По моим рукам и спине побежали мурашки.

— Когда ты села ко мне в машину, я… А поговорив с тобой тем вечером в лобби, я понял… — Виктор замолчал, подбирая правильные слова. — Я просто очень захотел, чтобы меня любили так, как ты любила своего мужа.

Я не знала, нужно ли что-то отвечать.

Интересно, а встреча перед Женевой — тоже не случайна?

Виктор же, закончив, молча смотрел в окно. Мы подъехали к музею.

— Идём? — он обошёл машину и как всегда протянул мне руку. Я подала свою, и он легко сжал мои пальцы.

У входа в музей мы словно переместились в будущее. Это было неожиданно: я-то думала, будет очередная картинная галерея. Перед нами предстали стеклянные двери с металлическим ободком и футуристичная каменная скамья, над которой висел такой же каменный пистолет. В его обойму были вставлены сидящие инопланетные человечки.

«Музей Ханса Руди Гигера», — прочитала я на вывеске.

— Кто это? — имя мне ни о чём не говорило.

— Создатель Чужого, — ответил Виктор, открывая стеклянную дверь.

— Фильма?

— Нет, создатель фильма — Ридли Скотт. А Гигер создал ксеноморфа. Самого Чужого. Нарисовал его образ.

— Да ладно? Он отсюда? — меня это удивило. Идеальные пейзажи Швейцарии не очень сочетались с инопланетными монстрами.

Внутри музея было сумрачно, холодно и местами странно. Мы словно оказались на космическом корабле пришельцев. Покатые своды потолка выглядели как чьи-то хребты с костями. Везде из стен вырастали существа — герои фантастического хоррора. И да, я видела сходство с Чужими.

Гладкие длинные тела, особенно головы, читались почти в каждой картине, скульптуре или предмете мебели. А стулья и вовсе были будто вырезаны из пришельцев.

Однако больше всего меня потрясло, что каждое произведение Гигера буквально сочилось похотью. Это было не всегда очевидно, но, приглядевшись, я повсюду находила очертания половых органов — явные или завуалированные. И конечно, на многих картинах можно было без труда разглядеть процесс спаривания людей и инопланетных существ.

Это фантазия настоящего извращенца, и это дьявольски красиво.

Я подходила к экспонатам то так, то эдак, вглядывалась в поисках скрытого смысла и, кажется, находила его.

В музее мы провели больше трёх часов. Даже Виктор в конце концов взмолился:

— Ань, ну уже невозможно! Ты даже не проголодалась, что ли?!

А мне было мало. Я не могла остановиться, не могла надышаться этим футуристически-развратным воздухом. Обходила комнаты уже по пятому кругу и чувствовала, что меня буквально распирает от эмоций.

В этом сумасшедшем месте я вдруг прозрела. Я была хорошей девочкой правильных родителей. Отличницей и интеллектуалкой, дочерью дипломата и лучшей женой. Жила с мужем, который чего только не употреблял, но всё равно оставалась хорошей и спасала его. Большую часть жизни я была удобной и покладистой, особенно до 12 лет. И вдруг увидела, что во мне есть и тёмная сторона, которая… Тоже прекрасна. Я как будто обрела часть себя, которую давным-давно потеряла. И ожила.

— Почему ты меня сюда привёл? — спросила я Виктора, как только мы вышли из музея и снова очутились в крошечном швейцарском городке — полной противоположности фантазийного мира.

Виктор ответил не сразу:

— Я подумал…

Несколько мгновений я просто смотрела на него, а потом, взяв его лицо в ладони, поцеловала. Он тут же притянул меня к себе и обнял так крепко, что у обоих перехватило дыхание.

Мы бы не добрались до Женевы.

Номер в отеле нашёлся за считаные минуты — спасибо, что Грюйер такой крошечный. Мы буквально ввалились в прихожую и, не прерывая поцелуя, стали раздевать друг друга. Виктор отбросил свою обычную сдержанность, и я поняла, как сильно этот мужчина меня хотел всё это время.

Хотел… И ждал.

Рассвет над горами был особенно прекрасным. Сидя на узком деревянном балконе в одном одеяле, мы с Виктором, счастливые и уставшие, следили глазами за лениво восходящим солнцем.

Этот день я, как самую большую драгоценность, поместила в свою тайную копилку памяти.

— Выходи за меня, — сказал Виктор.

Я не удивилась. Это предложение выглядело очень гармоничным в тот момент. Естественное продолжение всего происходящего.

— Витенька, разве у тебя нет жены в Москве? — улыбнулась я.

— А у тебя — мужа в Лондоне…

С минуту мы молчали. Он испытующе посмотрел на меня. Одними глазами Виктор вновь повторил свой вопрос. Ведь задачку со штампами в паспортах можно и решить. Было бы желание.

— Я не могу, — уткнувшись носом в его щеку, произнесла я наконец.

— Не можешь или не хочешь?

Он, как всегда, попал в точку. Я чувствовала благодарность и восхищалась Виктором, но не любила. Было бы нечестно выйти за него замуж.

Соблазнительное предложение, да только я — не коварная соблазнительница.

Виктор глубоко вздохнул. С воздухом он будто вытолкнул наружу своё разочарование. Казалось, он верил, что я все-таки скажу: «Да».

— Ты ведь ещё его любишь? — спросил Виктор, продолжая крепко меня обнимать.

— Дело не только в нём. Мне сейчас нужно разобраться со своей собственной жизнью. Нельзя вступать в отношения, когда ты не понимаешь, чего вообще хочешь. Я хочу вернуться в Лондон и попробовать всё понять. Ты поедешь со мной?

— Я буду приезжать, — спокойно ответил Виктор.

Больше мы не произнесли ни слова. Солнце взошло, и новый день вступил в свои права. Через несколько часов мы вернулись в Женеву и первым делом купили билет — один — до Лондона.

До моего отлёта оставалось два дня. Мы больше никуда не выезжали. Я перебралась в номер Виктора.

В аэропорту он попытался дать мне денег. Я гордо отказалась, но в последний момент, когда уже проходила через рамку металлоискателя, Виктор всё же осторожно засунул пачку купюр в мою сумку.

Глядя в иллюминатор, я чувствовала умиротворение. Понимала, что тоска по Виктору и по всему, что могло бы быть, ещё неминуемо настигнет. И всё равно считала, что делаю всё правильно.

По крайней мере, сейчас.

Вскоре я увидела внизу огни Лондона и в тот момент ощутила уверенность: так и должно быть. Я должна действовать. Строить свою жизнь и опираться в этом на себя.

Оказавшись в квартире, я поняла, как сильно скучала. И по дому, и даже по соседке Вере, чья голова высунулась из кухни.

— С приездом!

— Спасибо! — искренне улыбнулась я в ответ.

Лондон, 2003 г.

Я была уверена, что больше никогда не вернусь на Гибсон-Гарденс. И понимала, что в истории с Алексом давно пора ставить точку. Но мы всё ещё были женаты. И с этим мне нужно было что-то делать. Выбора не было. Телефон Алекса не отвечал, а потом и вовсе стал недоступен. Если я хочу получить развод — а я этого хочу — придётся снова подняться по проклятой лестнице.

Я снова и снова прокручивала в голове диалог, который мог состояться между мной и Алексом, пытаясь понять, какие аргументы пробьются через наркотическую пелену и подействуют на него должным образом.

Но реальность в очередной раз удивила.

Прежняя квартира встретила меня новой и весьма прочной на вид входной дверью. На стук вышел незнакомый молодой человек, который не был похож ни на наркомана, ни на алкоголика, ни на бездомного, нашедшего тут приют.

— Могу чем-то помочь? — уточнил парень. В руках он держал кухонное полотенце, а из квартиры доносился аромат еды — новый жилец что-то готовил.

— Да, я жила здесь… Давно… — протянула я, чтоб дать себе время сориентироваться. — А вы не знаете, что случилось с… прошлым квартиросъемщиком? Где он?

— Простите, боюсь, не могу вам с этим помочь, — ответил наконец парень.

На меня навалилась безысходность. Пробормотав извинения, я пошла вниз.

Выйдя из подъезда, я почувствовала, как грудь сдавило невыносимой болью.

Алекса больше нет. Вообще нет на этом свете.