– Да, монсеньор, – говорю я и едва не замираю от страха, когда женщина подходит ко мне. Она наклоняет мою голову в сторону, обнажив шею, и с поразительной быстротой, но все же причинив сильную, жгучую боль, делает особую татуировку на нежной коже у меня за ухом.
– С этого дня гильдия Воров будет твоей семьей. Ты будешь служить ей и никогда ее не предашь.
Я чувствую, как под иглой, которой работает женщина, выступают капли крови; мне кажется, я ощущаю металлический вкус во рту, даже когда работа закончена. Вся шея горит от боли.
Я знаю, что наша метка – это бриллиант, потому что однажды видела татуировку за ухом у Тенардье, когда он валялся на полу после пьяной драки.
– Маленькая Кошечка, мне не часто приносят столь ценные подарки. – Томасис берет в руку талисман и крутит его так, чтобы на него падало больше света. – Если желаешь, я сделаю тебе ответный подарок. Проси у меня что хочешь, и я исполню твою просьбу.
Рядом со мной вздрагивает Феми. Я понимаю, что он хочет меня предупредить, но не обращаю внимания на этот сигнал.
– Я хочу, чтобы вы спасли мою сестру, – торопливо говорю я. – Хочу, чтобы вы защитили ее так же, как защищаете меня.
Задерживаю дыхание и стараюсь не слишком надеяться.
– Спасти ее? – спрашивает Томасис. – От чего ее нужно спасти?
– Ее забрали и… продали, – отвечаю я. Язык с трудом ворочается во рту.
– Продали? Это и правда очень прискорбно. И Тенардье позволил совершить с ней такое?
Я прикусываю губу. Мой отец – Мастер зверей в этой гильдии; я не смею плохо о нем говорить, по крайней мере здесь.
– Понятно… – нахмурившись, протягивает Томасис; мое молчание сказало ему все лучше слов. – Тенардье всегда был слишком падок на деньги.
Он трогает драгоценный камень у себя на груди и раздумывает.
– Выкупить ее обратно… Это можно устроить. Но подумай, маленькая Кошечка, что, если тот, кто купил ее, не захочет нам ее продавать?
Я поднимаю на него разъяренный взгляд.
– Тогда я хочу, чтобы этот человек умер, – говорю я.
Томасис смеется, и весь зал смеется вместе с ним. Только Феми отчаянно мотает головой, стараясь привлечь мое внимание.
– Какая ты кровожадная!
Смех будто царапает меня. Я сказала что-то неправильно, и это их забавляет.
– Вы не убиваете людей?
Томасис широко улыбается.
– Обычно нет, – говорит он. – Но я знаю тех, кто хорошо разбирается в этом деле. Поэтому скажи, кто ее забрал. Назови имя, и все будет сделано.
Феми издает какой-то сдавленный звук.
– Я слышала, что его называли Капланом.
В ту же секунду весь зал замолкает. Феми рядом со мной обращается в лед.
Томасис поднимается с опасной грацией дикого зверя и в два прыжка оказывается передо мной. Я не успеваю заметить, как он замахнулся, но уже лечу на пол от невероятной силы пощечины. Стараюсь не обращать внимания на боль в щеке и холодные плиты пола под пальцами, пытаюсь встать хотя бы на колени.
– Прошу вас! – говорит в это время Феми взволнованным, дрожащим голосом. – Она не знает, кто такой Каплан.
В зале по-прежнему стоит тишина.
– Ты привел врагов Тигра в мой дом?! – Теперь Томасис обращается к Феми, и его глаза злобно сверкают. – Да к тому же обманом заставил меня принять их в нашу семью?!
– Простите меня, монсеньор! Она сама не знает, о чем просит! – снова отчаянно произносит Феми, будто скрещивая шпагу с гневом Томасиса, пытаясь его отразить.
– Тогда зачем ты привел ее ко мне? – рычит Томасис. – Почему она просит меня убить его?
Вопрос эхом отражается от стен. Все слушают.
Я стараюсь унять дрожь и с шумом втягиваю воздух, чтобы успокоиться.
– Оте… Тенардье продал ему мою сестру, – говорю я, глядя ему под ноги и пытаясь прогнать страх.
Томасис вздыхает, наклоняется ко мне и берет рукой за подбородок.
Я поднимаю глаза и вижу его тяжелый взгляд.
– Здесь, в Сияющем зале, очень редко применяется насилие. В отличие от членов других гильдий, мы больше всего надеемся на свою скорость и сообразительность. Говорят, что хороший Вор может выкрасть даже злодеяние из сердца собственного брата.
Он отступает назад и снова грузно садится на свой трон.
– Я прощаю твою неучтивость, потому что ты одна из самых юных моих чад. Никто еще не приносил мне ничего похожего на твой подарок. И никто бы не осмелился попросить у меня того, о чем только что попросила ты.
Он делает знак Феми, тот хватает меня за руку и рывком поднимает на ноги.
– Барон Каплан, Тигр, правит гильдией Плоти, – говорит Томасис. – Он восседает за Высоким столом вместе с восемью остальными баронами Двора чудес. – Он закрывает глаза и трет пальцами виски будто от большой усталости. – У нас есть… соглашения с гильдией Плоти. Они не вмешиваются в наши дела, а мы не трогаем их. Я не брошу вызов барону Каплану даже ради собственного ребенка, потому что нападение на барона втянет весь Двор в войну. Это запрещено, так гласит Закон.
– Так гласит Закон, – произносит множество голосов вокруг меня.
– Мы, Отверженные, чада Двора чудес, связаны Законом, – продолжает Томасис. – Он скрепляет нас, он защищает нас, он поддерживает и ограничивает нас. Он отпечатан в наших глазах, написан пеплом на угольках наших сердец.
– А как же моя сестра? – кричу я.
– Я дам тебе сотню новых сестер, – говорит Томасис, печально глядя на меня. – Но не могу вернуть ту, которую у тебя отняли. Горюй по ней, но знай, что она умерла.
Стараюсь подавить в себе нарастающее горькое разочарование. Я-то думала, что человек, который так властно правит гильдией Воров, может помочь мне спасти Азельму.
Я начинаю дрожать. Пытаюсь побороть дрожь, сжимаю кулаки, напрягаю все мышцы, но это сильнее меня, мое тело не в состоянии больше сдерживать все, что накопилось внутри.
Томасис хватает меня за руку и притягивает к себе. Его голос становится мягче и тише, так что теперь только мы с Феми слышим, что он говорит:
– Не бойся, малышка. Ты чадо этой гильдии, Каплан тебя не тронет. Гнев Тенардье тоже не достанет тебя здесь. Я знаю, каким жестоким он может быть под действием вина. Посмотри на меня: он тебе больше не родня, ты – моя дочь. Если он поднимет на тебя руку, это будет то же самое, как если бы он ударил меня. А даже он никогда не напивался настолько, чтобы осмелиться на это.
– Я боюсь не за себя, – говорю я, и при каждом слове мои зубы неистово стучат друг об друга. Смотрю Томасису прямо в глаза и вижу где-то в глубине жалость.
Если выясню, что задумал Тигр или куда увел мою сестру, тогда я, конечно, смогу что-нибудь предпринять…
– Вы сказали, что сделаете мне подарок, и вот о чем я прошу: скажите мне правду, – произношу я тихим голосом. – Он собирается ее убить?
Томасис медленно качает головой и отворачивается.
– Эта правда не будет считаться моим подарком, потому что ее знают все. Смерть была бы для нее большой милостью, – тихо говорит он.
Томасис улыбается мне, но его улыбка подернута печалью, и в эту минуту он выглядит точно как Феми.
– А подарок, который я тебе обещал, прибереги на потом. Знай, что однажды ты сможешь о чем-то меня попросить, и я сделаю это для тебя.
Теперь он смотрит строго.
– Не пытайся ее разыскать, все равно не найдешь. Не старайся помочь ей, потому что никому не под силу ослабить хватку Тигра, если он вонзил в кого-то свои когти. Не делай Каплана своим врагом, ты не будешь петь охотничью песнь с его именем на устах. Поклянись, что все так и будет.
Азельма могла попытаться сбежать, но пожертвовала собой, чтобы отправить меня сюда и дать хоть маленькую частицу безопасности в виде татуировки, которая до сих пор саднит у меня за ухом. Феми не побоялся навлечь на себя гнев собственного брата, чтобы спасти меня, и теперь барон Воров обязался защищать меня от Тигра и Тенардье. Я должна внимательно отнестись к их словам, должна уважать их жертву. Я должна забыть свою сестру. Глупо было бы поступить иначе.