Это был второй концерт Рахманинова. Я тоже перевела взгляд на окно, потому что золотистые лучи добрались до пентхауса и начали медленно заполнять пространство тёплым светом: сначала стена, потом пол от неё… Нежное сияние лениво ползло по паркету, обволакивая каждый предмет и людей, встречающихся на пути.

Внутри что-то таяло. Я поняла, что не видела и не слышала ничего прекраснее, и посмотрела на Алекса.

Он сидел с закрытыми глазами и держал переносицу двумя пальцами.

— Алекс, что с тобой? — забеспокоилась я и положила руку на его бедро.

Он поднял глаза. Из них тонкими ручейками текли слёзы. Я опешила и восхитилась одновременно. Среди такого хаоса и бедлама найти что-то настолько чувственное и прекрасное, суметь погрузиться в это настолько глубоко, что заплакать — такое было под силу только человеку с утончённой психикой.

— Это настолько потрясающе, — вдруг сказал он. — Музыка Рахманинова идеальна. Он… — Алекс на мгновение задумался. — Он — это ты, только в мире музыки.

Я потеряла дар речи, поражённая, насколько Алекс обострённо чувствует.

Это ты — красивая душа, любимый, потому что ты видишь в мире только то, что есть в тебе самом.

— Никто не чувствует так жизнь как русские композиторы и писатели, — неожиданно сказал он. — В вас такая бездонная глубина. Никто больше так не пишет.

Надо же было иммигрировать в другую страну, привезти оттуда английского мужчину на улицу, где жил Пушкин, чтобы узнать об этом…

Алекс трепетно обнял меня и прижал к себе. Нам больше не нужно было говорить.

Постепенно все люди отошли от шока и вернулись к своим занятиям. Мы с Алексом долго сидели на диване и смотрели на восходящее солнце. Внутреннее волнение, вызванное встречей с Рахманиновым, переросло в восторг перед способностью любимого находить красоту в обыденности. Эта находка стала символом того, что в самых неожиданных местах могут скрываться сокровища, а в каждом моменте есть место для волшебства, достойного восхищения, радости и наслаждения.

Лондон, 2005 г. Три года спустя в такси.

Воспоминания о России пролетали в голове как кадры из фильма. Поездки из Лондона в Москву. Я начала понимать, что если раньше испытывала смешанные чувства из-за своих русских корней, то теперь настал совершенно другой этап.

За моей спиной стояла тысячелетняя история великой державы. Я родилась в Волгограде. Именно отсюда начался путь советской армии к Берлину.

Мои отношения с Россией трансформировались, как отношения с человеком. В них были и отрицания, и обиды.

Чего стоит только, что все сбережения моего дедушки, которые он копил всю жизнь, в один день превратились в прах.

Даже тот факт, что я родилась 23 февраля, теперь казался не просто случайностью, а важным знамением — тем, что с самого рождения соединяло меня с Родиной. Только мне потребовалось время, чтобы понять это. Время и этот таксист в попытке узнать, откуда я родом.

Теперь к таксистам я отношусь внимательнее…

Когда машина подъехала к центральным дверям отеля, я задумчиво улыбалась.

— Ну, значит, угадаю в следующий раз… — не унывал таксист. — С вас четырнадцать фунтов.

Я протянула ему деньги и открыла дверь.

— Я русская, — сказала, выходя из такси. И, улыбнувшись, через мгновение добавила, — и я горжусь этим.

Вернувшись в отель, я первым делом сообщила Виктору, что завтра улетаю в Москву. Мы сразу поехали и купили билет на самолёт, а оставшийся вечер провели за долгим и тёплым ужином. Смеялись и рассказывали друг другу забавные истории из детства.

Это был хороший вечер. Я действительно расслабилась и даже смогла уйти от бесконечного водоворота мыслей. Просто была здесь и сейчас, в моменте, в котором существовали только мы с Виктором.

Позже, уже в отеле он спросил:

— Ань, ты когда-нибудь думала, почему тебя не привлекают здоровые отношения? Те, в которых тебе не нужно никого спасать?

Вначале я хотела возразить. Но вдруг поняла, что Виктор прав. Так или иначе я стремилась в отношения, где человек нуждался во мне, как тонущий в спасательном круге.

— Хм, любопытно… Раньше я об этом не задумывалась.

Мысленно я возвращалась к своим прошлым романам и думала, почему делала именно такой выбор. Почему оставалась в сложных отношениях, почему возвращалась туда снова и снова, когда могла выйти, навсегда захлопнув дверь. Возможно, тогда я жила бы счастливо…

— Возможно, причина в том, чтобы быть нужной…, — честно ответила я. — Так я думала, что меня не отвергнут.

Наверное, я всегда это знала, но сейчас смогла произнести вслух.

Виктор молча слушал, понимая, какие глубокие размышления происходят в моей голове.

В своих отношениях я никогда не была спокойна. Стоило выйти на ровное плато, как тут же случался резкий спуск, как на американских горках. Меня болтало и трясло, но я сознательно продолжала эту безумную гонку. Всё потому, что знала: за кризисом в отношениях последует период эмоционального подъёма, глубокой связи, удовлетворения и невероятной близости. Такой, будто мы — одно целое.

— Знаешь, как говорят: «самый лучший секс бывает после ссоры». Как и самые тёплые объятия, самые откровенные беседы, самые горячие признания. Я не знаю, почему так происходит. Разве я это сама провоцирую?

Внутри разгорался огонь, который то и дело выбрасывал в воздух искры обжигающих мыслей. То, что я всегда о себе знала, но в чём никогда никому не признавалась, грозило вырваться наружу.

Я подумала, если уж делиться с кем-то самым сокровенным, то лучшего человека, чем Виктор, представить нельзя. Мудрый, поднимающий и принимающий меня во всех проявлениях. Он поймёт. А если и не поймёт, то точно не осудит. Я посмотрела ему в глаза и сказала:

— Я до дрожи боюсь быть как все. Боюсь, прожить обычную и серую жизнь.

Слова звучали так, будто я не произносила их, а доносила прямиком в сознание Виктора. Тот поднял брови:

— Знаешь, а ведь тебе это выгодно. Такие мысли толкают тебя к успеху, к бессонным ночам в достижении цели, к работе без выходных и отпусков. Ты благодаря им карьеру делаешь.

Я знала, что он поймёт.

— Ты прёшь вперёд, как танк, — продолжал Виктор. — Но это все не просто так. Подумай, почему так происходит? Кому ты что-то пытаешься доказать всё это время?

Этот вопрос Виктора заставил меня задуматься.

Папе?

Я ведь и правда считала, что только истинная любовь трансформирует меня до неузнаваемости. И всё же… Безопасно ли продолжать любить Алекса? И если раньше я считала, что только Лондон спасёт меня от «совка», то верно ли это сегодня?

— Может, пора остановиться, Аня? Начать делать что-то по-другому? Иначе можно навсегда остаться в детских травмах, — продолжал Виктор.

— А что значит действовать по-другому?

— Установить границы. — Виктор еле заметно подал плечами, видимо, для него это было очевидно. — Видишь ли, есть тонкая грань между ответственностью за другого человека и необходимостью жить собственную жизнь. Ты когда-нибудь задумывалась, на сколько ты вообще желаешь добро человеку, постоянно спасая его?

— Наверное, это всё очень мудрые слова, Витенька. Хотя в данный момент, в моей голове как будто выбор невозможен. Это похоже на то, что идёт из самого ядра и по-другому я поступить не могу.

— Тебе непременно нужно разобраться, где твои действия искренни, а где прикрытые страхами и виной.

Прошли сутки, а разговор не выходил у меня из головы. Была ли у меня действительно внутренняя потребность спасать людей рядом? И ещё один любопытный вопрос: зависело ли то, что мужчина делает для меня, от моих чувств к нему? Я напряжённо сравнивала, сопоставляла реальные факты и пришла к ужасающему выводу: люди, которые делали для меня больше всех, не оставались в моём сердце. Может быть, банально, любовь и созависимость могут существовать параллельно?

Каким-то странным образом, разговор с Виктором сковырнул старую рану. Я-то думала, что жизнь с каждым годом будет лучше, что я умею работать и добиваться своего, что успех придёт, если приложить больше усилий, и счастью просто некуда будет деваться, кроме как припарковаться рядом. Радость и удовольствие неизбежно должны быть со мной. Вот только почему-то этого не происходило. Сердце не успокаивалось, металось из стороны в сторону, как птица, угодившая в ловушку.