Только ближе к вечеру она наконец дождалась, когда жрица снимет доспех и усядется на своей подстилке, темные эльфы отдыхали по очереди, и когда глаза закрывала она, открытыми оставались почти все прочие. Но Фаэрил не видела ничего, что хоть как-то нарушало бы ее душевное равновесие, и прислушиваясь к ней так и эдак в попытке узнать хоть что-то о ее слабостях, Лиира не могла не задумываться о том, как это «ничего» могло бы выглядеть. С одним и тем же успехом это могли быть грезы о прекрасных наложниках и о кровавых битвах и разлетающихся вокруг внутренностях, при условии что и то, и другое приносит ей исключительно удовлетворение.

Когда осталось всего двое отдыхающих солдат, выбирать было уже не из чего и она схватилась за первый сон, который коснулся ее разума.

Нанести удар кинжалом в спину — это просто, и проще всего ударить того, кто тебе доверяет. Она стояла у стола, протирая оружие перед следующим караулом, белые вьющиеся волосы свободно спадали с плеч. Он не видел ее лица, но знал, как она улыбнулась, когда он обнял ее левой рукой за талию. Ни звука она не издала, когда правой рукой он пронзил ее сердце — в стражу набирают самых крепких женщин, но она не потратила последние секунды своей жизни на попытку отомстить. Отпустив ее и позволив ей упасть на пол, он обнаружил, что она все еще смотрит на него, захлебываясь кровью, заполняющей легкие.

— Мне очень жаль, Зарра, — проговорил он, — но я возвращаюсь домой.

Конвульсивно дернувшись, она повернула голову в сторону, туда, где в соседней комнате спал их сын. Она открывала рот, но вместо слов вырывались только хрипы…

«Благослови тебя Адхар, ублюдок», — вынырнув на поверхность моря чужой вины, с облегчением выдохнула Лиира. Она прекрасно помнила эту женщину и знала парня, которому очень не понравится то, что она только что увидела.

Облизнув пересохшие губы, она снова посмотрела на жрицу, застывшую в статичной позе для медитации точно высеченное из обсидиана изваяние. Фаэрил не будет отдыхать дольше своих воинов, а когда очнется, снова залезет ей в голову. Времени мало: у ее способностей наверняка есть ограничения, она не может читать мысли непрерывно, и уж точно не может делать этого во сне, но рисковать не стоит — второго шанса не будет.

Солнце медленно опускалось за горизонт, сломанная рука распухла и ныла, усталость давила на плечи, думать становилось все тяжелее.

Этого мужчину зовут Бэл, и он очень привязан к своему сыну. По крайней мере был лет сто пятьдесят назад, когда тот был ребенком. Говорят, за это время многое может измениться. Многое, но не главное. Вряд ли за прошедшие годы он всерьез пытался рассказать сыну, что хладнокровно зарезал его мать. Скорее всего, он просто молчал. И это молчание породило беспокойство, не зря же они оба видят эти сны.

Осмотрев лагерь снова, она не обнаружила Нира поблизости, должно быть, настала его очередь нести дозор. Прикрыв глаза, она выдохнула и толкнула к Бэлу короткое, но содержательное видение о том, как, сидя на коленях и прижимая к себе раненую руку, она рассказывает его сыну обо всем, что только что увидела, и как выражение его лица меняется от удивленного к озлобленному. Вздрогнув, Бэл открыл глаза, посмотрел на колдунью, и она поняла, что настала ее очередь учиться обходиться без речи. К счастью, донести нужно было не такую уж сложную мысль.

Она улыбнулась.

Следующим движением, медленным и почти незаметным, Бэл обернулся к жрице. Очевидно, он тоже принимал во внимание вероятность того, что она узнает о его планах до того, как он успеет воплотить их в жизнь. Фаэрил все еще пребывала в трансе.

Бэл поднялся на ноги и поднял меч, который лежал около его подстилки. Лиира почувствовала, как кожа покрывается липким потом. Она хотела умереть, хотела, чтобы все закончилось, и не хотела рисковать, пытаясь сбежать из поместья снова. Молния не ударяет в одно и то же место дважды, она уже не так молода, чтобы повторить это, и на этот раз все вокруг прекрасно осведомлены о том, что она попытается. Шансы ничтожны, смерть — единственный гарантированный способ избежать страшной участи.

— Ты не скажешь ни слова, — она скорее догадалась, чем услышала, что он сказал, настолько тихим был его шепот.

— Конечно, скажу, — кивнула она, стараясь говорить также тихо. — Ты ведь и сам знаешь, как трудно с этим жить.

И тогда Бэл сделал то, чего делать был ни в коем случае не должен — он задумался. Он размышлял над тем, выживет ли сам после того, как прикончит стратегически важную для жрицы пленницу. Посреди лагеря сделать это тайно практически невозможно, и даже если бы ему это удалось, как только Фаэрил узнает об этом, она вывернет наизнанку мозги каждого своего солдата.

Стиснув зубы, Лиира поняла, что время уходит и предприняла последнюю попытку:

— Все, что знаю я, узнает Фаэрил, как только очнется, — быстро прошептала она. — Она найдет этой информации лучшее применение.

— Уже нашла.

* * *

Зеймар давно не помнил, что значит быть слабым. Ему случалось подхватить лихорадку, случалось быть раненым множество раз, но слабость как неотъемлемое и постоянное свойство его тела удивляла каждым неверным шагом, каждым тяжелым вздохом, каждой вынужденной остановкой. Слабость не вписывалась ни во что из того, что он знал о себе, она противоречила его планам, она сбивала с толку…

Привал они сделали у самой кромки леса, и смотря вдаль поверх засеянных полей, он пытался рассчитать, с какой скоростью способны передвигаться темные эльфы на поверхности и как скоро Рэндал потеряет их, если они найдут транспорт. Зеймар вытряхнул из Трикси все, что она знала о Лиире и ее культе, но единственное, что узнал — она никогда не называла место его расположения и очень не хотела туда возвращаться. Даже попытку обогнать эльфов и прийти к месту первыми они предпринять не могли…

Задремав под деревом в надежде, что Трикси поднимет тревогу, если что-то пойдет не так, он попытался расслабиться, но обнаружил, что слишком зол для этого. Что за жестокая насмешка судьбы? Почему он снова должен гнаться за какой-то девкой через полмира? В прошлый раз ничего из этого не вышло и он слишком стар для этого дерьма…

Почувствовав, как что-то прикасается к его лицу, Зеймар нахмурился и открыл глаза. Рэндал с самым сосредоточенным выражением лица тыкал его пальцем в бровь, и на то, что пациент не спит и раздраженно дергает веком, не обращал вообще никакого внимания. С минуту Зеймар честно ждал объяснений, но дождался только того, что Рэндал обхватил его лицо ладонями и оттянул большими пальцами кожу на щеках вниз, уставившись в его выпученные глаза.

— Ты зря так переживаешь, Трикси, — наконец проговорил Рэндал, отпустил его щеки и надавил большими пальцами на челюсть, заставив открыть рот. Зеймар издал протестующее рычание и попытался высказать все, что он думает об этом, но пальцы у мальчишки были что клещи. — Cвязки работают, чувствительность есть — он здоров, жрецы Тиэли знают свое дело.

Даже после того, как Рэндал его отпустил, ему потребовалось некоторое время, чтобы совладать с челюстью, не желающей возвращаться на место. Пожалуй, Рэндал мог бы и сломать ее, если бы захотел.

— Восстановить кожу будет стоить огромного количества денег, но ведь они у него есть… — пожав плечами, Рэндал отвернулся и посмотрел на Трикси, которая стояла в двух шагах от него, красная до самых корней своих светлых волос.

— Я не говорила ему делать этого, честное слово, — выдавила она, — я просто спросила…

Поджав губы, Зеймар уставился на Трикси. Нет совершенно ничего удивительного в том, что ограбив его дом, она залезла и в выписку с банковского счета. Вот только это не его счет и он не может с него ничего забрать, да он и не стал бы. Пусть Латифа не хочет этих денег сейчас, но она молода и неопытна, разум еще возьмет верх над гордостью, потому что если нет — все достанется детям ее отчима. В любом случае, Зеймар не собирался использовать накопленное, чтобы вернуть свой прежний облик, по крайней мере пока. У него не было лица, это правда, но впервые за очень долгое время племенных татуировок не было тоже. Увидев его, люди посчитают его чудовищем, но никто из них больше не признает в нем воина Наласкара.