Поль двинулась за ним, скорее чувствуя, чем слыша за собой широкую поступь Монстра. В этот момент она почти готова была примириться с наличием чужеродной тени; словно сама темнота, наполнявшая углы храма, куда не падал тусклый свечной свет, последовала за ней.

Только в тесном переулке Монстр решился напомнить о себе. Он цепко ухватил девушку за запястье.

- Ты не ускользнешь от меня снова, - твердо сказал он, с выражением, не терпящим возражений. Поль дернула свою руку, но тщетно – хватка у Рихарда всегда была железная. Она вспомнила про пистолет в кармане, но даже не потянулась к нему. Заторможено и отстраненно она подумала о том, что не должна упускать Вольфа… Не должна. Не должна…

Монстр потянул ее в сторону, и девушка заметила уже знакомый ей черный роллс-ройс в тени раскидистого дерева. Ага, значит, он не только беглянку сумел отыскать, но и похищенное ею транспортное средство. Хорошо все-таки быть экстрасенсом, или кем он там был. А, не важно. Все не важно.

- Хорошо, - с неожиданной легкостью для себя согласилась Поль.

Париж, осень 1939 года.

Европейцы во второй половине девятнадцатого века не на шутку увлеклись опиумом, но к концу тридцатых, конечно, эта повальная тенденция практически сошла на нет. На смену восточной отраве уже пришло достаточное количество доступных альтернатив; Париж и вовсе предлагал удивительное многообразие дурманящих сознание веществ.

Однако, вдохновленные красочными историями деятелей искусства эпохи декаданса, Паскаль и Кэтрин были решительно настроены открыть для себя именно это запрещенное удовольствие. Конечно, Фалих, обожавший художников, судьбы которых часто преломлялись благодаря этому пагубному увлечению, не мог устоять перед искушением поддержать новых друзей в поисках приключений. А Поль… Поль следовала за этой отчаянной троицей, хотя могла провести еще один скучный, но более продуктивный вечер в обществе толстых фолиантов с историей и теорией медицины. Только спустя много лет она с удивлением поняла, что жалеет о своем конформизме. Учеба увлекала ее куда больше сомнительных развлечений. Но… ее душила ревность при мысли, что Фалих отдалится от нее окончательно и куда сильнее сблизится с новыми друзьями из школы искусств, с которыми и так проводит куда больше времени.

В тот знаменательный вечер компания познакомилась с Сюин. У маленькой тихой китаянки была старшая сестра Минчжу. В том странном заведении она принимала гостей, а некоторых обслуживала в качестве проститутки, но в силу капризного характера была крайне избирательной в выборе клиентов. Девушки были сиротами, но умели за себя постоять, поэтому хоть и жили в каморке в том же здании, но вовсе не принадлежали его хозяевам и получали относительно официальную зарплату.

Минчжу была красавицей и потому работала в зале; Сюин – умницей, она гениально обращалась с техникой, и благодаря ее ясному инженерному уму заведение славилось новинками по части радиоприемников, проигрывателей и прочей развлекательной аппаратуры. Золотыми руками Сюин были созданы хитрые системы электрических ламп, освещавшие помещение красными и зелеными огнями.

Минчжу приняла компанию друзей и проводила в уединенную комнатку, где успела разочаровать, что опиума в их заведении уже давно нет, лет двадцать как. Однако предложила друзьям попробовать одно привезенное из далекого Афганистана вещество, которое, как отзываются о нем люди, позволяет «разгрузить голову и говорить с духами». Поль участвовать в дегустации отказалась и отправилась блуждать по залу, напоминающему лабиринт, благодаря тонким разделяющим зоны занавескам. В одном из закутков она заметила радиоприемник и копошащуюся в нем маленькую, хрупкую девушку.

В тот момент Поль еще не знала о том, что они станут подругами, но почувствовала заочную симпатию к незнакомке, ведь ей, бывало, приходилось и самой в детстве собирать что-то из деталей, работая на старьевщика Гловача. Маленькая китаянка даже не представившись толком, сбивчиво рассказала гостье о своей работе и устройстве приемника. И только закончив свою пламенную речь, вдруг опомнилась, странно смутилась, и протянула Поль перемазанную в какой-то черной маслянистой жиже крошечную ладошку.

- Я Сюин, - сказала она, отводя взгляд, и Поль потом еще долго привыкала к этой ее привычке, не смотреть в глаза, когда девушка стесняется, то есть, практически всегда, - а ты… почему здесь одна?

Поль представилась и с грустной улыбкой утолила любопытство своей новой знакомой:

- Мои друзья сюда пришли, чтобы попробовать опиум. А я… не хочу, поэтому решила пойти осмотреться.

- Твои друзья – американцы? – заинтересовалась Сюин, - они чаще всех сюда приходят с этими целями, наслушавшись всяких историй про то, как тут… в Европе, все употребляют наркотики.

- Только подруга, - ответила Поль и удивилась, ведь раньше так не называла Кэтрин даже про себя. Они тогда еще только начинали общаться, а экспрессивная американка не очень тепло относилась к сироте из колонии. То ли брезговала, то ли ревновала к ней Паскаля. Ведь он, в силу широты своей натуры, заботился о ней крайне трепетно.

- А… - понимающе потянула Сюин, - ты не похожа на людей, которые сюда приходят. Ты… совсем другая…

Сюин не успела закончить, потому что в закуток заглянул Фалих. Он искал взглядом Поль, но его расширенные от употребления шедевров восточной ботаники зрачки, остановились на маленькой китаянке. На его губах заиграла странная, отсутствующая улыбка. И, конечно, он совсем забыл о том, что явился сюда, чтобы отыскать отлучившуюся подругу. Он потом оправдывался, убеждая друзей в том, что прежде никогда не встречал людей монголоидной расы и оттого был так сильно впечатлен. Встречу с Минчжу он попросту списал со счетов.

- Боже, - пробормотал он, - какая ты красивая! Я хочу тебя нарисовать.

Сюин смущенно опустила глаза.

- Спасибо, - пролепетала она, - мне никогда такого не говорили. Вот моя сестра…

Этот момент отпечатался в памяти Поль удивительно четко, а вот последующие развитие отношений ее друзей провалилось куда-то в пустоту. От того дня, когда ее темнокожий друг впервые увидел скромную китаянку, до того, когда они, взявшись за руки, десятого июня, сидели в квартире француза и слушали старенький радиоприемник. Потом – снова темнота. И их последняя встреча в Гюрсе и недолгое прощание.

Память избирательна и вычеркивает лишнее, а какие-то места, напротив, обводит жирным пунктиром. По-крайней мере Поль запомнила это мгновение именно таким. И тогда она почувствовала острую иголку зависти, воткнувшуюся в сердце. Ей невыносимо захотелось, чтобы и на нее кто-нибудь смотрел с такими же восторгом и трепетом.

А ведь ее желание сбылось, только счастья совсем не принесло.

Рим, апрель 1959г.

По горькой иронии судьбы именно в этот вечер в отеле дежурил тот самый портье, который когда-то, казалось бы, уже в другой жизни, заселял в номер Поль и Рудольфа. Итальянцы плохо умели скрывать свои эмоции, потому девушка легко прочитала осуждение в его взгляде. Не трудно было догадаться, что мужчина уже успел сделать выводы о ее принадлежности к древнейшей в мире профессии или весьма сомнительных моральных ориентирах.

Конечно, приехала сюда сначала с одним ухажером, с другим встречалась с патио; и вот теперь заявилась уже с третьим; капризная, избалованная дрянь в дорогих тряпках.

Поль возмутилась бы от подобных суждений в свой адрес, если бы не была увлечена другими мыслями, да и не испытала удивительного для самой себя морального удовлетворения от того, что в кои-то веки, хоть кто-то находил ее красивой и желанной. Пусть и осуждая за это.

За свою насыщенную жизнь она успела примерить огромное количество ролей – и девочки из пустыни, и студента-медика с наклеенными усиками в мешковатом костюме с блошиного рынка; и партизанки, и узницы, и мстительницы, и жены. Обольстительницей и роковой женщиной ей быть еще не доводилось, не смотря на все свои тщетные попытки открыть в себе подобные черты в Гюрсе, когда она пыталась соблазнить Монстра. Может быть она зря себя недооценивала? Ведь соблазнила же, в конце концов?