Несколько дней я занималась разработкой полноценного бизнес-плана со всеми расчётами.

Начнём с того, кто меня знает. А что, если…

Идея, пришедшая мне в голову, была такой очевидной, что я удивилась: почему не подумала об этом сразу?

Попытка не пытка, а терять уже нечего!

Я схватила мобильник, пролистала контакты и нажала вызов.

— Анна? Вот уж не ожидал.

— Здравствуй, Заид! У меня к тебе разговор, но хотелось бы встретиться лично, если ты в Лондоне.

— Хорошо. Тебе повезло. Скажи адрес, отправлю за тобой машину. Увидимся в отеле.

Я сказала, что доеду сама, надела строгий костюм и, предупредив Виктора, что отлучусь ненадолго, поехала на встречу к шейху.

— Ты просишь у меня деньги? — на всякий случай уточнил Заид, выслушав мой монолог. — Не думал, что это когда-то произойдёт.

— Я тоже, — честно ответила я.

Без всяких прелюдий я рассказала ему свой бизнес-план для будущей IT-компании. И прямо спросила, может ли он дать мне стартовый капитал.

Заид долго ничего не говорил. Строго смотрел на меня и думал. Я спокойно выдерживала его взгляд, не торопила и не мешала. Понимала, с какой просьбой пришла и к кому.

— Ты знаешь, чем я занимаюсь? — неожиданно спросил Заид и потянулся за стаканом виски.

— Могу только догадываться. — шейх никогда об этом не рассказывал, а я не спрашивала.

— В ста процентах случаев мои инвестиции были удачными, — сказал Заид. — В ста, милая Анна. Думаю, ты с твоим образованием понимаешь, что это значит?

Заид перестал улыбаться. Стал таким, каким я никогда его не видела — серьёзным деловым человеком. Боссом, который сейчас будет решать деловые вопросы.

— Оценив твой проект, я пришёл к выводу, что заработать на нём невозможно.

— Но я подарю тебе пять тысяч фунтов на бельё, — закончил шейх, откинулся на спинку кресла и глотнул виски.

Меня как будто током ударило.

Пять тысяч? На трусы?

— Вижу удивление на твоём лице, — снова заговорил Заид.

— Да, я удивлена.

— Чем же?

— Тем, что на учёбу ты предлагал мне восемьдесят тысяч долларов, а на реализацию моей идеи даёшь лишь пять тысяч фунтов. Почему?

Заид качнул головой и сказал:

— Если бы ты была моей женщиной и попросила у меня деньги на себя, на то, чтобы просадить их в баре, купить себе одежды, съездить на острова, то я бы тебе дал сто тысяч фунтов. Но ты пришла ко мне как бизнесмен. И просишь деньги на свой бизнес-проект. — Заид сделал многозначительную паузу. — Так вот, я в твой бизнес-проект не верю. Но одновременно понимаю, что барышня ты упёртая, и пока сама в этом не убедишься — не остановишься, поэтому и даю тебе начальный капитал, который не жалко пустить на ветер, чтобы ты обрела подобающий опыт. А когда потерпишь неудачу, мы поговорим снова.

Это была месть. Кого-то другого это могло подкосить, но не меня. Не теперь.

— Договорились, — серьёзно сказала я.

Заид не ожидал, хотя тут же кивнул Мобби, и тот передал мне ровно пять тысяч фунтов.

Заид поднялся и хотел поцеловать меня в щёку, но вместо этого я протянула руку. Раз пришла сюда как бизнесмен, значит, вести себя нужно соответственно. Шейха это позабавило, впрочем, он не стал настаивать.

— Удачи, милая Анна! — вдогонку сказал он, когда я уже выходила из комнаты.

Поймав такси, я продиктовала адрес отеля и откинулась на сиденье. Послевкусие от встречи с Заидом осталось гадкое. В глубине души я надеялась, что не откажет и в инвестициях. А он не только отказал, но и оценил мою идею как провальную. Злость, кипевшая внутри, смешивалась с отчаянием и горечью разочарования.

— А вы из какого района? — внезапно услышала я голос таксиста.

— Что вы имеете в виду? — разговаривать не хотелось, но и быть грубой тоже.

— Вы из Йорка?

— Нет.

— Неужели, Блэкпул?

Я снова покачала головой и вдруг осознала, что он вообще не предполагал, что я из другой страны. Таксист пребывал в полной уверенности, что везёт истинную англичанку.

Любой иммигрант счёл бы это огромной победой. Если коренной житель Англии, да ещё и таксист, не мог распознать переселенца по акценту, манерам и стилю, это означало полную ассимиляцию.

Это то, о чём я мечтала с тех пор, как впервые оказалась в Англии. Я хотела слиться с ней, стать частью её культуры. Все эти годы стремилась к этому и вот получила: у меня была британская фамилия, британский паспорт, а теперь и таксист признал меня своей.

Сбылась давняя мечта. Что я испытала при этом? Скуку. В этой победе я ровным счётом не ощущала ничего. Теперь это было совсем не то, чего я хотела.

Как же глупо было мечтать о такой чепухе.

Москва, 2002 г.

Я сидела на диване в роскошной гостиной пентхауса на Арбате. Закрыв глаза и запрокинув голову на мягкую спинку, слушала, как хаус-музыка затмевает все звуки и голоса в квартире.

Вокруг была целая толпа людей, и все они занимались одним-единственным делом — пытались убежать от себя. Тогда, в нулевые, не было принято задавать себе вопросы, оставаться с собой наедине, анализировать собственные чувства и принимать их. Кто-то бежал от одиночества при помощи наркотиков, кто-то больше доверял старому доброму виски, кто-то занимался сексом на втором этаже, кто-то тонул в глубоких, но бессмысленных разговорах или искусственном смехе.

У хозяина этого дома, Сергея, было мало друзей. Наверное, из присутствующих таковыми можно было назвать только нас с Алексом. Однако его двухэтажная квартира буквально кишела малознакомыми и случайными людьми. Это был его способ заглушить горе от развала семьи. С тех пор как мы с ним познакомились, вечеринки частенько заканчивались в этом пентхаусе.

Я открыла глаза. Над Москвой стоял предутренний туман. Занимался рассвет, и он обещал быть очень красивым.

Несмотря на то что в квартире гремела музыка, мне отчего-то казалось, что за окном стояла абсолютная тишина. Конечно, это было не так — Москва никогда не спит. Но ощущение складывалось именно такое.

Я перевела взгляд на Алекса, который сидел в кресле справа от меня, и поняла, что он тоже наблюдает за первыми лучами нового дня. Мы оба устали. Пару раз мы уже встречали пробуждающееся солнце, но сегодня всё происходящее казалось особенным. Какое-то незнакомое солнце из другого мира вставало над застывшим тихим городом.

Вдруг Алекс поднялся, направился к музыкальному проигрывателю — у Сергея был самый навороченный — и стал перебирать компакт-диски. Он научился читать по-русски, тренируясь на вывесках. Я с интересом наблюдала за ним.

Он что-то нашёл. До этого его плечи были напряжены, а сейчас он расслабился и держал в руках только один диск. Я не видела, что на нём написано, только с изумлением заметила, как Алекс аккуратно поместил диск в музыкальный проигрыватель.

Пока система переключала диски, в квартире воцарилась тишина. Все люди, которых было Бог знает сколько, замолкли, оторвались от своих суетных, а может даже и безнравственных дел, и обратили свои взгляды на Алекса.

Тишина продолжалась несколько секунд. А потом по комнате мягкими волнами разлилась мелодия. Сначала духовые. Следом — скрипки, флейты, виолончели, арфы, контрабасы, кларнеты… Инструменты слаженным боем прорывались в двухэтажный пентхаус и насильно заставляли людей себя слушать. Потому что не слушать было невозможно.

Это была не музыка, это был бескрайний океан, одновременно спокойный и гладкий, как шёлк, и беспощадный и сильный, как буря.

В этой музыке было страдание. Внутренняя борьба. Глубокие терзания, гармонично перетекающие в умиротворение.

Мне стало сложно набирать воздух в грудь, и вместе с тем я не могла надышаться. Самые разные эмоции собирались в торнадо и вихрем кружились в груди, не давая возможности схватить хотя бы одну и подробно рассмотреть. Это пугало, но я просто отдалась моменту, понимая: всё, что чувствую — нормально.

Держа пустой сидибокс в руках, Алекс опустился рядом со мной и посмотрел в окно на туманный рассвет.