Судьба ждала, чтобы настигнуть меня, и было лишь правильно, что я давал ей столько шансов, сколько мог.

Мы промчались по последнему отрезку тихой улицы. Сэмми ждал у финишной черты. Интересно, на кого он поставил в этот раз? Как только я вырвался вперед, моя шина наткнулась на масляное пятно на дороге. Это не было редкостью в этой дерьмовой части города. Колесо прокрутилось, и машину чуть не занесло. Я сильнее надавил на педаль газа. Я не собирался проигрывать. Не сегодня. В последний момент машина выровнялась и я пересек финишную черту, имея в запасе всего миллисекунды.

Воздух наполнился запахом горелого масла. Я притормозил позади Сэмми и потянулся за звонящим мобильником. Это был рингтон моего отца, так что нужно было ответить.

— Где ты? – В голосе Сорена звучало опасное спокойствие.

— Вышел. А что?

— Возвращайся домой. Сейчас же. – Он повесил трубку.

Я уставился на телефон, беспокойство пробилось сквозь победную эйфорию. Таблетки не давали мне слишком сильно переживать из-за возможной ссоры с отцом, но даже тогда в моем затуманенном сознании зашевелилось беспокойство. Я знал этот тон. Он никогда не означал ничего хорошего.

Вместо того, чтобы забрать свой выигрыш у Сэмми, я завел «Мустанг» и поехал домой.

Отец ждал меня в своем кабинете. Собрание книжного клуба закончилось, и Колетт нигде не было видно. Я застыл, как только в поле зрения появился Сорен. Он сидел за своим столом, а моя хоккейная клюшка лежала перед ним. Что за хрень? Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица, так как не мог позволить ему узнать, как он влияет на меня.

Я неторопливо вошел и встал у края его стола.

— В чем дело?

Мой отец откинулся в кресле, одной рукой поглаживая лезвие. Это была клюшка, сделанная на заказ, специально под мой стиль игры. Модель лезвия и форма крюка улучшили мою игру, а на изготовление этой чертовой штуки ушли месяцы. Если я и был к чему-то привязан в этом доме, так это к своей клюшке, и Сорен, мать его, знал это.

— Что для тебя значит хоккей?

Я промолчал. Я знал, что лучше не давать отцу лишних козырей. Конечно, я никогда не рассказывал ему о том, что хоккей значит для меня всё. Это был мой смысл жизни. Без него у меня ничего не было. Я был никем. Ты сломлен, Бек. Тебя не спасти.

— У меня сложилось впечатление, что ты любишь хоккей и хочешь играть за Геллионов УХХ, но теперь я в этом не уверен...

— Почему нет? – процедил я.

— Потому что, если бы ты действительно заботился о чем-то в своей никчемной жизни, то не ставил бы это под угрозу. – Отец потянулся за чем-то в ящике стола и с глухим лязгом уронил на стол.

Весь мой мир рухнул.

Школьный металлический пенал, в котором хранились мои секреты.

Сорен порылся внутри, перебирая блистеры с таблетками, и выхватил крошечный пакетик с коксом. Я редко употреблял кокаин, но почему-то не был уверен, что сейчас это принесет мне какие-то очки.

— Ну? Тебе нечего сказать?

Мой язык распух. Удовольствие и расслабленность, которые были раньше, быстро улетучивались по мере того, как на меня обрушивалась реальность.

Я покачал головой. Отец уже решил, как пройдет этот разговор. Ничто из сказанного мной не могло этого изменить.

— Ладно, тогда как насчет этого?

Сорен встал и поднял со стола клюшку. Затем схватил ее обеими руками и, описав быструю дугу над головой, ударил ею о край. Звук удара лезвия о твердый стол эхом разнесся по комнате.

— У меня не будет сына-наркомана. Я - Сорен, мать его, Андерсон. Знаешь, сколько детей убили бы за то, чтобы оказаться на твоем месте? В роли единственного наследника миллиардера?

Он снова опустил палку, и от треска я почувствовал тошноту. Хотя ему перевалило за пятьдесят, он все еще был силен. В молодости Сорен тоже увлекался спортом, и я знал, что он более чем способен сломать клюшку.

Он опустил ее в третий раз, и клюшка раскололось в его руке. Мое сердце разбилось вместе с ней. Он отбросил обломки в сторону, после чего пригладил волосы и поправил манжеты, успокаиваясь. Затем отец сел и пригвоздил меня взглядом.

— Ты поменяешь все свои курсы на бизнес-ориентированные, и я позволю тебе остаться в «Геллионах».

— Нет, – тут же выпалил я.

В старшей школе меня интересовали только уроки физкультуры и предметы, которые могли бы поднять уровень моей игры. Отец заставил меня посещать занятия по бизнесу и экономике – предметы, которые меня совершенно не интересовали. Во время выпускных экзаменов я даже не удосужился написать свое имя на тестах. Я провалил их все с треском. Я думал, что, может быть, отец поймет, что я не хочу той жизни, которую он представлял для меня, или что я не справлюсь с этой задачей. Зачем ему оставлять компанию тупице, который не смог сдать экзамены по бизнесу в старшей школе?

Но Сорену было все равно. В конце концов, речь шла только о его наследии и его репутации. Письмо, которое нашла Ева, было доказательством того, что для моего отца не было ничего невозможного. Он потянул за ниточки, чтобы я поступил в УХХ, а теперь искал способ диктовать мне предметы, которые я буду изучать.

— Да. – Сорен твердо смотрел на меня. — Или я поделюсь твоим маленьким хобби с копами, и пусть они с этим разбираются.

Я хмыкнул.

— Ну да, как будто ты позволишь своему единственному сыну сесть за наркотики… это было бы настоящим пиар-кошмаром.

— Моя команда справится с этим. Сомневаюсь, что хоть одна статья попадет в печать. Не испытывай меня, Беккет. Если ты опозоришь меня до такой степени, что я решу разорвать все связи, я похороню тебя. Ты станешь несчастным сыном, которого я не смог спасти. Это будет для меня меньшим позором, чем ты представляешь собой сейчас.

— Какой срок может быть вынесен за преступление, совершенное впервые? Копы вряд ли представляют угрозу, и мы оба знаем, что ты не можешь отречься от меня. Ты блефуешь. – Я скрестил руки на груди и встретил ледяной взгляд отца.

Больше всего Сорена раздражало то, что его контроль надо мной не был абсолютным. Мой дед оставил мне сотни миллионов в трастовом фонде, и я уже имел доступ к ним. Я не нуждался в средствах отца, и это беспокоило его. Деньги были тем способом, с помощью которого он контролировал всех остальных в своей жизни. Я позволил себе подумать, что, возможно, на этот раз перехитрил его, и мы зашли в тупик.

Затем Сорен усмехнулся.

— Может, мне тогда просто рассказать об этом тренеру «Геллионов»? И рекрутерам НХЛ. С приводами за наркотики в высшую лигу не попадают, верно?

Рука обхватила мое сердце и сильно сдавила его. Черт.

— Опиоиды задерживаются в организме всего на несколько часов. Даже тест их не покажет. Я никогда не принимал перед игрой.

— Провел исследование, да? Добросовестный маленький засранец. Без разницы. Тебе стоить усвоить, Бекетт, что хорошая репутация бесценна. Потеряв однажды, ты уже не сможешь ее вернуть. Как только в голове тренера зародится семя, он перестанет тебе доверять.

Он был прав. Черт. Казалось, что я наблюдаю, как моя жизнь рушится у меня на глазах, и я ничего не могу сделать, кроме как ждать и смотреть, куда упадут осколки.

Он долго смотрел на меня, и я понял, что плохо скрываю свои эмоции. У меня это никогда не получалось. Я чувствовал слишком много. Мои эмоции были беспорядочными и раскаленными добела. Запихнуть их внутрь было возможно лишь приняв большую дозу таблеток, и никак без них.

— Я вижу, мы поняли друг друга. С этого момента ты будешь вести себя так, как я хочу, или о твоей маленькой заначке станет известно Эрику Уильямсу. Сомневаюсь, что новый тренер «Геллионов УХХ» захочет видеть тебя в команде после этого, независимо от твоего таланта. Ты сломлен, Беккет, и как только все это узнают, они не захотят иметь с тобой ничего общего.

Его слова не были новыми. Мне стало любопытно, это Колетт вложила данное прилагательное в голову моего отца, или наоборот.