Я вижу на его лице явное пренебрежение. Наверное, он не расслышал то, что я ему сказала? Чего он ждет? Тогда еще раз повторяю:

— Ничего не выйдет, — и очень тихо добавляю, — у нас с тобой. Не получится. Леша, слышишь? И даже дружба. Настя говорит, что ты не умеешь с женщинами дружить. Я никого не осуждаю. Более того, так и должно быть. Это ведь проблема, когда разнополые всего лишь друзья и, как пришибленные, за ручки держатся. Рано или поздно все это закончится расставанием, которому будет предшествовать один-единственный дружеский сексуальный контакт.

— Сейчас я понял, твоя проблема не в скорби, Оля! Определенно. Ты просто много думаешь, солнышко, и все не о том. Причем такую ерунду наружу порешь. Я уверен, что сейчас тебе не надо в книги погружаться, — он очень резко перебивает, — и к Настиным таким доморощенным психологическим советам не следует вообще прислушиваться. Я с ней об этом поговорю, а лучше, скажу Николаю, пусть язык своей жене свернет в трубу. А ты, пожалуй, отдохнешь в компании, с нами, идем-ка на свежий воздух. Быстро-быстро, — подтягивает меня за руку к себе поближе и всматривается в мои глаза. — Не будешь тут одна сидеть — ты нестабильна, а будешь с нами общаться, оттачивать болтливое мастерство. Идем-идем. Готова? Что-то будешь брать с собою?

— Я… Алексей!

— Это все не для обсуждения, рассусоливания или для публичных дебатов. Говорю тебе для справки! Просто пока предупреждаю, куда намерен вести. И все! Не стоит упираться, растопыриваться, кусаться. Поверь, пожалуйста, мне не составит большого труда волоком или безжизненным мешком в нужное место принести. Мы разные по силе — как ты там говоришь, «все правильно, так и должно быть», поэтому, изумруд души моей, не раскачивай и без того неустойчивую обстановку, а покорно следуй за мной.

Ну, вот и все! «Ольга Климова», ты просто растрепанная тряпка, размазанное на земле кровавое пятно! Привыкай! Он — твой новый командир, слушайся и подчиняйся. Терпи, Ольга, — осталось каких-то восемь дней.

— Хорошо…

Стыдно признаться, но за все свои жалкие годы никогда не видела на близком расстоянии лошадей. Передо мной конюшня — тут очень жарко, даже душно, потно, не смотря на распахнутые ворота с двух сторон, но чисто, опрятно, убрано и без тошнотворного запаха — у Суворовых прекрасное содержание пугливых скакунов.

Алексей с серьезным видом обслуживает каждое приведенное Николаем животное, лишь иногда поднимает голову, моргает нам с Анастасией, улыбается всем зрителям и что-то матерное говорит своему дружку. Я замечаю, что он следит за моим обязательным присутствием во время всех копытно-маникюрных процедур. Он пристально следит за мной — не отводит взгляда, заставляя меня смущаться и краснеть!

У него мощное большое тело — первое, что бросается окружающим в глаза. Но абсолютно не раскачанное! Вернее, мускулатура есть, и даже много, но «выращенная» естественным, трудовым, путем, а не в спортзале на исключительно белковой диете. Смирнов, поглаживая конные запястья, скакательные суставы, предплечья, бабки, легко приподнимает каждую ногу животного, затем сильно зажимает и фиксирует копыто между своих колен, поправляет-направляет, иногда шепчет лошадиные заклинания, очень крепко держит и быстро выполняет все необходимые процедуры, как маникюрщик, только для лошадей. Он — сильный и… Очень улыбчивый человек. Обязательно моргнет, скорчит смешную рожицу или какую-то пошленькую шутку ввернет, типа:

«Хлорка, мальчики тебя уже заждались. Слышишь, как пошло озабоченные морды ржут»;

или

«Карат, ты похотливый жеребец, сказал же, не трогай, не приставай, противный! Спрячь свою палку, безобразник, не пугай. Тут некоторые не видели такой длины. Мы не одни, здесь все-таки присутствуют человеческие дамы, отползай, озабоченное животное».

— На этом все, Леш? Может, хватит на сегодня? — Николай негромко спрашивает, при этом наклоняется к склонившемуся и опирающемуся локтями на свои колени Смирнову. — Завтра продолжим? Ты устал, — взъерошивает ему шевелюру и, схватившись за волосы Алексея, приподнимает его голову на себя. — Осталось три молоденьких кобылки. Трехлетки, новенькие. Ты с ними еще не знаком. М? Что скажешь, брат?

— Да, пожалуй, на сегодня хватит. Пусть звери успокоятся и отдохнут, да и мы немного с Олей развеемся, развлечемся, переменим обстановку. Хочу ей показать местные достопримечательности. Верхом! — последнее очень громко произносит и стреляет на меня, по-детски повисшую на деревянном заборе, своими коричневыми глазами.

— Пожалуйста, — шепчу губами. — Алексей, я прошу. Нет-нет! Господи.

— Да никаких проблем, Смирняга! Маленькую? — Николай идет к денникам.

— Да, Малышка нам с ней однозначно подойдет.

Спрыгиваю на землю и пытаюсь позорно ретироваться куда-нибудь подальше. Сейчас это не важно, главное, нужно смыться и не отсвечивать ближайшие два часа. В конце концов, не станет же он разыскивать меня:

— Далеко собралась? — вытирая руки полотенцем, ехидно спрашивает у меня. — Ольга-а-а? Отвечай!

По всей видимости, нет. Он что, читает все мои намерения и перемещения? Смирнов — телепат, медиум, суперэкстрасенс? Нагнал и даже не запыхался.

— Я прошу, Смирнов. Не смогу! Не смогу! Боюсь! Сильно…

— Не стоит. Не надо. Не унижайся и не сомневайся. Решено! Николай все сделает, подготовит, а мы с тобой поедем недалеко, немного покатаемся, к тому же, я хочу поговорить с тобой. Наедине. Без свидетелей и мудреньких беременных советчиц.

Поговорить? О чем?

— Алеша… — по-моему, я умоляю и начинаю как будто поскуливать и подвывать. — У-м-у-м! Му-у-у-у! Алешенька…

Хнычу и строю мокренькие глазки.

— Кайфово! Но сейчас, одалиска, совершенно не уместно, и однозначно, — поднимает глаза вверх, обдумывает, а со сформированным решением опускает и, ухмыляясь, смотрит на меня, — нет, нет и еще раз нет! Идем. Ольга, будь «мужиком»!

Господи! Это она? Малышка? Махина! Гром-баба! Просто великанша! Сколько в ней центнеров? Сто? Двести?

— Алеша!

— Большая крошка, да? Першерон — французский тяжеловоз, но тут есть небольшая помесь, она считается выбраковкой, — он хлопает ее по заду. — Но все-таки красавица! Под человека заточена, а не только под ценный тяжелый груз. Умеет ходить под седлом и, к тому же, добрейшая кобыла и абсолютно не ревнивая, изумруд. Самое главное ее достоинство, как по мне! У нее большое доверие к человеку, если учесть из какого ада мы с Колей вытянули ее. Так! Иди-ка сюда…

Он подходит к пятящейся мне, сильно обнимает за талию, приподнимает, отрывая ноги от земли, и столбиком несет к явно недоумевающей и смеющейся надо мной кобыле.

— Я…

— Не бойся. Ты не одна, я буду за тобой! — он нахально гладит мои бедра, трогает ягодицы, сжимает, затем спускается рукой к левой щиколотке, обхватывает самое тонкое место громадной лапой и, сгибая в колене, поднимает ногу, устанавливая стопу в большое стремя, затем впечатывается своим телом в мою спину и куда-то в сторону шепчет. — Схватись обеими ручками за выступающую часть седла, а затем оттолкнись, одалиска, что есть силы, а я тебя подстрахую и приподниму, подсажу, если не получится.

Не спорю — со Смирновыми, так же как с отцом, так и с его сыном, это бесполезно. Выполняю все в точности, как он сказал и проинструктировал. Отталкиваюсь, пружиню и… Лечу! Алексей закидывает меня в седло и просит не вкладывать ноги в стремена:

— Ты вряд ли, солнышко, сможешь что-то с Малышкой сделать, поэтому… Кыш-кыш! Эти рычаги управления исключительно для меня.

— Леш! — Коля к нашей слаженной команде подходит.

— Угу, — Смирнов перекидывает поводья, поправляет стремена, гладит щеку кобыле и внимательно слушает, что говорит ему Суворов.

— К ужину вернетесь? Или… Не судьба? — мне подмигивает и быстро возвращается глазами к Алексею.

— Не ждите, ребята. Покатаемся, а поедим потом. Не волнуйтесь! Спасибо за гостеприимство, — он осматривает свою работу, еще раз трогает копыта и периодически бросает шаловливый взгляд на мое испуганное лицо. — Погуляю с девочками и вернусь удовлетворенный, а потом заморим червячка!