— А что за слово? — заинтересовался я.

— Призраков все время вспоминает. Недавно прямо во время богослужения так и закричал: «Призрак, призрак!» И на алтарь показывает. Еле успокоили его тогда.

— Он у тебя дома бывал? — спросил я. — Аномалию твою видел?

— Бывал, — кивнул отец Иннокентий. — Я его как-то обедом хотел накормить. Но он когда аномалию увидел, закричал и убежал. Я думал, исчезнет. А утром пришел в храм — он там. Только меня с тех пор сторонится.

— А где он сейчас?

— В храме, наверное. Он как с утра в храм приходит, так только вечером и уходит.

— Мне нужно с ним поговорить, — кивнул я. — И с этим учителем музыки тоже.

— Ты думаешь, кто-то из них Авессалома увел?

Я снова взглянул на отца Иннокентия. Но он и в самом деле ждал моего ответа.

— А какие еще варианты? — сказал я. — Демон мог исчезнуть из аномалии только при помощи человека. Но тут странно другое. Скажи, отец Иннокентий, ты никогда не воплощал Авессалома в себе?

— Нет, — твердо ответил священник.

— А почему? — уточнил я.

Священник неожиданно замялся. А я спокойно ждал, что он ответит.

— Грех это, Никита Васильевич, — наконец, ответил священник.

При этом он говорил почти шепотом.

— А чего ты шепчешь? — улыбнулся я.

— Ну…

Я заметил, что на щеках отца Иннокентия появился легкий румянец смущения.

— Не хочу, чтобы твои демоны меня услышали. Хотя, это глупость. Понятно же, что они все слышат.

— Слышим, — подтвердил Ксантипп. — Знаешь, Никита, а это не такой уж симпатичный человек, как нам показалось вчера. Может, не будем ему помогать?

— Да ладно тебе, — рассмеялся я. — Не все одаренные мечтают быть Одержимыми. Привыкай к этому, Ксантипп. Кроме того, Авессалома все равно нужно найти.

— Да, об этом я не подумал, — признал демон Воды. — А у священника есть и другие достоинства. Он делает отменный кальвадос.

— Вот именно, — согласился я.

— Как думаешь, может он нас угостит? Я бы не отказался от рюмки-другой.

— Посмотрим, — ответил я.

Отец Иннокентий поглядывал на меня с плохо скрываемым любопытством. Наверняка он догадался, что я общаюсь со своими демонами. Но подслушать, о чем мы говорим, не мог.

— Скажи, отец Иннокентий, а Авессалом никогда не уговаривал тебя воплотить его? — спросил я.

— Нет, — нахмурился священник. — Ему бы это и в голову не пришло. А почему ты спрашиваешь, Никита Васильевич?

— Потому что задавать разные вопросы — это моя работа, — улыбнулся я. — Сейчас я действую не как губернатор, а как ликтор.

— Понятно, — успокоился священник.

— Все же, вы с Авессаломом обсуждали возможность воплотить его в тебя?

— Конечно, — кивнул отец Иннокентий. — Я рассказывал Авессалому про Одержимых. Сказал, что не понимаю таких людей, которые готовы воплотить в себя демона, лишь бы усилить свой магический дар. Сказал, что их жизнь — сущее мучение. Им приходится принимать порошок магоцвета, чтобы держать демона под контролем.

— А что сказал Авессалом?

— Он согласился со мной. Мы решили, что ему лучше мирно жить в своей аномалии, выращивать яблони и читать святые книги. Авессалом был вполне доволен этим.

— Вы оба решили очень правильно, — одобрил я.

Я не стал раньше времени расстраивать отца Иннокентия. Не сказал ему, что люди очень редко похищают демонов. Намного чаще демоны сами хотят воплотиться в человека.

Вместо этого сменил тему.

— Скажи, учитель музыки приходит к тебе каждый день?

— Нет, — ответил священник. — Два раза в неделю.

— А когда он приходил в последний раз?

— Три дня тому назад.

— И твой демон пропал в тот же день?

— Да.

— Это подозрительно, святой отец. А когда учитель снова должен прийти?

— Сегодня. Думаю, он уже занимается с детьми.

— Вот и отлично. Тогда я с ним поговорю. Долго нам еще ехать?

— Почти приехали, — ответил священник, сворачивая на узкую улочку, застроенную добротными деревянными домами.

Он остановил машину возле высокого деревянного забора. Забор был сплошной, и выше человеческого роста — так просто через него не заглянешь.

Я вылез из «колесницы» и неторопливо пригляделся к соседним домам.

Дома были крепкие. В один или два этажа — над пожелтевшими кронами яблонь поднимались двускатные крыши.

С первого взгляда было понятно, что люди здесь живут спокойно и размеренно. Наверняка отлично знают друг друга, здороваются при встрече и говорят о погоде.

Чтобы проверить эту догадку, я спросил отца Иннокентия:

— Ты всех своих соседей знаешь?

— Конечно, — кивнул отец Иннокентий. — Слева второй год живет уездный писарь, он снимает дом у вдовы майора Ромоданова. Сама вдова живет в Холмске, у нее от мужа осталась служебная квартира. Справа — купец Великий. Забавная фамилия. Ты, Никита Васильевич, наверное видел в Холмске его лавку «Великие мелочи»?

— Не видел, — ответил я. — Но это неважно. Скажи, есть среди твоих соседей одаренные?

— Откуда? — удивился священник. — Здесь не аристократы живут, а люди попроще. Купцы, хорошие ремесленники, мелкие чиновники.

— Ясно, — кивнул я. — Фамилии чиновников ты мне, все же, запиши. Вот этот писарь — как его фамилия?

— Пермяков. Яков Пермяков.

— Откуда он приехал, знаешь? — спросил я, глядя на дом Пермякова.

Мне показалось, или в чердачном окошке что-то блеснуло?

Отец Иннокентий пожал плечами.

— Не знаю. Приехал, и все. Устроился писарем в уездную управу. Да Павел Лаврентьевич с ним хорошо знаком. Пермяков ведь его подчиненный.

— Спрошу у Тишина, если понадобится, — кивнул я.

Логика у меня была очень простая. У большинства аристократов есть младшие сыновья. Не наследники. Большинство из них — одаренные, получили неплохое образование. Но им не светит титул, или состояние.

А в жизни устраиваться как-то надо.

И куда им податься? В ремесленники? Так для этого надо уметь и любить что-то делать руками. В купцы? Торговать — тоже не простая наука. Да и конкурентов так просто не подвинешь.

Остается служить. Поступаешь младшим помощником старшего секретаря какого-нибудь графа или князя, и надеешься продвинуться по службе.

Со временем, если повезет, станешь старшим помощником. А там и секретарем.

Если еще повезет — займешь место уездного комиссара или казначея. Но не сам, а потому что за тебя замолвит слово твой покровитель. И никуда ты потом от него не денешься, будешь служить ему вечно.

На это уйдут годы.

А если ты молод и нетерпелив? Ты — член аристократического рода. У тебя — амбиции и обиды, и никаких перспектив.

А тут у какого-то священника есть магическая аномалия, а в ней живет демон. Отчего бы не попробовать пробраться туда? Вдруг получится заключить с демоном договор и стать Одержимым?

А это — совсем другая магическая сила, и другие возможности. Тогда уже тебя охотно примут на государственную службу и без сильного покровителя.

Вот такие версии крутились у меня в голове, когда я неторопливо обводил взглядом дома по соседству с домом отца Иннокентия.

— Хочешь сначала соседей расспросить, Никита Васильевич? — спросил меня священник.

Я покачал головой.

— Нет. Сначала заглянем в твою аномалию.

— Тогда прошу ко мне в гости.

Отец Иннокентий толкнул крепкую деревянную калитку и пригласил меня пройти внутрь. Но я заметил, что сначала священник провел ладонью по дереву, словно погладил его.

Снимал слабую охранную печать.

— Значит, все же остерегаешься посторонних? — спросил я отца Иннокентия.

— Конечно, — кивнул священник. — Не в райском саду живем. А у меня жена, дети.

— А как они печать снимают?

— Так им незачем. Печать не только на меня настроена, а на всю семью.

— Понятно, — хмыкнул я.

И тоже мимоходом провел ладонью по темному дереву.

Да, это не печать Ордена Ликторов. Даже простого одаренного такая печать не остановит. Она годится только против обычного злоумышленника.