— Решил встретить тебя, — открывает дверь. — Я приготовил подарок.

— Еще подарок? — ахаю. — Зачем, Демид? Ненужно… по-дарков…

Нежные тона спальни тускнеют, мир становится черно-белым, когда у большого окна я замечаю мольберт. Холсты. Палитру, кисти, краски на столике. Рассматриваю все это, и под ребрами что-то больно царапает.

— Тебе же нравится рисовать, — Демид подводит меня к мольберту.

Это удивительно и смешно. Особенно теперь.

— И к чему этот фарс? — спрашиваю сухо, смотря на Демида.

— О чем ты?

— Ты же знаешь, что я не рисую.

— Знаю. Но вдруг захочешь.

— Не захочу… Когда мне снова можно будет съездить домой?

Демид хмурится.

— Ты только что приехала.

— Через три дня мне надо будет вернуться.

— Три дня? Это слишком часто.

Деликатно, но стряхиваю с себя его руку и отхожу.

— Если ты знаешь обо мне все, то должен знать и то, что у меня есть бабушка, которая нуждается в моей заботе. Я должна ухаживать за ней.

Но мои слова совершенно Демида не трогают.

— У тебя большая семья. Есть кому о ней позаботиться.

— Ты не понимаешь. Семья-то большая, но бабушка никому, кроме меня, не нужна. Она лежачая. Если не я, то никто не помоет ее, не накормит, не даст лекарства. Она без меня умрет.

— Не умрет. Не волнуйся.

Он не человек, а каменная глыба!

— Один раз я попала в больницу, — пытаюсь объяснить по-другому, надеясь хоть на слабый проблеск понимания. — Меня почти две недели не было. Я вернулась домой, а она вся грязная, в своих испражнениях, голодная! Никто не подходил. Вот такие у меня родственники! А бабушке почти восемьдесят!

Меня трясет, а Демид непроницаемо спокоен.

— И долго ты лечила ей пролежни?

— Про… что? — морщусь. — Слава богу, до этого не дошло. Но может, Демид! Каково тебе самому будет жить, если из-за твоих капризов умрет человек? Я не смогу жить, зная это.

— Такими темпами твоя бабушка еще и тебя переживет. — Демид, ухмыльнувшись, скрещивает руки на груди.

— Не смешно. Я должна…

— Она ходит.

Его фраза бьет как обухом по голове.

— Нет!

— Да. Иначе у нее давно были бы пролежни. Она встает и вполне комфортно себя чувствует. Только ты об этом не знаешь. Больше скажу: она ходит под себя специально, чтобы ты с ней возилась. Пользуется тобой. Хотя мы все друг другом пользуемся.

— Ты неправ, — ошарашенно пячусь. — Она не могла так жестко со мной поступать. Она любит меня.

— Возможно. Не знаю. Я никогда не любил. Но если в этом и заключается любовь, то и не хочу любить.

— Я тебе не верю, — мотаю головой. — У нее ноги ничего не чувствуют.

— Так пырни ее чем-нибудь острым и убедись, что я прав. — Лицо Демида размывается от нахлынувших на мои глаза слез. — Оставлю тебя наедине. Свыкайся с этой мыслью, Алисия, чтобы потом не было еще больнее.

Он все с тем же холодным спокойствием выходит из спальни и закрывает за собой дверь.

Мои ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.

Нет, я не хочу верить в то, что сказал Демид.

Разве бабушка может быть такой жестокой и эгоистичной?

Она же прекрасно знает, как плохо мне в той квартире, и единственная причина, почему я там жила, — это она. Разве может родной любящий человек так издеваться над другим человеком?

Но слова Демида вонзаются в сознание и подвергают сомнению все, что я до этого момента чувствовала к бабушке.

Мне потребовался целый час, чтобы прийти в себя и продолжить жить.

Захотелось выпить сладкого чая, чтобы согреться изнутри.

Выхожу из спальни и иду в кухню.

По пути мне встречается низенькая полноватая женщина в униформе, похожей на ту, что я ношу на работе.

— Добрый день, — здороваюсь, а в ответ женщина мне только кивает. — И вы тоже со мной не разговариваете? Видимо, в этом особняке у всех резко отсохли языки.

В особняке Демида я встречаю много разных людей, которые выполняют свою работу, но их редко видишь, как будто дела делаются сами.

В кухне никого нет.

На тумбе возле кофемашины стоит стеклянный чайник.

Я наливаю себе чаю и иду в столовую.

Стопорюсь, когда вижу за столом Демида. Он пьет кофе, задумчиво что-то рассматривая в смартфоне.

Подхожу к столу и сажусь посередине, оставив между нами расстояние в несколько метров.

— Я сейчас поздоровалась с женщиной, которая на тебя работает…

— Вежливо, молодец, — хмыкает Демид, не отрывая взгляда от экрана.

— А она мне не ответила. Почему ты запрещаешь им со мной разговаривать?

— Я не запрещаю. Общайся.

— Но они не говорят.

— Правильно. Потому что немые, — бросает на меня мимолетный взгляд. — Не люблю болтливых людей.

Я от неожиданности прикусываю язык. Замираю.

Демид допивает кофе. Встает. Подходит ко мне. Останавливается за спиной. Вздрагиваю, когда кладет мне на плечи теплые ладони.

— Тебя это не касается. Можешь говорить, петь сколько угодно. Только не орать, — склонившись, на мгновение прижимается губами к моей макушке. — Выбери сегодня на вечер красивое платье. Я приглашаю тебя на свидание.

Покрутившись у зеркала, оглядываю себя.

Синее платье на тонких лямках облегает тело, а юбка расклешенная. Этот цвет делает мои голубые глаза еще ярче, а кожа кажется фарфоровой, особенно на контрасте с распущенными волосами.

В таком платье я действительно похожа на куклу…

Лучше надеть другое?

Дзынь!

Сообщение от Лизы.

«Ты там жива?»

«Да, все в порядке пока. Демид пригласил на свидание. Собираюсь».

«Свидание? Интересное у тебя похищение».

Вижу в отражении зеркала, как дверь в мою спальню открывается и входит Демид. Осматривает меня внимательным взглядом.

— Я не уверена в платье…

— Мне нравится. Оставь.

Вытягивает руку ладонью вверх.

Набрав в грудь воздуха, подхожу к Демиду и беру его за руку.

Он ведет меня в гардеробную. Одевается сам и помогает мне надеть пальто.

— На чьей машине поедем? — интересуется, завязывая узел пояса на моем пальто.

Не сразу соображаю, о чем он говорит — не свыклась с мыслью, что у меня теперь есть личный автомобиль, потому что не считаю его своим.

Зато хорошо вспоминаю, как Демиду нравится, когда я с ним соглашаюсь.

— На твое усмотрение.

— Тогда еще раз обкатаем твою. — В гараже подводит к черному седану и распахивает пассажирскую дверь. — Ты же не против?

Ах, какая ирония! Попробуй-ка сказать ему «нет»!

— Не против.

Демид садится за руль, и мир вокруг словно замирает, концентрируясь лишь на нем.

Я украдкой наблюдаю, как мастерски он скользит ладонью по рулю, выезжая из гаража. В этот момент, когда Демид берет управление в свои руки, машина перестает быть просто машиной. Она становится проекцией его властной личности.

Раньше, когда за рулем был молчаливый водитель, автомобиль казался мне чуждым, как и все в этой новой жизни. Я чувствовала себя пассажиром, невольно заброшенным в роскошную коробку из кожи и хрома, где не было места моему «я».

Но сейчас все иначе. Я чувствую себя балансирующей на тонкой грани между опасностью и тихим восторгом.

— У тебя есть клуб, — первая прерываю тишину в салоне.

— Есть.

— И там очень вкусно готовят. Я пробовала, когда приходила с подругами.

— Верно.

— Но ты везешь меня в ресторан.

— Очевидно.

— Почему? Зачем тратить деньги на ресторан, если ты можешь хоть все вечера подряд ужинать в своем клубе?

— Ты предлагаешь нам ужинать в кабинете?

— В зале. Там красиво.

— Каждый вечер в моем клубе, как вечер пятницы — вот причина. Мне нравится иногда смотреть издалека на беснующуюся пьяную толпу, но близкий контакт с ней отвращает.

— У тебя бизнес построен на людях, но ты их терпеть не можешь, — морщу нос.

— Представляешь, как бывает, — усмехается.

В зале ресторана, куда мы входим с Демидом, тоже многолюдно, но много пространства между столами. Звучат не громкие басы, а тихая классика. Здесь умиротворяющая атмосфера.