Огромный рубин блеснул на мизинце, когда на него попал лучик и Женя залюбовался багряными всполохами.
— Угроза? — усмехнулась Мила.
— Тебе угрожать — себя смешить. То, что в тебе — бомба замедленного действия. И фитиль уже подожжен. Бум! — мужчина развел ладони в стороны, изображая взрыв.
— Интересно, у кого из нас фитиль уже отжег свое, — Мила сунула конверт во внутренний карман пиджака. Затем кивком указала на фотографию над столом. — Фотка прекрасно под мрамор подойдет.
— С меня шикарный букет. Белоснежные пионы. Очень изысканно, — отбил мужчина, оскалившись.
— Постарайся, чтобы моя мать тебя не увидела, — бросила Мила напоследок, открыла дверь комнаты и вздрогнула.
— Миля, здасьтите! — пропел китаец, стоящий за дверью. Слащавая улыбка обнажила два больших передних зуба, узкие глаза сощурились, превращаясь в темные изогнутые полоски.
— Ни хао (кит. — привет, здравствуй), Хуан, — пробурчала Мила, глядя на хитрого помощника. Сколько времени он простоял за дверью? И смотри же, даже в ус не дует, что его застукали.
— Цай? Кофе? Йесть специал цай из Цайна, — готовность услужить буквально капала с кончиков редких усов китайца. Ему осталось только сложить руки и сделать низкий книксен. Но в узких глазах китайца горел светился острый ум, а от маленькой верткой фигурки веяло сдерживаемой силой.
Мила лишь помотала головой и выскочила из квартиры. Вслед ей слышались пожелания увидеться вновь и насладиться «цаем».
Мила вышла из подъезда, прошла через кованные ворота и старалась как можно быстрее уйти от окуляров камер наблюдения и дома полного фриков, которые наслаждаются страхом Милы, впитывая его каждой по̀рой.
Через несколько домов Мила присела на скамейку и вытащила сигареты из сумки. Терпкий дым заполнил легкие, и через несколько секунд напряжение стало отпускать. Мила стряхнула пепел в урну и сделала следующую затяжку.
Мерзкий хлыщ, подумала Мила, пуская серое облачко к небу. Знает ли он, что пугает до икоты. Наверняка знает. От такого хитреца, как Женя, не ускользнёт ничего. Его напускное балагурство — лишь маска, за которой скрывается опасная темная сущность. Иногда нутро обнажалось в ледяных глазах, но Женя тут же отпускал очередную шуточку, пряча истинные мысли за ехидным смехом и ребячеством.
Мила щелчком выкинула окурок в урну и пошла в сторону остановки. Пора двигаться дальше, нельзя заставлять покупателей ждать.
Через час Мила постучала в прохудившуюся дверь. Куски синей краски отвалились, обнажая деревянное нутро. Одинокая лампочка рассеивала тусклый свет на небольшой участок коридора, оставляя в темноте мрачные углы. Мила услышала шуршание из одного угла и еще сильнее затарабанила в дверь.
Послышались шаркающие шаги.
— Ты звонила, — сказала Мила женщине лет сорока, распахнувшей дверь.
— Проходи.
— Лучше в коридоре, — Мила отошла от двери, не дожидаясь ответа. Она прекрасно знала эти приемы — способ надавить на жалость, ткнуть лицом в горе, попытка выдавить из нее слезу. Слишком много своих забот, чтобы еще глотать чужие.
Женщина вышла в коридор и прикрыла дверь.
— Слушай, я на счет денег, — она перекинула полотенце через плечо и поправила халат, плотно сидящий на фигуре. — Чет я не подрассчитала, и торговля туго идет. Так и зараза эта подняла оплату за квартиру. Мне бы как-то перебиться этот месяц…
— Ты ведь знаешь, без денег я не могу помочь, — Мила доставала сигарету из пачки.
— Ты ж меня не первый день знаешь. Я всегда отдаю долги! Кручусь сутками, чтобы ее вытащить, — она махнула рукой в сторону комнаты.
— Знаю, — Мила встряхнула зажигалкой и попыталась прикурить. Но из носика посыпались лишь жалкие искры. — Но нет денег — нет товара.
— Я отдам, все до копейки верну! Тяжело мне, понимаешь? Так еще и на такси туда-сюда, сама-то не ходит уже, — огрубевшие от работы пальцы смахнули выступившие слезы.
Мила взглянула в горящие глаза. Глубокие морщины залегли меж тонких бровей и возле губ женщины. Мелкие морщины опоясали шею, словно тончайшие нити. “Когда-то она была красавицей”, подумала Мила. Но годы лишении и страдании превратили ее в старуху в сорок лет.
— Твое “на следующей неделе” тянется уже месяц, — твердо ответила Мила. — Я не одна в этом деле, и держу ответ за каждую пилюлю.
— Ну нету у меня, нету! — женщина повысила голос. — Родственники уже трубку не берут, знают, что клянчить буду. Ну прикрой нас, а.
— А кому сейчас легко? — пожала плечами Мила. — Спички есть?
— Ты ребенка губишь, понимаешь или нет?! — визгливый голос пронесся по коридору с обшарпанными стенами.
Мила лишь сморщилась.
— Не голоси.
— А ты не затыкай! Стоит тут в дорогущем костюме, еще и прикурить просит! Может тебе водочки налить? — женщина сдула со лба рыжую челку.
— Я не пью, — без эмоции ответила Мила. — Уговор дороже денег, — тонкий огонек лизнул кончик сигареты, и Мила глубоко затянулась. — Если тебе нечего больше сказать…
— Ох, я бы тебе сказала! — женщина перебила Милу. — Только сердце у тебя черствое и гнилое! Душу дьяволу продала!
Мила поморщилась от вони кислой капусты и острого запаха медикаментов. Эта истеричка всех соседей на уши поставила. Наверняка любопытные уши примкнули к тонким стенам коммуналки, чтобы не пропустить ни слова из свары.
— Я с дьяволом за одним столом сидела и чай пила, — Мила не могла обойтись без сарказма и стряхнула пепел на грязный пол с ободранным линолеумом. — Вот только ты с базарскими подружайками так разговаривай. Я тебе не гуманитарная помощь, чтоб скидывать таблетки с самолета.
К истерике и слезам Мила уже привыкла. Вполне можно понять мать, у которой ребенок переносит боли и борется со страшной болезнью. Но оскорбления терпеть не собиралась. У каждого человека ноша, которую ни на кого не скинешь.
Женщина сбавила тон, но уже не могла сдержать всхлипов.
— У тебя полная торба! Ты ж даром можешь отдать! Че ж ты такая, а?! — женщина вперила отчаянный взгляд в сумку из мягкой бежевой кожи, переброшенной через плечо Милы. — Ты же губишь ее! — женщина смахнула с глаз прозрачную слезу и прижала кулак к губам.
Где-то в уголках души Милы, которые еще не успели застыть в ледяной форме безразличия, проснулась жалость. Но чувство самосохранения заблокировало ростки сострадания. Горящая в глазах женщины боль заставила Милу врать. Никогда не знаешь, на что может пойти человек в отчаянии. Мила знала это по себе.
— Тут? — Мила взмахнула ранцем на плече. — Поверь, тут только лекарства для старого отца и пачка счетов из больницы.
— Помоги, а! Богом молю, помоги! Сама ж знаешь, каково это, когда родных спасать надо.
— Знаю, потому и занимаюсь этим, — Мила бросила недокуренный окурок на грязный пол и затушила носком туфли.
— Ты глянь на нее, — прошептала женщина. — Стала совсем, как кукла.
— Будут деньги, звони, — бросила Мила напоследок.
Ответом ей был лишь тонкий плач и звук сползающего по стене тела.
В чашке уже остыл водянистый американо.
«Какая ирония. В Америку не попала, так хоть кофе может приблизит к заветной мечте?», с горькой усмешкой подумала Мила. Пиджак бесформенным кулем лежал на соседнем кресле.
Машины проносились по горячему асфальту, визжа шинами. Люди сновали по улицам, каждый занятый своими мыслями и неотложными делами. Город дышал и питался деньгами, бизнесом, движением. За всей этой суетой люди так редко обращают внимание на что-либо вокруг.
А вокруг… Небо. Бездонное голубое полотно с белыми разводами.
А вокруг… Деревья. Лето пытается разбудить людей от зимней спячки яркими лучами. И листва такая мягкая, сочная. Зелень, впитавшая аромат наступающего лета.
Видеть такие мелочи Милу заставил урок, самый горький и пожизненный. Нет, Мила не восхваляла и не радовалась обыденному, а могла лишь осторожно заметить, словно выглядывая из-за кулис на сцену.
— Че-то еще?
