— Все так и есть, любимая. Ты не обманываешь. Только прошу, — поворачивается к нам лицом, и продолжает задом наперед шагать, — не пугай мою Ольгу. Она здесь впервые и не привыкла к такому простому обращению. Оль, не слушай Настю, пожалуйста, она — местное известное трепло.

Кто бы говорил? Уж кто бы сыпал такими обвинениями, Смирнов? И потом, «любимая»? Великолепно! Он отвешивает комплименты ей? Чужой жене? Все! Стопроцентно верю! Она — его кроватная подруга, судя по его рассказам-байкам, а тут у этой троицы — стабильный эротический бардак. И, главное, под наблюдением сексолога. Просто мрак!

— Настя?

— Угу.

— Можно я теперь спрошу? — зачем-то начинаю гладить ее кисть, покоящуюся на сгибе моего локтя.

— Да-да. Без проблем. Что тебя интересует?

— Вы с Алексеем были…

— Здорово, урод! — голосит однорукий высокий мужчина, идущий нам навстречу. Он размахивает единственной рукой, скалит зубы и расставляет ноги, словно Чарли Чаплин. — Смирняга, черт! Иди-ка сюда, друг, — братаются слишком крепко. Суворов даже пытается Смирнова на грудь приподнять.

— Это Коля, мой муж. Идем-идем, — Настя пытается шустрее передвигаться. — Давай по дороге, на ходу. Так что ты хотела спросить?

Уже не важно! И я точно не хочу знать. Зачем мне уточнять, сказал ли Алексей правду о странных отношениях с этой супружеской парой или ввернул похабное вранье.

Ее муж потерял руку? Молодой мужчина, инвалид, с беременной женой в этой деревне! Как, когда и где это произошло?

— Добрый день! Я — Николай. А Вы, Ваше имя? — обнимает меня и нежно гладит спину. — Смирнов, а ты почему красивую и немного грустную женщину так долго от нас скрывал?

Нет объяснений? Мой вынужденный компаньон молчит и просто смотрит на меня. Я заметила, что с момента нашего сюда приезда и тесного знакомства с Настей, Алексей вдруг стал очень молчаливым. И это слишком подозрительно! Мне не нравится, когда он такой. Пусть лучше чешет языком, чем молчит, как глухонемой потерявшийся иностранец.

— Ольга. Можно Оля, — спокойно отвечаю. Стараюсь не смотреть на его увечье, но это тяжело.

— Или Олечка, — Настя, подмигивая мне, подсказывает ему. — Оленька, Ольчик, Олюнчик.

— Так пусть Смирняга свою женщину называет. А для меня, Вы — просто Оля! Хорошо?

В знак своего согласия с улыбкой киваю.

— Конечно, Николай.

— Просто Коля, без царских обращений, по-простому и исключительно на «ты». Очень приятно познакомиться! Очень-очень! Молодцы, что вместе приехали. Насте будет не так скучно, да и мы с Лехой вдвоем спокойно вечерком оторвемся. Сброшу, наконец, балласт, — обнимает за плечи жену. — Прости, дорогая, но ты сейчас любимое неподъемное ярмо.

— Из-за тебя! Из-за тебя ведь, — стучит малюсеньким кулачком в грудь мужчине. — Так старался! Вот и добился своего.

— Все уже готово, Лешка! Не рассчитывал, правда, что вас будет двое. Ты не сказал, даже не намекнул, но я тот домик, теперь уже для вас двоих, проверил. Думаю, что вам понравится, ребята, — поворачивается к Алексею и передает ему брелок. — Отдохнете с дороги. А через часок, наверное, начнем?

— Подходит, — Смирнов берет ключи и с очевидным беспокойством смотрит на меня.

Домик? Нам? Отдохнете? Это еще что значит? Мне обещали раздельное проживание и даже неоднократно подтвердили «бронь» и торжественно заверили, что это требование неизменно и гарантированно остается в силе. А теперь что?

— Домик? — шепчу губами, словно приговор повторяю, и с вызовом смотрю на своего обманщика-мучителя.

Ей-богу, он ведь насилует меня, измывается над душой только одним своим присутствием, а сейчас еще и совместные ночевки нагло подогнал.

— Одалиска, все нормально. Как обещал, не переживай, — подходит к нам, берет меня за руку и оттягивает от супругов. — Настя ты позволишь? Оля? — шепчет в ухо. — Я прошу тебя, спокойно. Я говорил, ты ведь помнишь? Так вот, все в силе, все нормально. Дом один — они не миллионеры, но комнат много. Две отдельные, обе с замком, есть летняя кухня, конечно же, удобства — душ, ванна, красивая веранда — это гостевое место, гостевой дом для таких, как мы, для приезжих. Мы не можем жить вместе с ребятами, с хозяевами, — это неправильно и не хорошо. Мы — взрослые люди и беспокойные соседи, поэтому…

Ну да, ну да! А ты еще, козел, спал с его женой! Замечательно, что и требовалось доказать-проверить.

— Аж целых две? По-вашему, это «много комнат»! — отклоняюсь и шепчу, глядя ему в глаза. — Вы продолжаете врать, как ни в чем не бывало. Словно дышите, спокойно, нагло и бесцеремонно, и даже не потеете и не страдаете тахикардией. Вы, видимо, в этом деле виртуоз…

— Ребят, у вас все нормально? — Николай интересуется нашим очевидным препиранием.

— Да, Колян. Пойдем, пожалуй, осмотримся и обживемся с Олей, а потом начнем срывать и ставить новые.

— Леш, все ждут и бьют копытами. Карат, увы, — не в настроении.

— Засранец будет последним. Пусть молча завидует и злобно ждет. А что с Малышкой?

— С кобылкой все в порядке!

Да у него тут целая команда почитателей таланта! Карат, Малышка, кто там еще?

— Она под седлом? — обращается к хозяину, а мне лицом сигнализирует — как будто удивленно выгибает бровь и задирает нос.

Это без меня, «господин»! Эта жалкая «рабыня» не умеет и не хочет, к тому же боится высоты и медицинских возможных противопоказаний. Тереться промежностью о жесткую упряжь — однозначно не мое. Боюсь, что вместе ног потом не сведу и стану той самой раскорякой. Это обойдется! Пусть не зыркает и не настаивает, он еще за общий домик «не прощен».

— Без проблем! Ты же знаешь ее характер. Она спокойная, послушная и тоже ждет «своего любимчика-героя».

— Идем, — обнимает меня за талию, прижимает к бедру, утыкается губами в маковку и бурчит, как какой-нибудь очередной кобыле успокоительные слова, — перестань, перестань, тшш, не начинай, одалиска. Потом! Потом! Слышишь? Не надо перед Суворовыми.

На это мне нечего ему ответить, вот я и молчу.

Домик деревянный, на старый сруб похожий, естественно одноэтажный и слегка расплюснутый по площади, как будто бы типовой или временный, без изяществ, скромный, но уверенный, такое строение ветер никогда не унесет.

— Проходи, пожалуйста. Не стой, — Смирнов открывает дверь с фигурной бронзовой ручкой и пропускает меня, как кошку, вперед. Заносит наши вещи — свою сумку и мой маленький рюкзачок.

Осматриваюсь по сторонам — нравится и даже очень. Я не умею врать, поэтому немного начинаю улыбаться. Тут, действительно, прикольно! Уютно и тепло.

— Красиво как! И пахнет, — принюхиваюсь по-собачьи, — каким-то деревом. Хвоя? Или что это? Чувствуете?

— Стены деревянные, готовое изделие хранит тепло того материала, из которого его произвели. Все просто, без загадки. Индивидуальные рисунки, специальный, вернее очень эксклюзивный, заказ, Оля. Николай в строительстве ас и со вкусом у него полный порядок. А выбор материала — экологичный выбор, тут пунктик у его хозяйки. Они — большие молодцы!

— А что у него с рукой? Давно? Он не носит протез? — осторожно передвигаюсь по домовой начинке, трогаю смешные декоративные прибамбасы, рассматриваю маленькие картины, какие-то железные литые статуэтки — розы, женские фигуры, настенные панно. Все это похоже на дом-музей какого-нибудь неизвестного прозаика или поэта, но только… Лучше, современнее, красивее и теплее. — Очень симпатично! Алексей…

— М?

— Что у Николая с рукой?

Он следит за моим перемещением, стоит и не двигается, только переводит взгляд и головой иногда вращает.

— Вы… Я что-то не то спросила? Неприятная история или это тайна? Прошу прощения, можете не отвечать.

— Нехорошая болезнь, Оль. Сейчас ремиссия, уже три года. Ему лучше, но руки он, к сожалению, лишился.

— Мне очень жаль.

— Все нормально. Ребята пережили самые тяжелые моменты — диагноз, операцию, долгое медикаментозное лечение, химию, потом реабилитацию, но теперь только вперед, с великолепным настроением и тягой к жизни, — подходит вплотную ко мне и неуверенно трогает за кисть. — Оль, не волнуйся, пожалуйста. Хорошо? Здесь две комнаты. Мы не будем пересекаться, все в силе, как и обещал.