— Пришли пожелать доброй ночи? — никогда нельзя показывать страх, это я знала доподлинно.

— Ночь будет доброй, — отозвался он. Медленно закрыл дверь за собой и сделал несколько шагов по направлению ко мне. Снова остановился и стал расстёгивать рубашку.

— Вы, кажется, что-то напутали. Наше соглашение не предполагает…

— Мне плевать на соглашения. Сегодня я буду спать с тобой. Здесь. Раздевайся.

— Нет!

— Спорить со мной не нужно. В этом доме все делают только то, что говорю я. Раздевайся, ложись, раздвигай ноги и только попробуй пикнуть.

Я схватила стоящий на столике чугунный подсвечник, всё ещё не в силах поверить в то, что это происходит на самом деле. Этого… этого просто не могло происходить! Но сэр Мортон уже стянул и бросил на пол рубашку, демонстрируя широкую мощную грудь, покрытую обильной тёмной растительностью.

— Я не люблю, когда со мной спорят. Не люблю, когда в постели кричат или слишком много болтают. Ты должна быть молчаливой, исполнительной и аккуратной, поняла, шлюшка малолетняя? И хватит тыкать мне каким-то там соглашением. Теперь ты моя жена, а значит, обязана делать всё, что я тебе скажу, сразу же. Детей у нас не будет, дети мне не нужны. Попробуешь забеременеть обманом — пожалеешь.

Внезапно моё горло будто стянули невидимыми ремнями, я захрипела, уронила подсвечник, заскребла ногтями кожу шеи, ощущая один только всепоглощающий ужас.

— Всё зависит от твоего послушания, Альяна. Мне сорок три года, я уже не так молод, чтобы тратиться на любовниц, когда у меня есть жена. Будешь вести себя смирно — проживёшь дольше.

Меня отпустило резко, я закашлялась, воздух с трудом проходил по освобождённому ноющему горлу.

— Ложись. Молча. Или мне повторить?

Горло снова сдавила незримая безжалостная рука, но только на мгновение.

— Есть много способов заставить строптивых сучек быть тихими и знать своё место. Ложись.

Сэр Мортон успел стянуть свои брюки и теперь стоял передо мной голым, помахивая очень толстым коротким членом в обрамлении густых тёмных волос.

— Послушайте…

— Ещё я очень не люблю слёзы, — наставительно сказал Мортон.

Он подошёл ко мне, резко толкнул на кровать, а мне всё казалось, что это или дурацкий розыгрыш, или дурацкий сон…

С тех пор прошло шесть лет, и первая брачная ночь стала далеко не самым худшим воспоминанием из череды воспоминаний, которые я с удовольствием стёрла бы из памяти. Стёрла, чтобы насладиться таким тёплым майским утром, как сегодня, когда я прогуливалась в саду, не то что бы радуясь жизни, но пребывая в относительном мире с самой собой. Первый год в Койнохолле дался мне нелегко — были и слёзы, и истерики, и попытки сбежать, достучаться до Саманты и её мужа, и перед открытым окном своей спальни я тоже стояла — остановило меня тогда только сомнение в том, что высота падения не критична. Спасут, а потом я позавидую мёртвым.

Мортон умел быть убедительным.

Однако жизнь устоялась, и теперь мою спальню муж навещал довольно редко. Пусть после каждого такого посещения мне хотелось отмыться так, что я едва не сдирала кожу, всё же эти унизительные и омерзительные визиты можно было перетерпеть. Мортон получил вожделенную должность при дворе и часто уезжал, оставляя меня бездумно бродить по замку. Сегодня муж тоже уедет, и я получу несколько дней покоя, которые можно будет посвятить вышивке, книгам, рисованию, прогулкам и прочим праздным глупостям, доступным для одинокой замужней женщины, пленницы в собственном доме.

Я осторожно погладила бархатный лепесток дармасской розы — красивые, но действительно не пахнут. Как будто искусственные, из бархата, долговечные и дорогие, но ненастоящие. Кажется, очень похожи на мою жизнь.

— Леди Койно! — Мия, одна из горничных, замаячила вдали. — Леди Койно, господин требует вас к себе.

— Что случилось?

Обычно Мортон никогда не требовал меня «к себе». За супружеским долгом он приходил ко мне в комнату, в его апартаментах я даже не побывала ни разу за шесть прошедших лет. Что ему надо? Сейчас уже утро… А мой муж, как любая нечисть, активизировался обычно с приходом темноты.

— У нас гости, леди, — с поклоном сказала Мия.

Гости?

Мортон редко приглашал гостей, и почти никогда не делал это спонтанно. Каждый раз о приходе посторонних сообщалось как минимум дней за десять, а в Койнохолле устраивалась генеральная уборка. Меня вызывали «в общество» ненадолго, демонстрируя, словно кубок или наградную статуэтку. Чопорные пожилые джентльмены, обсуждавшие высокие, преимущественно нудно-бюрократические проблемы магического магистрата или теоретические аспекты магии, отпускали жене коллеги дежурные комплименты, и почти сразу же теряли ко мне какой-либо интерес. Иногда я подумывала о том, чтобы устроить шумную публичную сцену: прилюдно зарыдать, упасть на колени, взмолиться о помощи, о защите от Мортона, но эти порывы проходили быстро. Очевидно, что мне бы никто не поверил, а месть супруга была бы отвратительна и скоропостижна.

Поэтому за Мией я пошла, теряясь в догадках и испытывая какую-то смутную неявную тревогу. Мы вошли в имение через центральный вход, по боковой мраморной лестнице поднялись на второй этаж, и я поняла, что служанка ведёт меня к рабочему кабинету Мортона. Вряд ли мне грозила какая-то опасность, но я невольно впилась ногтями в ладонь. Гости…

Моё домашнее платье совершенно не подходило для встречи с посторонними — Мортон всегда сам выбирал и покупал мне одежду, очевидно, руководствуясь советами или примерами каких-нибудь девиц лёгкого поведения из столичных домов любовного утешения: оголённые плечи, низкие вырезы, изобилие струящихся полупрозрачных тканей. Что ж, будучи запертой в его доме, я не имела поводов и возможности для возражений.

Служанка постучала в дверь кабинета и отошла с полупоклоном. Я подождала, пока двойные створки распахнутся, прекрасно зная, что для этого мужу не придётся вставать из-за широкого дубового стола. Магистр Мортон не нуждался в помощи рук для исполнения многих своих простых желаний.

В рабочем кабинете хозяина Койнохолла, как обычно, царил идеальный порядок. Здесь всё было чисто и выверено от и до: чугунные фигурки девяти богов расставлены от меньшей к большей, пепельница чиста настолько, что в ней можно подавать суп, а бумаги в корзине для бумаг не смяты неаккуратными комками, а разрезаны на аккуратные прямоугольники и сложены стопкой.

Гость оказался всего один.

— Познакомься, Альяна. Это сэр Вильем Хоринт, мой ученик. Он будет жить в Койнохолле до окончания лета. Хоринт, это моя жена, леди Койно Альяна. Надеюсь… — Мортон постучал пальцами по столу, и на что он надеется, я так и не узнала. Подняла голову — до этого я привычно изучала узоры на каменной плитке пола — и посмотрела на стоящего у стола высокого и худощавого молодого человека.

Он мне не понравился.

Не понравился настолько, что я поспешила отвести взгляд от его неуместно красивого лица в обрамлении длинных светлых волос, одновременно насмешливого и смущённого. Совсем юный холёный красавчик, маменькин сынок, от которого за версту веяло благополучием и надёжной родительской поддержкой за обе руки. Белая рубашка, дорогие запонки, идеально отглаженные брюки с ровными стрелками, блестящие ботинки, застёгнутый на все пуговицы жилет с маленькой серебряной брошью в виде какого-то цветка — мне хватило буквально одного взмаха ресниц, чтобы разглядеть детали и убедиться в своих впечатлениях.

— Рад знакомству, леди Койно. Имение магистра Койно славится своими розами, но никто не предупреждал, что самая прекрасная из них будет не алой, а золотой.

Это что, намёк на мои рыжие волосы?

Голос у мальчишки был обволакивающе-мягким, и даже почти не зная настоящей жизни за пределами ограды Койнохолла, я легко могла вообразить этого праздного прожигателя жизни в светских салонах, небрежно потягивающего вино и цедящего бессмысленно-пафосные слова о войнах, литературе и проблемах международной экономики, в которых он сам понимал едва ли если треть. Могла поспорить на что угодно, что он знаком со всеми пороками общества, доступными золотой молодёжи: курительными трубками с толчёной зеленью, легкодоступными девицами-танцовщицами, алкоголем и азартными играми…