Вероятно, подобный образ ангела смерти смог бы найти отличный отклик в расцветающем сейчас кинематографе. Только вряд ли она решится с кем-то этим поделиться.

- Кто она такая? – не выдержала Поль затянувшейся паузы. Она справедливо рассудила, что за содеянное, имеет полное право наконец-то получить ответы хотя бы на часть своих вопросов.

- Разве ты не заглянула в ее мысли? – откликнулся Вольф немного едко. Все-таки он даже не пытался скрывать того отвращения, которое испытывал к таким, как она, к их способностям. Удивительно, что он вообще решился обратиться к ней за помощью в подобном деликатном вопросе.

- Я мало что поняла, - призналась Поль, - и мне хотелось бы услышать твою версию.

- Хорошо, - на удивление легко согласился мужчина, и Поль была крайне ошарашена его сговорчивостью и, к тому же, внезапно открывшемся даром рассказчика, - когда Гюрс пал, меня перебросили в Итальянскую социальную республику. Дела здесь шли не самым лучшим образом… Мы проигрывали, быстро теряли позиции. Да и… все это уже имело мало значения. Так вышло, что во время одной операции, я смертельно ранил итальянского мальчишку. Его последними словами была просьба позаботиться о его матери. Довольно странно просить о таком врага, не правда ли? Но этот парень валялся в бреду, почти не понимая, кто перед ним. Я забрал его паспорт и разыскал ее, когда война закончилась. Эта женщина… не знаю, потеряла ли она рассудок, когда погиб ее единственный сын, или раньше, но уже плохо отличала реальность от своих фантазий. Она приняла меня за него и я… остался здесь. Я заботился о ней все эти годы. Жизнь за жизнь. Но теперь я свободен.

Поль слушала его, задумчиво подперев подбородок ладонью.

История тронула ее до глубины души. Она была печальной, но удивительно логичной, учитывая, насколько Вольф был предан своему слову. Настолько, что готов был взять и надеть на себя чужую шкуру, лишь бы только выполнить данное когда-то обещание. Конечно, он, как и все бывшие офицеры, искал повода спрятаться, чтобы продолжить жизнь после войны, но в его поступке была определенная доля благородства. Хотя бы за это он заслуживал уважения.

- И что ты будешь делать теперь? – вырвалось у Поль. Вольф наконец-то посмотрел в ее сторону, и его улыбка показалась девушке очень загадочной.

- У меня есть дела, - заявил он и вдруг совершенно огорошил свою собеседницу, - но я вовсе не планирую посвящать остаток своей жизни мести, как это делаете вы.

- И ты даже не хочешь расквитаться со Шварцем? – не удержалась девушка.

Все-таки этот человек разрушил карьеру педантичного, целеустремленного немца. Кто, если не он?

Бывший рыжий офицер и гроза Гюрса почти по-детски скривился и фыркнул. Словно проглотил что-то горькое, но выплюнуть было поздно.

- С меня настолько хватило этого куска дерьма, что я даже ради расправы не хочу встречаться с ним снова, - презрительно процедил Вольф, - к тому же… не имею права лишать тебя такого удовольствия.

Да уж, удовольствия – мрачно откликнулась Поль про себя.

Рим, апрель 1959 г.

Вольф высадил Поль из машины в районе вокзала Трестевере в одноименном районе Рима. Девушка наконец-то оказалась предоставлена себе и освобождена от не самого приятного для себя общества.

Впрочем, ненадолго – времени у Поль было в обрез, и, к ее величайшему сожалению, не было возможности даже добраться до квартиры француза, чтобы хотя бы предупредить друга о своих планах и переодеться. Вернее, одеться, потому что к вечеру этого сумасшедшего дня, девушка по-прежнему щеголяла пальто на голое тело, в котором выбежала на улицу второпях еще с утра. Благо наглухо застегнутые пуговицы и туго затянутый пояс все еще спасали ее от возможных конфузов.

Хоть она и была давно избавлена от своей прежней стеснительности и смущения перед собственной наготой, но подразумевала, что подобная экипировка, а вернее ее отсутствие, может сыграть с ней злую шутку при более неожиданном развитии событий. К несчастью, в момент появления Шварца и краха всех ее надежд на спокойную и стабильную жизнь, Поль вернулась на прежнюю полосу препятствий, которой ее судьба была до встречи с милым швейцарцем.

Кстати, о несчастном банкире, – убегая из квартиры Паскаля, денег Поль с собой не захватила, поэтому теперь вынуждена была прибегнуть к запасному плану. Она легко отыскала подходящий банк и запросила состояние счета своего супруга, пока еще не признанного покойным, и была приятно удивлена. Рудольф был предприимчив и предполагал, что в поездке может испытать потребность в дополнительных средствах, поэтому создал ресурс, доступный себе и жене, в известном итальянском банке. Подтвердив личность и родство с мужчиной, Поль сняла со счета небольшую сумму, достаточную для того, чтобы укрепить свое сомнительное положение и не слишком крупную, чтобы вызвать подозрение у служащих.

На полученные средства Поль наспех приобрела себе кое-какую одежду, не особенно утруждаясь муками выбора, но уделила большее внимание ужину. Все-таки Вольф, распинавшийся о гостеприимстве и ее манерах, даже не удосужился предложить своей попутчице разделить с ним трапезу в доме своей-чужой матери, а времени для того, чтобы побеспокоиться о еде в дороге у них не было. Оставшуюся с ужина мелочь, Поль хотела потратить на звонок Паскалю, но уже у телефонного автомата вспомнила, что не удосужилась даже выяснить адрес его квартиры и номер для связи.

В любом случае разговор предстоял сложный и неприятный, так что девушка предпочла отложить его на потом. Конечно, французик будет волноваться за нее, умчавшуюся в закат со старым врагом, но не слишком сильно.

Песчаная змейка отлично умела за себя постоять и неоднократно демонстрировала это старому товарищу. В солнечной и гостеприимной Италии с ней точно ничего не случится. Даже в обществе бывшего нацистского фанатика. По крайней мере, не случится ничего хуже, чем уже случалось прежде. Вроде, например, изнасилования над трупом покойного мужа.

А утомительные объяснения мотивов собственных поступков никогда не приносили Поль удовольствия, тем более теперь. Ей оставалось только надеяться на бесконечное доверие старого друга, который обязательно сможет понять и принять любые ее решения.

Но уже потом. Когда все останется позади. В конце-концов он сам так настойчиво уговаривал ее взяться за старое и продолжить их личную вендетту.

До назначенного часа еще оставалось свободное время, и Поль посвятила его прогулке по району Трастевере, отчего-то бывшим не самым популярным местом у туристов. На узких средневековых улочках встречались в основном итальянцы, и девушка могла насладиться картинами их обыденной жизни: шумной экспрессивной речью, пряными ароматами свежей пищи, звоном винных бокалов; обрывками музыки и телевизионных программ, доносившихся из открытых окон.

Перед тем, как отправиться на дело, Поль вышла через запутанные лабиринты улиц к набережной Тибра и закурила, опершись на массивный парапет. Здесь река раздваивалась, огибая небольшой лесистый остров с постройками и красивой базиликой. Темнело и уже зажигались фонари, свет которых отражался ржавыми всполохами в иссиня-черной поверхности воды.

Это место напомнило Поль Париж. Ту самую набережную Сены, где они любили сидеть с Фалихом после учебы и делиться впечатлениями, полученными за день.

В сердце словно вонзилась тонкая иголка. На мгновение девушке даже показалось, что сейчас она дождется друга, они возьмут лимонад или теплое пиво, а Фалих улыбнется ей тепло и ласково белозубой улыбкой на смуглом лице.

И словно не было этих лет, людей, переживаний, городов, событий, чувств, все откатилось обратно к началу, вернулось на исходную точку; в тот момент, который, вероятно, был одним из лучших в ее насыщенной событиями жизни.

Все после было лишь долгим и тяжелым сном, и теперь он рассыпался, как осколки разбитого зеркала. В них были бараки Гюрса, застенки и пытки, утопающий в альпийских туманах Нойшвайштан; Лиссабон и Буэнос-Айрес, аккуратные домики Люцерна и лес за стенами психиатрической лечебницы, Испания, Рим, Флоренция, Фреджене, Урбино, Стамбул, Новый Орлеан, Сан-Франциско, разгромленная Варшава…