Ева. Запах, который невозможно было разлить по бутылкам, с намеком на что-то непередаваемое. Присущее только ей. Дорогие духи вызывали у меня отвращение. Натуральный аромат Евы Мартино - нет. Я не знал, что с этим делать.

Я заставил себя встать с кровати и потер руками лицо, после чего накинул одежду. После снов о маме мне никогда не удавалось снова заснуть. Это было невозможно. Вместо этого я потянулся к своей заначке и проглотил несколько таблеток. Это стало моей рутиной. В основном я принимал бензодиазепин и оксикодон, но переходил на кокаин, когда мне нужно было взбодриться перед тренировкой. Все становилось намного проще с химическим спокойствием. Добавьте к этому немного травки, и жизнь превращалась в вечеринку для одного. Вечеринку, о которой никто не знал, кроме меня и моего дилера.

Через несколько минут тепло разлилось по моим озябшим мышцам, прогревая замерзшую пещеру в груди, где должно биться сердце.

Комфортное онемение было моим любимым состоянием, в которое я возвращался все чаще. Острота и ясность ума нужны были мне только для хоккея. Все остальное можно было делать в оцепенении.

Я направился вниз, вздыхая при звуках громкого, нервного смеха. Колетт проводила свое собрание ежемесячного книжного клуба. Члены ее желанного ближнего круга до ужаса боялись своего лидера, но все равно стекались на ее собрания, как мазохисты. У меня не было времени ни на мачеху, ни на ее шайку подхалимок. Я прекрасно знал, кто такая Колетт Андерсон, и ее подруги ничем не отличались. Я терпеть не мог находиться рядом с ними.

Я пересек верхний зал, не имея другого выбора, кроме как пройти мимо двери в нашей самой маленькой гостиной.

— Бек! Ты дома! – Голос Колетт был громким и полным злобы.

Она знала, что я ненавижу ее и ее подруг, и по этой причине стремилась выставить меня напоказ перед ними при любой возможности. Это было одно из правил моего отца – не проявлять открыто неуважение, и я не спорил с ним по этому поводу. Он угрожал, что напишет декану с просьбой исключить меня из Геллионов УХХ, и я не хотел испытывать его.

Хоккей был единственным, что имело для меня значение.

— О! Это Беккет? Я так рада познакомиться с тобой лично, молодой человек. Я присутствовала на твоей игре несколько месяцев назад, и, должна сказать, была впечатлена тем, что кто-то в твоем возрасте настолько... развит... как игрок.

Колетт снисходительно улыбнулась своей подвыпившей подруге-пуме. Возраст женщин, наблюдающих за мной, варьировался от тридцати с хвостиком, как Колетт, до пятидесяти, как было моему отцу.

Когда мне исполнилось семнадцать, и мое телосложение стало соответствовать впечатляющему росту, я положил конец всем попыткам Колетт подложить меня под своих дрянных подруг. И все же, даже сейчас, они хищно оглядывали меня, отчаянно нуждаясь в небольшом общении с мужчиной, отличным от их скучных мужей или персонала, которому они платили за комплименты.

По моей коже поползли мурашки от их пошлых взглядов. Хуже того, их непристойные намерения заразили все остальные сферы моей жизни.

Из-за них я начал снимать напряжение с помощью таблеток, и желание заниматься сексом практически исчезло. Неожиданный, но очень подходящий побочный эффект. Учитывая, что отец требовал от меня кристально чистой репутации, не говоря уже о мачехе и ее извращенных наклонностях, так было лучше.

Мне не нужно было ни с кем встречаться. Я был не заинтересован в этом. Женщины вообще не привлекали мое внимание, благодаря привычке принимать таблетки, которые делали мое тело вялым. Я не замечал девушек в школе или на вечеринках. Я не заводился. Сеанс ленивой дрочки – это самое большее, что мне требовалось в последнее время, чтобы удовлетворить биологическую тягу к сексу.

Может, у тебя и встает при мысли о том, чтобы усложнить мне жизнь, но тебе категорически запрещено приводить свои мелочные планы в действие....

Предыдущие слова Евы пронеслись в моей голове. Она даже не представляла, насколько была права, за исключением того, что на самом деле у меня не было желания усложнять ей жизнь. В последнее время мне было на все наплевать.

— Я ухожу, – сказал я Колетт.

Она демонстративно посмотрела на часы, как будто имела какое-то право голоса в этом вопросе.

— Правда? Уже поздно.

— Я не спрашивал. – Я развернулся и направился к двери.

— Боже, Колетт, он всегда такой сердитый? Хотя я бы не отказалась испытать его гнев вблизи и лично.

За спиной раздался звонкий смех, и мой живот сжался. Если бы у меня был стояк, такой комментарий быстро убил бы его. Я бы скорее умер, чем засунул свой член в женщину вроде моей мачехи, с ее тщательно просчитанными словами и хирургически совершенной красотой. Она была хитрой ведьмой, набитой силиконом и филлерами, и я отгрыз бы себе член, прежде чем приблизился к кому-то из ее окружения.

Хотел бы я принять еще одну таблетку, но необходимо было соблюдать осторожность. Слишком много, и я бы устал за рулем. Усталость или слишком вялая реакция означали пламенный конец крайне нелегальной уличной гонке, в которой мне предстояло участвовать.

Я забрался в одну из своих машин – черный «Мустанг», мой любимый выбор для экстремальных гонок, – и, вопреки всему, проглотил еще одну таблетку.

Когда приходит твое время уходить, нужно просто смириться. В последнее время эта мысль меня не слишком беспокоила.

Место проведения гонок менялось каждую ночь. Сегодня это было недалеко от порта, расположенного справа от неблагополучной части города. Дом Мартино находился недалеко от начала трассы. Не то чтобы я часто бывал там. Обычно я уговаривал Ашера проводить время у меня, где не было никаких отвлекающих факторов, вроде сестер, разгуливающих в шортах и гольфах.

Состав обычной группы сидел на крышах машин, ожидая появления новых людей.

— Беккет, давно не виделись, – позвал Сэмми. Он был одним из главных организаторов, тем, кто принимал ставки на гонки и организовывал большинство из них.

Я вышел из машины и побрел на голос. Мое сознание уже расплывалось по краям. Впервые после того сна я полностью расслабился.

— Есть кто-то на примете для меня? – Спросил я, смутно осознавая невнятность своей речи.

Сэмми поджал губы и на секунду задумался, прежде чем кивнуть.

— Да, если ты готов рвануть прямо сейчас.

— Я готов.

К тому времени, когда я вернулся в машину, дымка, которая медленно, как морской туман, окутывала мои мысли, стала густой. Я сел за руль и поплыл. Больше не имело значения, что один из моих лучших друзей переехал через всю страну, возможно, навсегда. Вдруг стало неважно, что состав Ледяных Богов нарушился. Что Ева Мартино прочла то чертово письмо от декана УХХ и предположила обо мне самое худшее. Тупой качок. Я перестал переживать о том, что отец ненавидит меня до глубины души или что подруги моей мачехи с удовольствием бы трахнули меня, а некоторые так и сделали (не по моему выбору). Все, что причиняло боль, больше не волновало меня.

Я был свободен, по крайней мере, на какое-то время.

Объявили старт, я включил передачу и рванул с места. Гонки в наркотическом опьянении приносили особый кайф. Этакая безрассудная апатия, которая взывала к моему сломанному рассудку. Мои рефлексы притупились, реакции были нарушены. Я мог умереть прямо здесь, сегодня ночью.

Мать Ахиллеса искупала своего сына в реке Стикс, чтобы сделать его непобедимым. Я хочу, чтобы ты был непобедимым... не таким, как я.

Призрачный голос матери обострил мои чувства, вызывая во мне вину. Она так упорно цеплялась за жизнь, в то время как я ненавидел ее и заигрывал со смертью. Мама была бы так разочарована во мне.

Я мчался по пустынной дороге, повернув в последнюю секунду, чтобы не врезаться в стену. Мой противник не отрывался от меня. Несмотря на его более быстрые реакции, он проявлял больше осторожности. Страх смерти делал его медлительным. У меня не было такой преграды. Я бросал вызов Вселенной, наконец, исправить ошибку, которую она совершила много лет назад. В тот день, когда умерла моя мать... что-то внутри меня тоже умерло. Было бы лучше отправиться на тот свет вместе с ней. Никто из нас не остался бы в одиночестве.