Не было другого такого раба, что мог так близко стоять к своей госпоже, что мог так открыто смотреть ей в глаза. И так бесстрашно жестикулировать и говорить, говорить, говорить, наверняка перебивая ее с десяток раз.
Не было другой такой хозяйки, что упорно продолжала препираться, в то время как могла единожды приказать. Что была как открытая книга, с живым блеском в глазах и прямотой намерений. Что позволяла бы себе улыбку рабу и не чуралась стоять на расстоянии шага. И совершенно точно не было той, кто позволил бы так легко коснуться своего камня души, черпать из него ману, необходимую для заклинания. Любая предпочла бы Рауля убить, но не позволила бы приблизиться к себе и на шаг.
Он был столь потрясен картиной приятельской перепалки, что совсем не мог сосредоточиться ни на чем другом, не давая Бьёрну увидеть ни имени собственной хозяйки, ни задач, что она поставила перед ним, ни чего-то другого, что могло занимать его сердце.
И после всего Бьёрн просто не мог позволить себе вернуться к небрежному тону, оправданиям подмены души, как и выразить все это словами. Прошлая или настоящая — для него Кларисса Морел дель Турин была хозяйкой и больше забывать об этом он был не намерен.
— Ладно, давайте вернемся к проблемам горящим на… подоле моего платья, — решила не шокировать публику откровениями, где в действительности у меня горело. Все же я носила титул королевы как ни как. И стоило бы научиться ему соответствовать.
— Приказывайте, Ваше Высочество.
Рене было явно неудобно сидеть передо мной, но она стойко терпела. А я надеялась, что они скоро привыкнут к заскокам своей новой госпожи — могла я расслабиться хотя бы наедине с единственными, кто желал видеть мою голову на плечах?
— Во-первых, давайте разберемся с горничными, которых вот-вот казнят из-за ложных обвинений в покушении на меня. Давайте только сразу оговорим — я не хочу, чтобы ты или твои люди прыгали выше головы и страдали выполняя мои поручения. Я очень разозлюсь, если вы добавите императорскому палачу работы, это понятно?
— Нет нужды волноваться, хозяйка, — недовольно нахохлился Бьёрн. — Они лучшие, порой даже императорский двор покупает у их информацию. Эти идиоты и не ведают, что во главе всего вы.
— Прекрасно, что император хоть так пополняет бюджет моего дворца. Расстраивать его этой новостью мы не будем, а вот с судом головной боли добавим. — довольно хмыкнула я. — Мне нужно, чтобы вы узнали все, что готовит сторона обвинения, если они вообще об этом позаботились. Так же соберите доказательства непричастности служанок, было бы совсем хорошо — выстави мы императорский двор совершенно некомпетентными. И да, выясните всю их подноготную, я хочу быть уверена, что они действительно верны мне и не бегают по ночам во дворец наложниц.
— Будет сделано, госпожа, — с готовностью отозвалась Рене.
— Еще одно. — поспешила добавить я. — У одной из служанок забрали ребенка, и теперь его местоположение неизвестно. Я хочу, чтобы вы нашли его и вернули.
— Хозяйка, — осторожно вклинился Бьёрн, по лицу которого уже было понятно, что идея его не воодушевляет. — Сплетни уже наполняют дворцы, подобное снисхождение и забота о простых служанках могут лишь раздуть пламя.
— Снисхождение и забота? — кривоватая ухмылка расцвела на губах. — Я собираюсь уволить всю остальную прислугу и повесить их работу на четырех несчастных. Достаточно для алиби тираничной королевы Клариссы?
Рене тихо сглотнула, представляя во что превратится дворец, если ухаживать за ним будут пять служанок. Я же не стала говорить, что эта работа ляжет на четверых, ведь не могу же я перегружать свою личную служанку, которая к тому же вынуждена делить с Бьёрном обязанность охранять мои покои по ночам.
— Теперь о самом важном, — стала предельно серьезной. — Каэль и его рыцарь. Что касается Эдда, если выясните что с ним — хорошо, но будет достаточно и найти для него действенное лекарство. Это все, конечно, забавно в моменте, но нельзя допустить, чтобы ребенок пострадал из-за того, что его охранник будет бегать в поисках нужника.
— Поняли вас, госпожа, — отозвался Бьёрн, сжимая губы плотной линией. Он знал, куда идет этот разговор, и что отложить его больше не получится.
— О Каэле я хочу знать все. Почему в нем пробудилась моя магия, если она не передается по наследству, и как помочь ему справиться с этой силой. Сейчас он в большой опасности, в любой момент кто-то может прознать об этом. Нельзя подобного допустить. Направьте на это все силы.
— Я могу создать защитные артефакты, — без энтузиазма предложил Бьёрн. — Они будут запечатывать эту часть принца на какое-то время. Но если по каким-то причинам, осознанно или же нет, он будет обращаться к этой силе — артефакты будут слабеть, и однажды моей маны будет недостаточно, сколько бы дней, недель, месяцев и далее я не накапливал ее.
— Ты ведь всегда можешь позаимствовать мою ману.
— В этом случае нет. Маг не может воздействовать своей силой на самого себя. Этот закон непреклонен, и нет путей обойти его.
Мое непонимающее лицо все говорило за меня, и тогда Бьёрну пришлось рассказать о секрете предыдущей хозяйки, который они с Рене поклялись хранить.
Оказалось гарем императорской семьи был принят не из праздных и увеселительных побуждений. Все дело было в наследниках крови первого божественного избранника, которому и был передан черный клинок для защиты людей перед тем как Бог солнца Шимиге впал в бесконечный сон.
Обладателю клинка требовалась огромная сила, чтобы обуздать его и сдержать проклятие, что непреклонно ложилось на плечи каждого наследника. А потому дети императорской крови рождались с мощнейшим камнем души и из-за него же многие погибали не прожив и пятого года жизни.
Мана бушевала внутри, разбивая второе сердце на осколки. Эта трагедия не обошла стороной и Каэля.
— Леди Кларисса, мы ничего не можем сделать. Я вынужден уведомить Его Величество о состоянии его первенца, чтобы успеть попрощаться… Агрх!
Она выглядела так, словно от измождения не смогла бы поднять и пальца, но тонкая кисть так крепко впилась в чужое горло, что захрипел и задергался в отчаянной попытке выбраться.
— Бесполезный… мусор…
Взгляд был безумен, его болезненный блеск пробирал до мурашек даже меня, смотрящую на эти воспоминания со стороны.
Она не раздумывала, не колебалась, не дрогнула. Крепкий рослый мужчина перед ней на одном вздохе превратился в морщинистого старика, а затем и вовсе рассыпался пеплом. Да и он вскоре исчез.
Несколько слуг, что дежурили у колыбели, стараясь снять жар маленького принца, рухнули на колени и взмолились. Но их участь была такой же.
— Хозяйка, — смиренно склонил голову Бьёрн, как и Рене, стоящая чуть поодаль.
Они не собирались ни бежать, ни молить. Они знали свою госпожу лучше, чем кто бы то ни было. Ее не разжалобить, и решений своих она не меняет.
— Сказанное здесь, должно умереть вместе с вами, — хриплый голос дрожал от усталости, но взгляд был твердым, как никогда. — Я запечатаю вашу клятву вместе с частицей своей силы в камне души каждого из вас. Не думаю, что надо объяснять последствия.
Она сделала это легко, не теряя ни секунды лишней времени. А после приказала подготовить все…
Что «все» я поняла лишь по завершению ритуала. Пока воспоминания бежали перед глазами, я не могла нормально вздохнуть. Чужие эмоции просачивались, наполняли мою грудь, и, казалось, вот-вот закричу. Истошно, срывая голос — так непомерно остро взрывалась во мне та боль, что двигала ее вперед.
Кларисса не обронила и звука. Ее не пугали последствия, не волновала цена. И выбора перед ней не стояло.
Она разбила собственный камень души, покрыла кристальную гладь тонкой паутинкой бесчисленных трещин. И забрала осколок, который должен был заменить тот, что уже успел отколоться от камня души ее сына.
Запечатала надежно, залатала все повреждения. И оставила часть своей силы, чтобы та могла поглотить избыток маны принца.