Не на такую реакцию я рассчитывала, а что хуже, не понимала к чему он ведет.

— Сколько раз мне нужно повторить, что меня не волнует ревностная возня среди императорских наложниц?

Я чувствовала на себе гнетущее напряжение и взгляды, что пытались просверлить мой череп. Бьёрн вместо помощи недовольно пыхтел, сетуя, что его хозяйку вновь унижают, ставя на один уровень с остальными наложницами, а я лихорадочно соображала, как разговор вообще зашел в это русло.

— Леди Редман любезно предоставила вам свою прислугу в тот момент, когда главный дворец больше не смог мириться с вашим безрассудством. Хотите уволить их, найдя подходящий предлог — ваше право. Но, Леди, в этом случае вам самой придется следить за состоянием своего дворца. Моя позиция неизменна — я не намерен разрешать ваш конфликт с леди Тибессой по поводу прислуги.

А вот теперь мои сомнения начали развеиваться. Раз прислуга была предана другой наложнице, то искать виновника стоило в первую очередь среди них, и меня не волновало, что по этому поводу думает император. У него был один главный враг — это я. Опрометчивая неосторожность с его стороны развязывала руки остальным претенденткам на его сердце.

— Бог мой, Ваше Величество, я совершенно не это имела в виду, — натянула невинную улыбку я. — Разве могла я так откровенно обвинять свою благодетельницу в попытках сделать из вас цепного пса семьи Редман? Я приношу свои извинения, если это прозвучало именно так, Ваше Величество.

Лицо бедолаги Бенуа стало белым, словно ножка мухомора. Император закипал на моих глазах — вот, вот и раздался бы оглушительный свист. Но вот у кого сдали нервы в первую очередь, так это у горничной, которую я запреметила совсем недавно.

— Это наглая ложь, Ваше Величество! — заголосила она. — Прошу вас, моя леди бы никогда!…

— Твоя леди, — разрезал эти завывания голос императора, — стоит сейчас прямо передо мной.

Я не смогла сдержать легкой усмешки. Как бы этот мужчина не относился ко мне, даже так он не мог игнорировать настолько пренебрежительное отношение прислуги. Не важно, как обстояли дела на самом деле, но называть свою прошлую хозяйку “моя леди” — выдавало ее с потрохами. Горничная и сама это прекрасно понимала, те слова случайно сорвались с языка, а теперь она могла лишь дрожать и не смела произнести даже слова. Всего лишь одной фразой она подписала себе приговор — дороги назад к “своей леди” ей уже не было.

— Утомляет. — резюмировал император и обернулся к своему секретарю: — Сел, разберись с этим.

— Как прикажете, Ваше Величество. — тут же склонил голову парень.

Ему хватило жеста, чтобы рыцари подхватили рыдающую горничную под руки и вывели ее прочь.

— Прошу меня простить за столь неприглядную картину, Ваше Величество, — подловила удачный момент я. — И все же я искренне благодарю Вас за визит.

По ощущениям мой реверанс был страшно неуклюжим, но я упрямо делала вид, что все в порядке и ждала с опущенной головой, пока император соизволит покинуть мои покои. И он сделал это не утруждая себя церемониями прощания.

— Спасибо, что пришли, спасибо, что и пошли, — буркнула я, как только мы с Бьёрном остались наедине. — Попутного ветра…

— Эй, сумасшедшая! — возмутился маг, едва принял человеческую форму. — Ты что наделала?! Ты хоть понимаешь кому перешла дорогу?!

— Ничего не хочу знать, — отвернулась от него я. — На сегодня с меня хватит.

После столь будоражащего кровь визита императора я поняла, что время на “прийти в себя” закончено. Мне нужно было срочно влиться в новый мир, а так же вжиться в роль Клариссы хотя бы на какое-то время. Я ведь никак не могла полностью отрезать ее и вести себя как привыкла. Меняться нужно было постепенно и предельно осторожно. Ко мне и без того было повышенное внимание, и моей первостепенной задачей стало не давать лишнего повода подцепить меня на крючок.

Лекарь на моем пороге больше не объявлялся, а потому некому было настоять на назначенном постельном режиме. Радовалась я этому не долго, мое настроение омрачили воспоминания о разговоре с императором. В тот момент я была в прострации и пропустила его слова мимо ушей, но стоило задуматься, как гнев разбушевался в груди. Этот чертила — как я окрестила его в первый же день изучения своего нового положения, посмел упрекнуть меня своей заботой. Мол, он и лекарей присылал, и камни какие-то чудесные, коих я в глаза не видела, — а я все недовольна. И даже ни один мускул не дрогнул на этом чертовски красивом лице, хотя кому как не ему знать о настоящем положении дел.

Но оказалось, это еще не самое интересное. Начала я познавать этот мир с самых основ, что жители империи получали с молоком матери, со сказками по вечерам и чужими знаниями, коими окружающие делились между собой, сами того не замечая. Так я узнала, что миром правят два бога. Они еще три столетия назад ходили по земле, и люди могли видеть их воочию.

Бог света, исцеления и надежды — Шимиге. Громадный золотой дракон, что с охотой делился своей силой с людьми, даруя им свое благословение. Тот, кого касалась рука бога, выходил за пределы человеческих сил, и называли их — Эскама. Судя по рисункам я смогла понять, что слово это означало чешуйку дракона, верно от того, что одаренных было не один и не два. И с силой этой они странствовали по миру, бесстрашно заходя даже в самые темные его уголки.

А в тех местах правил другой бог. Там где есть свет, непременно будет и тьма — таковы законы любого мироздания. Бог боли, страданий и разложения. Князь крыс, что сеет болезни и существует лишь для того, чтобы пожинать жизни. Имя ему — Морел.

Честно признаться, вначале я опешила и была уверена, что ошиблась. Но проходясь взглядом по одной и той же строчке вновь и вновь, я готова была вцепиться в блондинистые волосы императора и хорошенько за них оттаскать. Нет, хорошо, я вполне могла понять напряжение, ненависть, презрение и что там еще чувствовал к Клариссе этот мужчина. У них была своя история, и наверняка они оставили друг другу много боли и незаживающих ран. Но дать женщине, что родила тебе сына, имя бога боли и разрушения… у меня просто не было слов.

Бьёрн пытался что-то объяснить мне, но я не захотела слушать. Нужно было переварить, остыть и принять, и может однажды все самые потаенные секреты Клариссы открылись бы мне. Но в тот момент я была не готова углубляться в суть проблемы, ведь к моему смятению добавлялась чужая боль. Чистая, леденящая, вязкая. Она душила и от нее так просто невозможно было избавиться.

Однако расклеиваться было некогда. Ночами ко мне приходили небольшие клочки воспоминаний о разных отрезках жизни Клариссы, а будни мои превратились в настоящий день сурка. Утром меня будила Рене и заряжала своей лучезарной энергией. Она помогала мне собраться, прибирала комнату, а затем звала другую прислугу, что приносила завтрак.

— Ваше Высочество, сколько еще вы будете такое терпеть? — недовольно бурчала девушка, злобно поглядывая на дверь, где совсем недавно скрылись две горничные. — Такой скудной трапезой можно оскорбить даже наложницу едва вступившую во дворец! Да как они посмели?!

— Тише, Рене, — с усмешкой обронила я, накалывая на вилку кусочек пирога. — Разве не забавно наблюдать за их перекошенными лицами? Так стараются, бедняжки.

Да я бы в жизни не догадалась, что столом из пяти блюд можно кого-то оскорбить. Я и трети не съедала. Но по возмущённому сопению Рене, что переживала за меня больше, чем за саму себя, стало понятно, что по этикету мне полагается намного больше. Все же я была королевой, хоть и номинально. Вот только меня все искренне устраивало, а потому, как не ищи — недовольства не сыщешь. И тем приятнее было наблюдать за растерянностью и плохо скрываемой злостью прислуги, что по чужой указке старалась изо всех сил.

Попытки были и с другими житейскими мелочами — одеждой, убранством спальни, да и всего дворца в целом. Для меня это было пока что совершенно неважным, но это совсем не значило, что я всегда буду закрывать на подобное глаза. Естественно, что выстраивать заново своей авторитет я планировала с прислуги, а пока злопамятно откладывала все в дальний угол своей памяти.