В полном молчании они сели во внедорожник и выехали из маленького частного аэродрома. За окном проносились поля, засеянные ровными рядами хлопка. Солнце щедро заливало землю лучами, пропитывая летом каждый лепесток. Изредка мелькали коровы, лениво жующие траву и слабо машущие хвостами.

Мила сидела на заднем сидении и украдкой наблюдала за Жанатом. Она смотрела на его затылок, переходящий в крепкую шею. Его левая рука управляла рулем, легко поворачивая его в нужном направлении, а правая рука свободно лежала на рычаге переключения скорости. Все тело Жаната состояло из крепких мышц, наработанных не для красоты, а для физического применения и это делало его намного сильнее качков в спортзале. Мила готова была поставить против Жаната любого и знала, что Жанат выйдет победителем.

Было чистым безумием представлять, каково было бы оказаться по другую сторону баррикады — не быть врагом Жаната, а оказаться под его защитой. Мила понимала, что, предаваясь подобным мыслям, она скатывается все ниже и ниже по опасной наклонной, которая приведет ее в никуда.

«Все это очень и очень опасно», уговаривала себя Мила, сонно следя за проносящимися домами. Мила казалась себе маленькой девочкой — с замиранием прижимается носом к холодной витрине и широко раскрытыми глазами вожделеет дорогую игрушку, которую ей никогда не получить.

«Это нужно немедленно прекратить!», думала Мила, но ее предательский взгляд возвращался к Жанату снова и снова…

Чем может заняться девушка в шикарном гостиничном номере, накануне совершившая убийство, пережившая заключение, одну попытку утопления и одну попытку удушения?

Конечно же, наполнить огромную белоснежную ванну горячей водой, вылить туда полбутылки пены с ароматом сирени, закурить сигарету и поставить погромче чувственный голос Челентано.

Мила полулежала в круглой ванной, положив голову на бортик, и смывала с себя ужас прошедших дней. Руки намыливали уставшее тело, смывая грязь и снова возвращая нежную ровную кожу, словно нарастая новой броней. Мила думала о том, что эта броня ей еще понадобится, настолько непредсказуемы стали ее дни в последнее время.

И все было бы идеально, если бы в какой-то момент ее релаксацию не прервал грубый окрик из номера. Мила успела только залезть в пушистую пену по нос, как Жанат влетел в ванную, распахнув дверь и обдав ее холодным воздухом и ледяным взглядом.

— Ты оглохла? Или у тебя совместно к мозгам нет ушей?

Миле казалось, что даже горячая вода в ванной заледенела от голоса Жаната. Она залезла глубже, спрятала мокрые коленки, придвинула побольше пены в область груди и глянула на Жаната снизу вверх.

— Вы всегда так врываетесь в номер к девушкам?

— Нет, обычно они сами распахивают дверь, — бросил Жанат и глянул на Милу. — Выходи. У нас дела.

— Какие такие дела? — Мила сдула с ладони комок воздушной ароматной пены.

— Просто делай, что тебе говорят.

— Я не закончила банные процедуры.

— Это все равно не поможет, — равнодушно ответил Жанат, и Мила медленно повернула к нему голову.

— Что вы хотите этим сказать?

— Тебе лучше не знать, что я хочу тебе сказать, а то обидишься, — хмыкнул Жанат и бросил халат в сторону Милу. — Даю две минуты, — и вышел из ванной.

Вода в ванной вновь стала горячей и уже стала покрываться пузырьками кипятка от того, насколько быстро яростная волна захлестнула Милу. Она что, не дотягивает до того уровня женщин, что он привык?! Оно ясное дело, ведь он видел Милу всегда без косметики, без укладки, одетую в такие старые лохмотья, что даже бомжи побрезговали бы.

Мила затянула туже пояс махрового хала и вышла из ванной. Жанат стоял у окна и курил.

— Вы придумали для меня какое-то наказание? — спросила Мила безразлично, села на кровать и стала перебирать влажные волосы пальцами. Заметила пакет из фирменного магазина одежды. Сердце ее замерло. Как давно ей никто ничего не покупал. Мила так и хотела встряхнуть пакет и выложить на синее покрывало то, что таилось внутри. Вот ведь и бирочка торчит. Стоит только пальцем потянуть…

— Надеюсь, ты умеешь прилично вести себя в обществе? — спросил Жанат, не оборачиваясь. Мила бросила испепеляющий взгляд ему в спину и скорчила рожицу. Кажется, у Жаната были глаза на затылке, потому что он бросил: — Тебя это не красит.

Откуда он?… Ах да, отражение в натертом оконном стекле. В отелях такого уровня горничные отлично выполняли свои обязанности.

— Что это? — не выдержала Мила и вновь глянула на пакет. Какой объемный…

— Это то, в чем ты идешь сегодня вечером со мной.

— Мы куда-то идем? — Мила вновь скорчилась от осознания того, как интимно это прозвучало. Мы… Как будто они пара, которая решила совершить вечерний променад.

— Да.

— И вы тащите меня с собой? — изумленно протянула Мила.

— Мне не с кем тебя оставить.

— Я не малый ребенок, чтобы нанимать мне няньку. Куда я денусь без денег и документов?

— Уверен, ты найдешь выход, — саркастично ответил Жанат и обернулся.

— Семен мог бы остаться со мной, — предложила Мила. Она сомневалась, что выдержит целый вечер в обществе незнакомых людей. Какое у Жаната может быть окружение? Такая же толпа мрачных и пугающих чудищ?

«Лучше пристрелите меня, чем терпеть тайную вечерню в подобной компашке!»

Мила представила, с каким удовольствием Жанат выполнил бы ее просьбу и невесело усмехнулась.

— Я не собираюсь обсуждать это. Ровно в семь на первом этаже. И я не люблю, когда опаздывают.

Жанат направился к двери, но у выхода услышал злобное шипение:

— Я не пойду никуда в ЭТОМ!

Мила стояла у кровати, в темно-синем банном халате, с влажными волосами. И в уголке мозга Жаната промелькнула мысль, что она почти симпатичная. Только если бы не ярость, мелькавшая в сузившихся глазах и не тонко поджатые бледные губы.

— А что не так? — недоуменно спросил Жанат.

— Это, — Мила бросила на кровать платье, которое вытащила из пакета, — больше похоже на халат доярки. Кто это выбирал?!

— Я, — ледяным голосом ответил Жанат. Мила стояла, скрестив руки на груди и храбрилась, но опытный взгляд заметил нервное подрагивание губ. Оказалось, если они не сжаты и не выкрикивают гадости, то вполне себе милые. — Ты оденешь это, и пойдешь в этом туда, куда я скажу.

Голос звучал так, словно бьют в огромный гонг, предупреждая об опасности.

— Я могу пойти в своей одежде.

— Твоими лохмотьями можно разве что полы мыть.

— Вы!.. Вы!.. — задохнулась Мила, вмиг забыв о предосторожности. Но Жанат, конечно же напомнил, с кем она имеет дело, пригвоздив к полу арктически-спокойным голосом и потемневшими глазами.

— Советую тебе хорошенько подумать над тем, что собираешься сказать. В последнее время из твоего рта вылетают такие слова, что я сам удивляюсь, как до сих пор не зашил его.

«Заткнись! Заткнись! Заткнись!», молил голос разума, и Мила вняла ему.

Она что-то быстро обдумала. Карие глаза забегали по комнате и Жанат подозрительно прищурился. Он практически слышал, как вертятся шестеренки в мозгу Милы.

Решение было принято. Мила сделала глубокий вдох и кивнула.

— Ладно, я буду готова.

— И сделай что-нибудь с этой львиной гривой на голове, — бросил напоследок Жанат и вышел из номера.

Мила устало присела на кровать. Взяла в руки шелковое платье. Ткань струилась в пальцах и была приятна на ощупь. Но цвет… Грязно-коричнево-серый совершенно портил всю картину. Неужели у такого мужчины, который всегда был одет хоть и просто, но элегантно, оказался столь паршивый вкус? Или он просто схватил с вешалки первое, что попало в руки, и кинул на прилавок? Может это такой изощренный способ отомстить Миле на ее проступок? «Скорее всего, последнее», подумала Мила, когда в довесок ко всему, нашла в пакете босоножки. Бежевые, невзрачные, еще и на размер больше, чем она носила.

В последние годы Миле было не до своей внешности. Вместе с желанием жить пропало желание ухаживать за собой, покупать себе красивую одежду или пытаться укладывать непослушные волосы. Но раньше, когда Мила жила в родительском доме, и встречала гостей, она умела преподнести свою скромную внешность с самой лучшей стороны — угольные стрелки на глазах, легкие румяна, матовая помада и перед многочисленными гостями отца представала его дочь, способная очаровать даже министров и депутатов.