Мила вжалась в кровать, когда представила, что сделал Жанат с китайцем после того, как поймал. Мила слабо усмехнулась:

— Я ему обещала, что вы вытащите уздечку из его, кхе-кхе, причиндалы и сыграете, как на банджо.

Жанат мрачно улыбнулся и ответил:

— На банджо я играть не умею, но у меня получились отличные дальние подачи с его яйцами. Обожаю теннис.

Мила хрипло засмеялась, но Жанат посерьезнел и спросил.

— Почему ты молчала, когда я искал тебя на складе?

— А-а-а, так это был склад. А то я думала…

— Мила, — резко оборвал Жанат Милу, угадав ее уловку с полувзгляда. Мила тихо ответила:

— Я была вся в крови.

В этот момент Жанат с силой сжал кулаки и шумно выдохнул.

— Я прекрасно видел, в каком состоянии ты была. Но ты должна была ответить мне. А что, если бы я ушел? Ты бы осталась там одна…

Жанат откашлялся и отвернулся к окну. Мила любовалась окаменевшим профилем Жаната и мягко сказала:

— Я не хотела, чтобы вы заразились вирусом. Это было очень опасно. Как бы потом вы с этим жили? А я?

Жанат резко повернул голову и впился в нее твердым взором.

— Ты пережила заражение, я бы тоже пережил.

От этих слов дыхание Милы перехватило, а сердце учащенно забилось. Проклятый кардиоаппарат тут же выдал состояние Милы, и она бросила ядовитый взгляд на предателя. Жанат тоже услышал учащенный писк и наклонился к Миле.

— Не будем об этом говорить. Ты в безопасности, идешь на поправку. Вот, что имеет значение.

— А хитро̀ вы придумали, когда сделали вид, что ушли, а потом нашли меня по завываниям, — усмехнулась Мила, на что Жанат прищурился и проговорил:

— Этот твой безумный поступок прибавил еще одно очко в счет, который я тебе еще предъявлю.

Мила неловко поерзала на кушетке и спросила:

— Как вы узнали, что я в опасности?

— Я приходил в твой номер той ночью, — ответил Жанат и тихий хрипловатый голос повис между мужчиной и женщиной в наступивших за окном сумерках, наполнив палату томительной духотой загоревшихся между ними искр вожделения.

— Черт, — пробормотала Мила и бросила испепеляющий взгляд на аппарат, который зашелся в звонком пищании, выдавая состояние Милы с ног до головы.

Жанат самодовольно ухмыльнулся.

— Какая полезная штука.

— Ха, — бросила Мила. — Прицепить бы его к вам в клубе, когда я сидела на вашей руке.

— Тогда он бы сломался уже в машине, до отъезда в клуб.

Жанат замер, и обжигающий огненный взгляд остановился на губах Милы, что заставило ее искалеченное тело забыть об ушибах и налиться жаром.

Аппарат над ухом запищал, словно бешенный и грозил выйти из строя.

— Черт, черт, черт, — бормотала Мила, спрятав пунцовые щеки в ладонях, под веселый смех Жаната.

Вот так проходили ее вечера, полные голоса, смеха или простого молчания Жаната. И это было самое лучшее время за всю ее жизнь.

Но каждый раз, когда Мила смотрела на то, с каким вниманием к ней относятся врачи, как холодильник в ее палате наполняется свежими продуктами, большую часть которых поглощала Сонька, и любуясь каждое утро свежим букетом цветов на тумбочке, Мила с печалью думала, что все это — проявление вины Жаната. Он чувствовал вину, что из-за него Мила пережила кошмарные дни, и возможно была благодарность за то, что именно от Милы он получил необходимую флешку, и теперь его дела получили ощутимый сдвиг. Об этом по секрету делился с Милой Семен, навещавший ее почти каждый день с неизменным аккуратным букетом пионов и коробкой конфет, которые опять-таки проглатывала Сонька. Как только в такую худышку все это влезает?!

Вот и все, вина и благодарность — две старые подруги, которые могут поддержать интерес Жаната к Миле на время, но совершенно исключают возможность того, что это может перерасти во что-то большее.

Даже несмотря на то, что, находясь в клинике, Мила начала принимать АРВ-терапию.

Это решение далось легко и просто сразу после того, как Мила пришла в себя. Мила больше не могла рисковать своим здоровьем. И не могла подвергать окружающих риску заражения в случае чего. А хитрый внутренний голос шептал, что возможно этим самым Мила надеется, что когда-нибудь, может быть, вдруг у Жаната что-то к ней проснется, и Мила сможет со спокойной душой быть с ним рядом, не шугаясь каждой болячки… и близости.

Жанат неизменно был рядом, помогая преодолеть самый тяжелый первый месяц привыкания. Тошнота, рвота, постоянная температура сделали Милу ужасно сварливой и совершенно несносной, но Жанат не подавал виду, а только заставлял ее пить огромные пилюли, зорко следя за правильным режимом.

Мила душила внутренний голос, но каждый раз, когда она смотрела на Жаната, который, как сейчас, стоит возле ее кровати и в защитном жесте держит руку на спинке ее кровати, этот голос оживал и шептал сладкие «когда-нибудь, может быть, вдруг»…

— Хороша! — сочный голос Соньки, выпившей еще бокал, вырвал Милу из задумчивости.

— Сколько в нее еще влезет? — мрачно спросил Жанат у Милы, и та тихонько засмеялась.

— Боюсь, намного больше, чем в самого закостенелого алкоголика.

— А Милка ничего не кушает! — Соня бросила обвинение и ядовито ухмыльнулась в ответ на уничтожающий взгляд Милы, которая прошипела:

— Я окружена предателями.

Жанат повернулся к Миле и склонился над ней, уперев руки по бокам от нее. Он был так близко, что Миле лишь оставалось порадоваться, что ее отключили от предательского аппарата, который выдавал ее состояние в присутствии этого мужчины.

Губы Жаната находились всего в нескольких сантиметрах от губ Милы, и она замерла, когда его теплое дыхание коснулось их:

— И почему же Милка ничего не кушает?

— Нахавалася я, — попыталась пошутить Мила, но была остановлена твёрдым голосом Жаната, который, не оборачиваясь, бросил:

— Софья, оставь нас одних.

— Ха, больно надо смотреть, как вы тут милуетесь, — ухмыльнулась Сонька и пошла к выходу, прихватив полупустую бутылку мартини. У двери она обернулась:

— Она бывает очень настырной.

— У меня есть способы ее уговорить, — хрипло ответил Жанат, не отрывая взгляда от приоткрытых губ Милы и ловя ее прерывистое дыхание.

— Только если вместо ложки вы используете…

— Заткнись, Соня! — крикнула Мила, и подруга с полупьяным смехом вышла из палаты.

— Что ж, над этим стоит подумать, — выдохнул Жанат. Еще несколько секунд жаркой битвы потемневших взоров и Жанат с шумным вдохом откинулся назад, подвинул поднос и зачерпнул кашу.

— Открывай рот.

— Вы не сможете…

— Считаю до трех.

Как они уже знали, способы Жаната были сверхэффективны, поэтому Мила послушно открыла рот.

— Фу, она же без сахара, — захныкала Мила и с трудом проглотила скользкую массу.

Жанат молча подошел к холодильнику и вытащил йогурт.

— Что скажешь, если подсластим ее?

Вот так, раз за разом, исполняя любой каприз Милы, трепетно ухаживая за ней, кормя ее, как сейчас, с ложечки, Жанат каждый раз давал цветку надежды распускаться в ее израненном и недоверчивом сердце.

Думать о том, что будет с Милой, когда она всего этого лишиться, было равносильно тому, как если всадить ржавые ножницы ей меж ребер, вскрыть грудную клетку и удалить предательское сердечко.

И Мила уже ощущала холодящее прикосновение скальпеля на уровне солнечного сплетения и замирала от страха при мысли о расставании.

Мила отстраненно наблюдала, как за иллюминатором земля исчезает в серых клубах облаков. Шум мотора заглушал биение сердца, а легкая тряска заставила Милу вцепиться пальцами в подлокотник сиденья.

Знакомая картина, не находите?

Но теперь Мила летела обратно, в родной город. Всего два месяца перерыва между ее первым пребыванием на этом борту, но уже совсем другая Мила сидела в том же кресле. И совсем другие чувства испытывала к мужчине, который сидел напротив и сосредоточенно просматривал бумаги, тихо переговариваясь с позади сидящим Семеном.