Отряхиваю воду с волос, насухо вытираюсь, осматриваюсь по сторонам — ни трусов, ни лифчиков, ни какой-нибудь жалкой шпильки или резинки для волос. Я бы взял хоть что-нибудь на память, но нет — все та же пустота и… Жадность? Климова, как ты сейчас однозначно не права!
Громко дышу и спускаюсь по лестнице в зал, на свое вынужденное собачье место. Оглядываюсь по сторонам, мне почему-то кажется, что в комнате я не один, тут кто-то уже есть — он слишком шумно дышит, но тихонько всхлипывает и испуганно молчит.
— Оля, твою мать! — бью рукой по выключателю. — Ты что тут забыла?
Что это такое? Приплыли! Что это на ней надето? Вернее, по-моему, на ней чего-то не хватает! Так чего на одалиске нет? Да чтоб меня! Но все равно красиво! Воздушная сиреневая юбка, собранная из лоскутов, и ослепительно золотой с монетами широкий пояс. И все! Больше ничего!
— Убери свет немедленно. Кому сказала? Алексей! — она прикрывает обнаженную грудь руками и чем-то, словно мелочью в карманах, звенит. — Я прошу! Алеша…
— Ты…
— Я сейчас уйду, если ты меня не будешь слушать, — рычит.
Понял-понял! М-м-м! Облегчение никак не наступает и у меня реально уже все нестерпимо болит! Мягко опускаю тумблер выключателя вниз — свет гаснет, а эта пьяная развратница после некоторого установившегося молчания громко и со злостью заявляет:
— Ты ведь хотел приват, Смирнов? Хотел? Или все уже, типа передумал? Сник?
— Насильно — нет! Хочу исключительно по обоюдному желанию, — стараюсь не смотреть в ту сторону, где она сейчас стоит, и задом неуверенно шагаю на диван. — Без чьего-либо принуждения, все добровольно, свободно и легко… По страсти!
— Ты будешь только смотреть! — с выдохом продолжает. — Только смотреть и ничего больше!
Твою мать! Смотреть так смотреть — уговорила. А дальше-то что?
— Оль…
— Обещай, Смирнов. Руки распускать не смей! Леша?
Хотя бы так!
— Клянусь, — кривлю лицо и с громким выдохом падаю на не очень мягкие подушки. — Я обещаю, что не прикоснусь. За это не переживай.
Она подходит ближе, а я откидываюсь на спинку и, по-моему, страшусь теперь моргнуть, а вдруг видение исчезнет.
— Это… Ты… Оль, а дальше что? Я совсем не знаю этих правил. Это что сейчас будет? Стриптиз? Насилие? Ты без непосредственного участия тупо отымеешь меня… М-м-м! Твою мать, Климова!
— Тшш, — Оля прикасается пальцем к моим губам и делает какое-то странное ритмичное движение своим бедром. — Это просто танец! Тук-тук-тук-тук! Просто смотри, Смирнов! Просто смотри…
Она очень красивая, а для меня желанная. Хватит уже обманывать себя! Хочу ее до одури, до безумно ярких искр из глаз. Тонкая и обнаженная по пояс — она великолепна, а со стоячей упругой грудью и задранными вверх сосками, с переливающейся блестящей кожей — она во сто крат еще прекраснее. Такая, блин, недосягаемая! Или это я долбаной обыденностью приземлен? Мне почему-то кажется, что эта Ольга, таинственная полуголая девица с монистом на упругой заднице, слишком горяча и чересчур перевозбуждена. По-моему, у одалиски та самая сосковая эрекция — ее коричневые пуговки мощно пульсируют и уверенно стоят. Она наклоняется ко мне и вертит сиськами восьмерки, а я, придурок, все равно упорото смотрю в ее чернющие глаза. А там уже огонь какого-то безумия играет и долбаная жажда обладать нет-нет, да и проскочит мимолетно. Что мне мешает ее сейчас грубо и без разрешения взять? Она ведь даже пискнуть не успеет — раз, скручу, зажму, раскрою, на спину и на диван!
Протягиваю руку, а она отходит дальше и медленно снимает с пояса какой-то шелковый прозрачный платок, по-видимому, мой будущий экстравагантный саван.
— Нет. Стоять! Назад, Смирнов.
Встряхиваю голову, зажмуриваю глаза и несколько раз выдыхаю через рот.
— Оля, пожалуйста.
— Нет, я сказала. Ты ведь мне поклялся. Даже пообещал.
Теперь корю себя! Вот я урод тупоголовый, сам себя на эротическую пытку подписал.
Она прогибается назад и делает почти тот самый гимнастический мостик, при этом я вижу, как мышцы живота совершают прямую и обратную волну, а в районе пупка вздрагивают вверх-вниз, словно новый эксклюзивный сердечный пульс настраивают. Встаю с дивана и медленно к ней подхожу — в лицо летит еще платок.
— Назад, Смирнов.
— Перестань, — шепчу. — Хватит! Я сдаюсь. Слышишь? Климова! Сдаюсь, сдаюсь… Оля, иди сюда.
Ольга вращает тазом. Мощно, очень широко. Закладывает руки за голову и быстро-быстро трясет перед моей рожей своим правым бедром. В ушах звенит, а в глазах — туман и мрак…
— Отойди, — визжит. — Дальше, Алексей! Отойди от меня.
— Обойдешься, Оленька.
Перехватываю где-то на оголенной талии и сильно прижимаю к себе. Утыкаюсь подбородком в женскую макушку и, прикрыв глаза, шепчу:
— Хочу тебя. Иди ко мне…
Она совершает телом какие-то странные движения, как будто стоя трахает меня. Мычит, стонет в мою грудь и трется сильно возбужденными сосками.
— Ты уже простил меня? — еще один толчок в мой пах. — Лешка, я прощена?
— Я тебя сейчас урою, Оля, если ты не перестанешь провоцировать меня.
Подхватываю под непрерывно перекатывающуюся задницу, слишком сильно сжимаю ягодицы руками — тут все, как всегда, и утыкаюсь рожей в ложбинку между дрожащих грудей.
— Ай-ай!
— Замолчи немедленно. Тшш, я сказал, тишина.
Перешагивая через несколько ступеней, не отводя от Климовских сисек взгляд, вваливаюсь с Ольгой в, пожалуй, нашу комнату и швыряю одалиску на кровать.
— Полегче, Леша, — квохчет и пытается привстать.
— Куда? — опускаю колено, раздвигая ее ноги, при этом задеваю этот воздушный фатиновый наряд. — Это мне мешает, значит, надо на хрен снять.
Разрываю все, особо ни с чем не церемонясь и не напрягаясь в правилах. Откидываю тряпку на пол и рассматриваю то, что в результате получилось. Картина маслом, а передо мной все, как на ладони, на свободном обозрении — рельефный и в то же время впалый вздрагивающий живот, выступающие острые тазовые косточки и очень гладкий, словно девственный, лобок. Прикрывая свои глаза, провожу внизу рукой и осторожно прижимаю:
— Пульсируешь, одалиска. Ждешь ласку, Оленька.
— Алексей, перестань, — пытается выкрутиться и руками меня оттаскивает от себя.
— А на что ты, солнышко, рассчитывала, когда трясла перед моим голодным носом своими голыми и возбужденными буферами, а? Когда нагибалась, становилась раком, выпячивала зад, трясла бедрами и сиськами круги вращала, а? Когда ерзала у меня в паху? Ты что? На что вообще такими развратными действиями намекала Да я тебя сейчас отъе…
— Смирнов!
— Тшш. Лежать, — перехватываю дергающиеся перед носом ручки-плеточки. — Расслабишься — получишь удовольствие. Возможно, даже не одно. Посмотрим на твое хорошее поведение и мой естественный боевой настрой!
— Пусти! — шипит и громко шикает. — Шшш, пусти, пу-ш-ти, Ш-мирнов…
— Сейчас! Уже! Разбежался! — наклоняюсь к женской шее и прикусываю сильно дергающуюся жилку. — Ты очень качественно раздраконила и завела меня. Вот и получай незамедлительную ответку!
— И в мыслях не было, — внезапно шепчет и выгибается навстречу. — Леш?
— М? — облизываю ей плечи, запускаю язык во впадинку, прикусываю ключицы и всасываю килевые косточки. — Что хочет Несмеяна? Что, детка? Формулируй и будем спешно начатое продолжать…
— Ты простил меня? Ответь, пожалуйста.
Вот же стерва хитромудрая! Простил-не простил, какая, в сущности, разница, но все же признаюсь, как на духу:
— Давно, малыш. Уже давно.
— Ты забыл?
— Это важно, солнышко?
— Да, — кривит красивое лицо и, кажется, уже стоит на стреме слезный мощный водопад.
— Еще тогда. Четыре месяца назад. Я зла не помню, Оля…
— Спасибо-спасибо, Лешенька, — притягивает к себе, сильно обнимает за плечи и носом утыкается мне в ухо. — Хочу сегодня все…
— Твое желание — закон…
Ольга обмякает в моих руках и подставляет каждую частичку тела — все то, на что у меня «заточен» нижний глаз.
