Аквитания, декабрь 1941г.

Карцер действительно стал выглядеть по-другому и теперь больше напоминал парижские застенки. Прежде эту функцию выполняло тесное холодное помещение, когда-то служившее кладовкой для строительных инструментов при возведении бараков. Теперь его заменил глубокий подпол, без окон, с сильным запахом сырости и спертым душным воздухом.

Поль быстро распрощалась с надеждой встретить там Кэтрин. Вероятно, Вольф распорядился вырыть сразу несколько подобных погребов, чтобы заключенные в них не могли взаимодействовать друг с другом. Разумно, черт возьми. Как и все, что он делал.

Поль тщетно барабанила в бетонное ограждение, прежде чем оставила все свои жалкие попытки хотя бы услышать рядом звуки, говорящие о соседстве с американкой. Можно было, конечно, предположить, что Кэтти уже перевели обратно в общий барак, но с одинаковой вероятностью это влекло за собой и возможность того, что девушки уже нет в живых.

Поль уже готова была снова начать перебирать разрозненные осколки своих воспоминаний, чтобы сохранить рассудок, когда узкая полоска света открывшейся двери ознаменовала подозрительно скорое окончание ее заточения. По расчетам девушки, прошло не больше суток с того момента, когда она покинула допросную.

Хотя она не особенно сопротивлялась, ее волоком вытащили наверх. Измученное стрессом, голодом и усталостью тело повиновалось чужим приказам с такой легкостью, словно Поль была тряпичной куклой.

Яркие всполохи ламп снаружи резали глаза, а ресницы все время пытались предательски сомкнуться, погружая девушку в поверхностный и тяжелый сон. Только теперь она осознала, что толком не спала и не ела уже почти неделю.

Вопреки ее ожиданиям, Поль вовсе не спешили возвращать в барак, как и провожать обратно в допросную.

Ее втолкнули в какую-то комнату, где несколько толстых, неопределенно толи мужских, толи женских, рук принялись за свою добычу – ее раздели и ополоснули ледяной водой, густо облили чем-то, источавшим сильный приторный и сладкий аромат, причесали и принялись наряжать, словно она действительно превратилась в игрушку большого, жестокого ребенка. Непривычно хорошее белье, какое-то пестрое платье из скользкой ткани, грубо натянутое через голову. Эти же руки насадили на ноги непозволительно роскошные шелковые чулки и вызывающе-красные туфли больше размером, чем было нужно.

Все те же неизвестные феи, пытаясь накрасить ее исхудавшее в лагере лицо, чуть не выкололи глаз кисточкой для туши и промазали мимо рта скользкой, видавшей виды жирной красной помадой.

К концу всего этого действа Поль немного взбодрилась, осознав, что происходит что-то, выходящее за рамки ее привычного лагерного быта и попыталась сопротивляться. Но за попытки проявить характер быстро схлопотала по лицу каким-то тяжелым предметом. И все те же ловкие руки вытерли струйку крови из носа, приложили салфетку с нашатырем, и мутная картинка быстро вернула себе четкость.

Над Поль хлопотали две грубые девицы, из яркого макияжа и одеяний которых не сложно было сделать вывод об их принадлежности к древнейшей профессии.

Наконец-то Поль встряхнули за шкирку и поставили на ноги, а затем сунули в нос фляжку с сильным терпким ароматом. Девушка попыталась увернуться, но одна из женщин ухватила ее за подбородок и больно сжала щеки, вынуждая открыть рот. Когда едкая обжигающая жидкость влилась в горло девушки, она поперхнулась и закашлялась.

У напитка был характерный вкус – анис, полынь и гвоздика. Вероятно, зелье во фляжке было абсентом или каким-то похожим горьким аперитивом вроде того, который готовили местные жители юга Франции и севера Испании.

Поль украдкой вспомнила о том, как впервые попробовала абсент в Париже, поддавшись уговорам Паскаля и Кэтрин. Для девушки, никогда не пившей алкоголь – это оказалось фатальной ошибкой. Важно было уточнить, что из-за детства, проведенного в Алжире, где из-за жары и мусульманских традиций населения спиртные напитки практически не были распространены, Поль абсолютно была лишена иммунитета к их воздействию на организм. Она пьянела мгновенно. И сейчас, после приличной дозы горького зелья, она тут же ощутила, что земля стремительно уплывает из-под ног, а голова идет кругом.

Поль болталась из крайности в крайность – то не осознавала, где находится, то четко различала каждую деталь; пока ее сажали в машину, блестящий нацистский «Хорьх» без верха; пока везли по проселочной дороге, где каждая кочка и ухаб отдавались неприятными ощущениями в желудке. Девушка даже порадовалась, что голодала последние дни, и невольно избавила себя от риска проститься со всей съеденной накануне пищей из-за ее полного отсутствия.

Наконец-то машина остановилась перед облезлым двухэтажным зданием. Конвой из проституток, всю дорогу сидевших по обе стороны от Поль на заднем сидении, шумно переговаривавшихся на непонятном ей диалекте французского, резво вытряхнул свою подопечную на землю. Поль чуть не уронила туфлю и теперь она болталась на ноге, еще больше затрудняя и без того осложненные алкогольным мороком передвижения в пространстве.

Цепкие руки проводили арестантку внутрь помещения. После прохладного зимнего воздуха на нее опустился терпкий и густой смрад деревенской таверны. В глазах потемнело, помещение поплыло цветными пятнами. Поль пыталась сопротивляться и ухватиться за стремительно расплывающуюся реальность, но все глубже вязла в густом тумане, заполняющем голову изнутри.

В доме царил мягкий полумрак; из источников света был только большой, выложенный камнем камин и тусклые свечи на столах. В отблесках огня скользили неясные тени постояльцев. Куда более четкими были их смех, голоса, по большей части на немецком, звуки песен и военных маршей, которые тянула компания в углу. Мускусный резкий запах терзал ноздри.

Чьи-то руки из темноты потянулись к девушке, она отшатнулась, чуть не потеряв равновесие на непривычных каблуках. Все-таки раньше ей никогда не приходилось носить подобную неудобную, хоть и красивую обувь.

Одна из ее попутчиц шлепнула по руке нациста в расстегнутой форме, заинтересовавшегося свежим экземпляром, и что-то возмущенно крикнула ему по-немецки. Он скривил физиономию и презрительно плюнул себе под ноги, грязно выругавшись, но своих попыток не оставил – снова дернулся в сторону девушки.

Тогда из мутного марева вокруг выплыло лицо оберштурмбанфюрера Вольфа. Его ровные черты и холодные глаза резко контрастировали с языческой пляской веселья вокруг. Он был словно средневековый инквизитор, обнаруживший капище дикарей и обряд, посвященный осуждаемому церковью божеству. Он презрительно оглядывался по сторонам, морщась от окружающей вони.

- Отведите ее наверх, - распорядился Вольф и вытащил из-за пояса дубинку.

Поль дернулась, ожидая удара, но вместо нее рыжий офицер принялся охаживать своим оружием лезшего к ней солдата. Проститутка рядом с девушкой, при виде этого, издала звук средний между смешком и хрюканьем. Она за локоть потащила девушку через толпу постояльцев к лестнице. Поль только и оставалось, что послушно переставлять ноги, под тяжелыми и похотливыми взглядами присутствующих.

В этом коротком платье и туфлях она чувствовала себя практически обнаженной, с теплотой вспоминая скромную арестантскую робу.

Ее шатало. Она вцепилась в перила, как в спасительную соломинку утопающий, и тут же обзавелась несколькими саднящими занозами. К счастью, сквозь мутную пелену, застилавшую окружающий мир, даже боль доносилась приглушенно и гулко.

Проститутка втолкнула Поль в одну из комнат на втором этаже и в лицо арестантке ударили жар камина, запах пота и алкоголя. Поль поморщилась, испытав сильный рвотный порыв, но удержалась. Дверь позади девушки захлопнулась, а представительница древнейшей профессии крепко держала свою жертву за плечо. Поль расфокусированным взглядом оценивала окружающую обстановку. Неминуемо ее глаза зацепились за размытые силуэты мужчины и женщины на постели, слишком увлеченных своим занятием, чтобы отвлекаться на прибытие незваной гостьи.