсь, по дороге в столовую говорю горничной, чтобы прибрала комнату.

Эта горничная давно работает в Койнохолле, и никаких вопросов или удивления у неё не возникает.

Несколько дней Койнохолл живёт спокойно. Мортон не приходит в мою спальню, никуда меня не тащит, а мы с Вильемом не пересекаемся.

Но это не означает, что я не думаю о нём.

Думаю ежедневно. Еженощно. Трогаю себя, провожу руками по напряжённо-ноющим соскам, твердеющим от прикосновений, потираю складочки между ног, сжимаю бёдра, вспоминая нашу короткую жаркую близость — но всё это не то, и даёт только минутное облегчение. Наша связь с Вильемом не принесёт нам ничего, кроме проблем — я это прекрасно понимаю. Пытаюсь убедить себя, что он мне не нужен, что я ему не нужна — последнее легче лёгкого.

Безделие в сочетании с тягостными мыслями — ужасное сочетание, и ранним утром я отправилась в библиотеку — попробую поискать что-нибудь о самостоятельном развитии дара или о магии земли. Мортон вставал поздно, и я шла, не ожидая от судьбы подвоха.

Но подвох, конечно же, случился.

— Доброе утро, леди Койно.

— Бессонница? — выдавила я, не оборачиваясь к подошедшему со спины Вильему, но чувствуя, как предательская горячая волна проходит по телу от кончиков пальцев ног до нижних рёбер.

— Всегда рано встаю. Я же вам говорил, что жил при монастыре. Там нас будил колокол перед рассветом… Было невозможно остаться в постели, даже в раннем детстве. Решили почитать с утра пораньше?

— Да.

Слова не желали произносится, тело не слушалось, сердце колотилось вовсю.

— Опять про розы? Вы знаете, я погулял в вашем розарии. Очень красиво, но они почему-то совершенно ничем не пахнут.

— Такой сорт.

— Леди Альяна, можно мне зайти с вами в библиотеку? Мне нужно кое-что…

Я развернулась так резко, что, кажется, могла свернуть шею. Что-то хрустнуло внутри, то ли позвонки, то ли остатки моего здравомыслия. Схватила стоящего за спиной Вильема за руку и буквально втолкнула в библиотеку. Дверь за нами захлопнулась, мы замерли у стены, и я приподнялась на цыпочки, потянулась к его губам.

Вильем подхватил меня под ягодицы, отрывая от пола, и я обняла его за шею, стиснула бёдрами его бёдра, чувствуя себя как та самая роза, освобождённая от зимнего укрытия. Убрать бы ещё многолетние сорняки… Вильем поставил меня на пол целую вечность спустя, истерзанные поцелуями губы горели. Я стянула с него штаны и бельё, он задрал на мне юбку.

— Это просто безумие какое-то, — шептал Вильем мне на ухо, приподнимая моё бедро и прижимая меня к себе. Я вжалась спиной в дверь и держалась за него, я цеплялась за него — в прямом и переносном смысле. Он помедлил несколько секунд, глядя мне в глаза, я потёрлась об его член голым животом, прежде чем его руки свели нас двоих воедино. Медлить было немыслимо, и всё же мы сладко балансировали на грани предвкушения.

— Леди Альяна, вы…

— Рискую. Очень рискую. Как и ты.

Медленно-медленно он вошёл в меня, и от соприкосновения, тесного давящего трения его и моей кожи меня затрясло. Мы постояли, а потом он начал так же медленно двигаться, словно не в силах поверить, что это всё происходит на самом деле.

— Быстрее, — шептала я ему в лицо. — Чуть-чуть быстрее…

— Вам не больно?

— Нет.

Я не собиралась упустить ни капли, ни крошки этого своего краденного вожделения.

— Посмотри, — сказала я ему, надавив ладонью на затылок, заставляя опустить голову. — Смотри на меня, как мне с тобой хорошо.

Его рука огладила мою щёку, задержавшись на подбородке. Неуверенно коснулась груди, но раздеваться сейчас целиком было бы слишком долго, я не могла себе этого позволить. Вильем опустил глаза — но ничего увидеть не мог, и я отодвинула сбившуюся складками на талии юбку в сторону. Член двигался, то скрываясь в моём теле, то выходя наружу.

— Хочу тебя, — твердила я, пока его сильное горячее и твёрдое тело неутомимо вколачивалось в моё, мягкое, принимающее, податливое. — Хочу тебя везде. Постоянно.

— То же наваждение, — шепнул Вильем, целуя мои голые плечи, шею, ускоряясь так, что я застонала, захлебнулась воздухом.

— Я скучала по тебе. Я ждала тебя.

Второй раз сказанные, эти слова — не фальшь. Но, выгибаясь на нём от яркого, болезненно-острого наслаждения, я осознала, что мы перешли некую черту, точку невозврата. Просто потому, что даже Мортон с его угрозами, весь ад с его демонами уже не заставит меня держаться подальше от Вильема Хоринта.

Случившееся единожды могло быть похоронено в прошлом, случившееся дважды с натяжкой, но ещё имело право претендовать на совпадение.

То, что произошло трижды, будет происходить всегда.

Я стояла в собственной комнате около большого зеркала и смотрела на себя, словно видя впервые.

Овальное лицо, медно-рыжие волосы, тёмные ресницы и брови, белая шея и покатые плечи — ничего принципиально во мне не изменилось и измениться не могло, но… Это был другой человек, не та женщина, что месяц назад. Глаза горели, сияли, и я не знала, чем и как приглушить их счастливый влажный блеск. Бесцветные прежде губы пылали.

Не понимаю, как Мортон может оставаться в неведении. Впрочем, разве Мортону есть дело и время до меня? У него какой-то очередной научный проект, в моей спальне он не появлялся с приезда из столицы, чему я могла только радоваться. Может быть, он вообще больше никогда не проявит ко мне мужской интерес… Боги порой милостивы.

Нужно было спускаться к обеду, обедали мы с супругом обычно вдвоём и в полном молчании. Но сегодня я даже не увидела — почувствовала присутствие Вильема, и всё внутри сжалось от тревоги и томительного сладкого предчувствия. От страха и желания. От воспоминаний и необходимости не выдать себя ни единым жестом, ни единым словом.

Быть радушной — но не слишком любезной. Внимательной — но не слишком заботливой. В меру отстранённой, погружённой в себя.

Только как быть, когда всё, что между нами было, проходит перед глазами, и щёки так и норовят предательски запунцоветь, а взгляд мечется от одного мужчины к другому, сравнивая, ужасаясь тому, как неправильно сложилась моя непутёвая жизнь.