— Оль, слышишь?
По имени называет? Это что-то новенькое и запредельное! А главное, слишком настораживающее!
— Спасибо большое, Антонина Николаевна. Я Вас поздравляю с Новым, наверное, правильнее будет сказать со Старым новым годом. Желаю здоровья, счастья, всех благ, семейного благополучия, достатка, спокойствия, любви и взаимопонимания…
Она слушает, улыбается и, по-моему, меня совсем не слышит! Что с ней? Мать Алексея тяжело больна или слишком эмоционально нашу встречу переживает?
— Идем пошепчемся на кухню, пусть мужчины сами тут, без нас, — мягко перебивает и быстро добавляет, — пожалуйста, я тебя очень прошу.
Пошепчемся? Вдвоем? Ну, это точно не к добру! По-видимому, что-то нехорошее грядет?
Я неспеша отодвигаю стул, опираюсь ладонями на стол и легким кивком головы спрашиваю у Алексея разрешения. Он коршуном весь вечер пристально следит за мной. Получив его добро, шепчу слова «простите, я отойду», мягкой поступью, очень неторопливо следую за его матерью в уже хорошо известном направлении.
— Тебе понравилось там? — она значительно опережает меня и, естественно, проходит первой на свою любимую кухню, там поворачивается лицом и чересчур заискивающе заглядывает в мои глаза. — Расскажи хоть что-нибудь. Совсем чуть-чуть, немножечко. Что там видела? Как мой Сереженька?
— Да, понравилось. Даже очень. Я ведь там вообще впервые побывала, к тому же в такое время года — праздники, да плюс хорошая погода. Все просто идеально совпало, как говорят, карта хорошо легла. Ваш Сережа по-доброму прозвал меня «кружком» из-за имени — какая-то странная ассоциация, но мне приятно — не обидно. Вы знаете, он ведь пишет музыку, в основном рок и блюз, а я его теперь неизменный, скорее, вечный почитатель, и еще сочиняет стихи — я, к сожалению, не очень в этом разбираюсь, но Лешка носом недовольно кривил — ему, конечно же, виднее; а вечерами Сергей выступает в клубе, у него активная насыщенная жизнь, и наш, точнее мой, приезд, чего душой кривить, под самый занавес, конечно, жутко раздражал…
И про себя с грустной улыбкой добавляю:
«А если бы не веский повод — глупый, исключительно по моей вине, разлад, потом не вовремя проснувшаяся совесть, некоторое сочувствие, сострадание, да и ваша родительская просьба то, когда бы я еще смогла за границу осуществить вояж?».
— Все было шикарно, отлично! Я совершенно не жалею о том, что там…
Мать Алексея задумчиво улыбается и отводит в сторону свой романтично-блуждающий взгляд.
— А как у вас с Алешкой дела? Вы… Оль, не пойми меня, пожалуйста, неправильно, но то, что произошло, — Смирнова очень шумно выдыхает, заламывает руки перед грудью и на секунду прикрывает свои глаза, а затем снова чересчур спокойно продолжает, — выбило не только из привычной колеи сына, но и с лихвой отразилось на наших отношениях с Максимом. Мне неприятно об этом говорить и что-то обсуждать за спиной у Смирного, но дети у нас, как ты, вероятно, уже поняла, слишком трудные, оба с тяжелейшими характерами — нет-нет, я не жалуюсь, это не наказание, просто с ним всегда и все через большой напряг, вероятно, это карма за то, что сильно долго мучили, испытывали и ревновали друг друга, а я вот, такая умная, сильная, наверное, незаслуженно счастливая женщина, — одна слезинка, как тоненький шнурок, стелется из глаз, — не могу высказать словами, как тебе благодарна за то, что ты вернула сына…
— Не надо, Антонина Николаевна. Не стоит этого делать. Пожалуйста, не плачьте, — подхожу к ней ближе и хочу обнять. — Можно? Я ничего не сделала. Слышите? Я Вас прошу, пожалуйста. Ну-ну! Не надо, не надо…
Она быстро-быстро несколько раз кивает, а я широко раскрываю руки, захватываю ее плечи и тут же прижимаю к себе. Я не высокая, скорее средняя, а для Лешки — жалкая Дюймовочка, но вот эта женщина со вздрагивающим тельцем и блуждающими по моей спине трясущимися руками поистине самая настоящая микроскопическая кроха.
— Вы больны? — наступив себе на голос, задаю, по-видимому, бестактный вопрос. — Не здоровы? Вас что-то беспокоит?
— Нет-нет. Тьфу-тьфу, — бубнит в мое плечо. — Здоровье на «отлично», а вот с личным… Олечка, спасибо!
По-видимому, ничего толкового я не добьюсь! С ней очень тяжело было, как с преподавателем. Не то, что Смирнова — человек вредный, противный и даже сволочной, скорее эта женщина с весьма принципиальной, вернее, врожденной справедливостью, уложенной в ее хрупкую телесную оболочку по умолчанию, держала в напряжении не один поток студентов-слабаков и откровенных недоучек. Она никогда не прогибалась и не кланялась ни одному специальному званию в штанах и строго выглаженной форме, вероятно, это было связано с ее богатой родословной, да плюс еще любимый муж, Максим Смирнов, начальник части, гарантировавший жене и матери своих детей весьма устойчивый и крепкий тыл. А тут… Господи! Эта сильная женщина, миниатюрная мать Алексея плачет на моем плече. Тихо, но почему-то кажется, что очень горько и навзрыд!
— Пожалуйста, Антонина Николаевна, не надо. Я Вас прошу, все ведь хорошо. Успокойтесь и не плачьте. Вы знаете, Сережа по секрету Алексею прошептал, что приедет на нашу свадьбу… — осторожно отстраняю ее от себя. — Он приедет на торжество…
Которого точно никогда не будет, потому что у Смирнова свои планы на меня и на наше совместное будущее — он так негромко мне в самолете, типа «по секрету», прошептал. Наши отношения для него увлекательная игра, романтичный квест, казаки-разбойники на две разнополые персоны, и преферанс на раздевание, но никак не более. А для меня? Я ведь в нем уже увязла… Он нравится мне, симпатичен, дорог? Или я влюбилась, втрескалась по уши или просто в сексуальную зависимость попала от очередного мужика? Теперь все слишком остро чувствую и прекрасно понимаю, что снова угодила то ли по своей глупости, то ли по неосторожности, то ли по еще какой причине в тот же самый, аналогичный, капкан. Смирнов не думает на мне жениться, потому что…
У него нет ко мне тех самых чувств — там только открытое физическое противостояние и все та же похоть! Так и «он» говорил, когда оправдывал свои действия со мной, но у «него» был изощренный матримониальный план! А что в отношении меня у Алексея? Кто я для него? Игрушка или нечто большее? Или все то же самое… Ничто!
Смирнову хорошо, крепко и надежно — есть женщина, есть теплая кровать, есть место, где он мог бы переночевать, есть… Господи, как пошло-то! Мысленно выставляю монстром Алексея? Кем я его вообще считаю? И что я про себя, так подло, говорю?
— Все в порядке? — осторожно спрашиваю. — Вы успокоились?
— Вы ведь пара с ним, с Алешей? Встречаетесь? У вас все серьезно? Если речь уже идет о свадьбе, то я очень хотела бы знать…
Увы, но нет! Похоже, его мать, как и все любящие родительницы, мечтает о простом личном счастье для старшего сына, вот она вынужденно и хватается за первую попавшуюся соломинку, как за спасительное бревно.
— Да, Антонина Николаевна. Мы встречаемся. Алексей живет в моей квартире, а я не возражаю…
Потому что бесхребетная личинка! Сама в этом виновата! А что еще ей рассказать?
— Он сделал предложение? — Смирнова хватается за мои плечи и встает на носочки, при этом по-детски всматривается в мои глаза. — Олечка?
— Вы меня, наверное, неправильно поняли. Мы просто вместе, но без официального предложения. Алеша… Я не настаиваю на таком и потом, мы с ним недавно вместе, все это не так в жизни происходит… Вы ведь знаете и понимаете, что я имею в виду?
— Я все услышала и так, как надо, как оно есть на самом деле, поняла. Не подумай, пожалуйста, я никого не осуждаю, не даю каких-либо рекомендаций, мне просто интересно, с кем живет мой сын и о чем он дальше думает, мечтает.
У него спросите — я-то тут при чем?
— Олечка, — она трогает меня за кисти и сводит мои руки вместе, как будто лодочкой, опускает голову вниз и как-то сочувствующе кивает, — ты мне очень нравишься, слышишь? Ты такая серьезная, вдумчивая, красивая, но очень грустная, словно белый свет не мил…
