Он кончил.

Он закричал. Он вскрикнул от тоски и омерзения.

Ему представились двое нацистов: вот они преклоняют колени в часовне, а вот пулевые отверстия возникают у них в спинах, точно стигматы. Они умерли за грехи свои, подумал он, хотя сами не понимали этого.

Видение померкло. Эллен Мэй под ним, задыхаясь, выговорила:

— Ты в порядке?

— Да. Об этом позаботятся.

— Кто? Кто позаботится?

— Неважно. Я... я думал вслух.

Он усмехнулся, делая вид, что опьянён желанием.

— Ты меня совсем вымотала.

А и правда, что я имел в виду, говоря: об этом позаботятся?

Он что-то повторял вслух. Что-то из сказанного Уотсоном.

Они тогда сидели на кухне, пройдя туда через заднюю дверь. Эллен Мэй испекла хлеб из пшеничной смеси для хлебопечки. Её утренняя привычка. Она объясняла, что так «занимается медитацией». На Свенсона она при этом не глядела. Однажды так случилось, что она долго месила тесто, а потом подняла взгляд на Уотсона и спросила отсутствующим тоном:

— Ты разобрался с этими селюками?

Уотсон кивнул.

— Да, об этом позаботятся.

— Отлично. Не нравятся мне эти неотёсанные гитлерёныши, они Рика раздражают. Хочешь кофе?

Прислушиваясь к разговору, Свенсон подумал тогда, что Эллен Мэй хотела сказать: Ты их отослал прочь? Но нет, она имела в виду: Ты убил их? Таким тоном фермерша могла бы спросить мужа, зарезал ли тот молочного поросёнка к ужину.

Зачем переживать из-за казни неонацистов? В конечном счёте они получили по заслугам. Это были плохие люди, и в мире без них станет лучше.

Тем утром они с Уотсоном сидели на кухне за завтраком вдвоём. Больше никого. Стиски наблюдал за Свенсоном, но Свенсон уже не был Стиски. Стиски не был уверен, что контролирует Свенсона.

— Джон, я уже некоторое время к тебе присматриваюсь, — сказал Уотсон с улыбкой доброго дядюшки.

Свенсон посмотрел ему в лицо, доискиваясь грозного потаённого смысла фразы. Но увидел только добрую улыбку.

— Мы следили за тобой на Службе. Когда Рик проповедовал по видеоканалу, там... короче, этим занимался старый Сэк. У тебя в сутане были сенсоры. Датчики тестировали твой отклик на проповедь. Так тестируют всех кандидатов в Круг. Из всех присутствующих... ты продемонстрировал наилучшие результаты. Твои центры наслаждения, если можно так выразиться, выполнили сверхурочную работу. Пульс подскочил до необходимых значений и... не хочу вдаваться в детали. Достаточно сказать, что мы сочли тебя достойным поста дьякона Второго Круга.

С таким выражением любящий отец мог бы возвестить сыну-подростку, что дарит ему на день рождения «мерседес».

Свенсон изобразил нужную степень восхищённой благодарности.

А сейчас, возлежа подле Эллен Мэй, он подумал: Они не знают, кто я такой. Они принимают меня за Свенсона. А я Стиски. И всё же они знают меня лучше, чем Стейнфельд. О да, они меня знают. Господи, помоги.

Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis[37].

Джеймс и Джули Кесслер сидели рядышком на кушетке и смотрели телевизор. В гостиничном номере имелась голоприставка для голографического вещания, но Кесслер её отключил. Ему не хотелось наблюдать, как миниатюрные трёхмерные фигуры брызгаются дезодорантом у него на кофейном столике. Дистанцию с обычным двумерным телевидением соблюдать легче; трёхмерка раздражает тем, что ты чувствуешь себя почти обязанным приобрести рекламируемые товары — или прикрикнуть на них, чтобы заткнулись и оставили тебя в покое. Вот только они тебя, конечно, не услышат.

Поэтому они смотрели передачи для малообеспеченных.

— Который час? — спросила Джули.

Кесслер ощутил прилив раздражения.

— Какая тебе разница? Мы тут по крайней мере до завтрашнего вечера просидим. Ничего не меняется. Мы никого не ждём, а уйти не можем.

— Мне просто хотелось узнать, — тихо сказала она, тронув его за руку.

Он накрыл её руки своей ладонью и вздохнул.

— Сидя тут и отдыхая, я сильно напрягаюсь.

— Я понимаю, что рискую тебе надоесть этим вопросом, но... что именно тебе сообщил Пэрчейз вчера вечером?

Он пожал плечами.

— В двух словах — приказал ждать. Они нас пока прикроют. Они с нами свяжутся.

— Я не о том спрашиваю, что он сказал в двух словах.

— Ну... он сказал, что эта гостиница принадлежит его людям. Он сказал, что сотрудники Worldtalk о нас позаботятся. A Worldtalk недавно выкуплена МКВА. У ВА собственная разведка. Активисты Нового Сопротивления пока налаживают нечто вроде «подземной железной дороги»[38] — правда, её обслуживают «лирджеты»[39]. На какой-то остров в Карибском море.

— Я поняла. Но какой именно остров? И чем мы там займёмся? Я хотела сказать... что, если нас отправят в тюрьму?

— Вряд ли. Стейнфельд... я ему поверил, и всё тут. Нам предоставят коттеджик, нас возьмут под охрану. Я буду помогать его людям в работе над программой. Пэрчейз кое-кого подмазал в Worldtalk. Эта передача призвана противодействовать ВАжной пропаганде — он считает такую миссию ценной. Они не намерены склонять нас к сотрудничеству силой. Принуждение не имело бы смысла... Но они не скажут мне, где точно это место находится, потому что, если нас сцапают агенты ВА раньше, чем... — Он замолк и пожал плечами.

Она откинулась на подушки, крепче сжав его руку.

— Может, стоило бы... я не знаю... самим куда-нибудь податься. В Канаду, скажем. Возможно, мы слишком рискуем, соглашаясь на предложение... в конце-то концов, что нам известно о них?

— Стейнфельд меня впечатлил. А такие вот первые впечатления о людях важны. В любом случае, Чарли я знаю уже много лет. Он с ними, и он будет нас сопровождать.

— А что, если тебе просто польстил интерес Стейнфельда к твоей программе? — спросила Джули. — Возможно, ты себе эго чешешь?

Он открыл было рот, чтобы возмутиться, подумал немного и ответил:

— Не исключено. Что с того? Что это меняет? Как ни крути, надо бежать, как ни крути, надо скрываться.

Она несколько мгновений молчала.

Он попытался отвлечься и уставился в телевизор.

На канале 90 транслировали Марш единства национального духа. Пятьсот старшеклассников в красно-сине-белой форме маршировали со знамёнами через футбольное поле[40], построившись в подобии фигуры орла. Ещё сотня их сверстников одновременно воздели к небесам плакаты, составив из них мозаичный портрет миссис Анны Бестер, президента Соединённых Штатов Америки. Госпожа Бестер взирала на детей с покровительственной материнской улыбкой, лицо её было строгим, но добрым. Дети грянули поп-хит Мы русским жопы надерём! На сцене, воздвигнутой посреди поля, возникла голограмма Бестер. Голопрезидентша улыбалась и махала рукой.

Кесслер переключил канал.

На канале 95 выступал молодой исполнитель кантри-попсы, сценическое имя коего было Билли Твилли. Он анонсировал песню в поддержку «новых инициатив нашей Анны». Пока остальные музыканты его группы тихо наигрывали в глубине сцены, Билли прошёл вперёд и остановился, потупясь и держа руку в кармане, с видом обывателя, ошеломлённого неожиданно упавшим на него грузом ответственности. Потом поднял голову, так что лицо его озарилось светом софитов, и прорек:

— Новая программа нашей Анны — не просто очередная система идентификационных кодов. Она несёт безопасность — безопасность в условиях каждодневной угрозы, какую представляет международный терроризм для всех американцев. Только за последний год тысяча человек полегла в терактах по всей стране. Единственный способ надёжно и окончательно остановить жатву смерти — идентифицировать всех и каждого. Кто-то назовёт это подобострастием — а я считаю свою гражданскую позицию проявлением дружбы и веры. Веры в Анну Бестер и величие Соединённых Штатов. А теперь я спою...