— Очень интересная история. Ну-ка, ну-ка расскажи…

И я кое-что рассказываю. Ему! Постороннему человеку, не отцу, не матери! Что со мной такое? Ген предателя спонтанно проявился?

— Понравилась?

— Нет, не знаю, но с ней очень интересно. Она меня заводит, я время нашей встречи жду, как добровольную ширку. Она такая странная. А у меня, видимо, на все паранормальное во всех местах неровно дышит. Понимаешь?

— Вполне. Мы были с Мариной на похоронах отца, Сереги, видели ее, Ольгу, и выразили наши соболезнования. Все! Это все, что я могу тебе сказать по этому вопросу. Климов — покойный друг твоего отца, но не мой. Мы с ним немного чужеродных полей ягоды. Это, правда, не означает, что на почве кобелирования твой отец с ним сошелся, но что-то же их сблизило. Хотя у нас там у каждого имеются страшненькие тайны, наверное, потому что мы уже не дети, да и служба откладывает свой топорный отпечаток.

Что еще за слово «кобелирование»?

— Чего-чего?

— У Климова, Царствие ему Небесное, было очень много жен. Думаю, что точное количество нам не скажет даже наша любимая кадровая служба. С каждой из появляющихся на его горизонте женщин он вступал в официальные отношения — так у Сереги было заведено. Может это и правильно, все по закону, в рамках гражданского кодекса и с уважением к женскому шаткому положению, но, — он выдыхает и возвращается ко мне, подтягивается и практически в лицо мне шепчет, — их было пять или шесть, только законных, а дочь всего одна! Понимаешь?

Не совсем!

— Юр, меня не интересует…

— Никто о ней не знал, Леш. Он никогда ее не приводил в часть, не хвастался ее успехами, мы ее даже не видели. Какой вывод? Ты же толковый парень! — он всматривается мне в лицо. — Хоть какую-нибудь версию выкинь!

— Она, возможно, не его? Он ей не отец?

— Его-его, конечно же, там без сомнения! Он — отец, она — Климова, а на сейчас — единственная! Там не подкопаешься! — Шевцов опускает глаза, смотрит на стол и тихо продолжает. — Первая жена, мать Оли, умерла при родах, если можно так сказать, бл, второго ребенка. Серега уссыкался, вот так хотел сына. Но жена погибла по дороге на это самое долгожданное мероприятие. Почему запомнил? Там был большой скандал! Разборки, жуткие фотографии с места события, ее выгрызали из металла, собирали по частям, словно конструктор ЛЕГО. Не удивлюсь, если что-то по дороге потерялось. А Климов? Сейчас предвосхищаю твой вопрос, — Юра кривит безобразно рот, вроде сплевывает, затем отпивает кофе и с нотами цинизма продолжает. — Великолепный Сережа, как всегда, выполнял свой служебный долг, горел где-то на пожаре! Дочери, я думаю, было лет пять-шесть, может быть, немного больше. Потом всю часть таскали — допросы, внутренняя проверка, журналы, дежурства, рапорты. Как так, мол, получилось? Она что, была одна, в положении, с начавшейся родовой деятельностью, с маленьким несовершеннолетним ребенком? Твоему отцу, естественно, вписали очередное дисциплинарное взыскание в богатую личную карточку. У него их, правда, как пшена в мешках, но факт был очень неприятным. Вот и все, что я знаю об этом ребенке, об Оле. Все, Смирнов! Все! И потом, дружок, тебе лучше с ней самой общаться и не подключать к расследованию посторонних, а уж тем более нас…

— Юр! — перебиваю.

— … Погоди-погоди, я не закончил. Никому не нравится, когда за его спиной раскапывают жизненную, не всегда лечебную голубую, глину. Тебя, возможно, интересует, как она сейчас всплыла? Тут как раз нет никаких секретов — твой отец ее нашел. Выцепил из близлежащего государства.

— Она — гражданка другой страны?

— Нет, конечно. Там просто проходил службу ее муж в рамках договоров о сотрудничестве, поддержке и взаимопомощи — ведомство такое всегда практикует. Она с ним там жила в захудалом офицерском общежитии — дочь заслуженного полкана, представь, отличника в пожарном деле. Он, муж ее, кажется, капитан. Тут не уверен или я, действительно, не очень в курсе. Макс нашел ее, оплатил дорогу, встретил и привез к уже тяжело больному, парализованному отцу. Она спокойно согласилась его досматривать. Последняя жена бросила загибающегося Климова в каком-то доме престарелых, здесь тоже не уверен — Смирный больше и лучше в курсе. Твой батя, как и все мы, не создан выносить судно даже за лучшим другом. Вот тут, — Юра злобно хмыкает, — нелюбимая дочь папке, земля ему пухом, и пригодилась.

— Она замужем? Замужем? Юр?

Только это знать хочу! Только это! Капитан Дмитрий Черненький — ее законный муж, а она — не Климова?

— Это у нее сам спросишь, Великолепный!

— Юра, мое имя…

— Алексей! Я осведомлен! Без проблем, но ты реально, чересчур великолепный парень. Но, — он протягивает руку и дергает меня, как мой отец, за шевелюру, — Леша, с девчонками мы вам не поможем. Без обид, сынок! Ты, я вижу, намерен добиваться?

— Хочу просто знать. Мне нужен друг, — указываю головой на кухню, в которой топчется его сынок, — когда все остальные слились с горизонта событий.

Шевцов как-то странно ухмыляется, а затем произносит странные слова:

— Отцу только не заворачивай про дружбу между мужчиной и женщиной. Боюсь, что тогда не вывезем. Разнесет Смирный все к ебеням и даже матери твоей достанется.

Ага-ага! Очень смешно и до усрачки страшно, напугал, как пацана!

— Я свободен, Алексей? — приподнимается и полусидя спрашивает. — Могу служить, дежурить, покой ваш охранять? Ты не натворишь какой-нибудь х. йни, за которую я вместе с тобой, как соучастник, присяду?

— Спасибо, дядя Юра. Нет-нет. Клянусь!

— Ну, бывай. Отцу — привет, а матери — жаркий поцелуйчик в щеку.

Обязательно передам! Именно в таком порядке. Но позже!

Провожаю удаляющуюся спину Шевцова и тут же быстро набиваю сообщение для Ольги:

«Когда заехать в твою любимую библиотеку, таинственная незнакомка?».

Незамедлительный ответ:

«Сегодня, вероятно, не получится. Личная встреча не состоится, давай в сообщениях прощаться. Мне было приятно с тобой познакомиться, Алексей. Спасибо за помощь с ограждением, за поездку к ребятам, за первую легкую верховую езду, за спокойную ночевку в том прекрасном домике, за рубашку, за интересные беседы. Правда-правда, я все очень ценю, мне было хорошо и спокойно…».

Бла-бла-бла и тру-ля-ля! «Хорошо и спокойно» — охерительная похвала! Спасибо, спасибо, но аплодисменты, определенно, лишние! Когда она пишет всю эту литературную муть, то возникает стойкое впечатление, что девочка под наркотическими препаратами и шумно бредит. Уже, одалиска! Уже и попрощались, и заново, пожалуй, встретимся — смотрю на время, — где-то минут через пятнадцать я точно буду на общественно-культурном, просветительском, но до хреноты скучном месте.

Предполагаю так, а в мессенджер ей для острастки и ожидания пишу:

«Оля, я с тобой не прощаюсь. Сегодня обязательно встретимся».

Пусть дергается и ждет. Нет такого закона, правила или нормы поведения, что я, свободный человек, не могу общаться с понравившейся мне девчонкой. Я именно сейчас почему-то стопроцентно уверен, что она свободна. Нет у нее никакой семьи, думаю, что особо-то и не было. Раз не торопится с возвращением в убогое общежитие к своему любимому мужу, значит по факту есть уже развод, разрыв, закономерный финал их жарких отношений. Я две недели, как молочный теленок, за ней ходил, жался к тепленьким сиськам, трогал губами шею, пытался привязать ее к себе, хотел понравиться и приручить. А сейчас? Пожалуй, чуток изменим правила. Пойдем в обход и не исчезнем с поля зрения Оли Климовой.

К зданию центральной городской библиотеки подъезжаю через жалких десять минут, после шутливой угрозы в адрес строптивой одалиски. Ухмыляюсь — сука, радуюсь тому, что сейчас с ней выкину. Глушу мотор, выключаю музыкальный бред, пишу Сереге, что предыдущая композиция в той тяжелой аранжировке была, по-моему, сочнее и даже круче. Дожидаюсь стандартного: «Пошел ты нах, чугунный меломан. Все, что делают мои руки — мегакруто! Ты там как? Когда в гости ждать? Надо бы где-то пересечься», скидываю координаты родительского дома и ставлю ярко-алый крест на снимке: