Папа и Джакомо разговаривали?

— О чем вы говорили?

— В основном о тебе.

Мои глаза расширились.

— Обо мне? Что именно?

— Это личное дело твоего мужа и твоего отца. Но знай, что мы согласны в самом главном — твоем счастье.

— Он это сказал?

— Кажется, ты удивлена. Насколько я понимаю, он обещал тебе весь мир, чтобы ты приехала на Сицилию.

Я не могла не представить себе умоляющее выражение лица Джакомо, когда он сказал: «Я дам тебе все, что ты пожелаешь, и проведу каждый день у твоих ног, поклоняясь земле, по которой ты ступаешь».

— Он не халтурщик, твой муж, — продолжал мой отец. — Мне это нравится. Он говорит то, что думает.

— Да, это определенно правда. — Я отпустила его руку и откинулась на спинку стула. — Не понимаю, как мы можем быть вместе. Врач и глава мафии. Это никогда не сработает.

— Милая, ты никогда не слышала, что противоположности притягиваются? Никто не думал, что известная модель и глава мафии сработаются, но жизнь не всегда состоит из разумных решений. Иногда мы создаем свою собственную логику. Нужно просто быть готовым рискнуть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

Джакомо

Неделю спустя

Крепче сжав руль, морщась от резкой боли в моих свежеободранных костяшках пальцев. Это было единственное, что я мог чувствовать в эти дни. Все остальное было благословенно онемевшим.

За последние несколько недель мы с Зани уничтожили остатки клана Вирги. Скоро коронуют нового il capo dei capi, но это будет не кто-то из семьи Вирги. Они все мертвы.

Мне было все равно, кто придет. Пока он не встанет у меня на пути, мы прекрасно поладим.

— Ты опять не в настроении? — Зани уставился в свой телефон, прокручивая одно из приложений социальных сетей, где девушки постоянно выкладывали полуголые фотографии.

— У тебя с этим проблемы?

— Конечно, нет. Мне нравится смотреть, как мой самый близкий друг пытается подразнить кого-то, чтобы тот убил его на ринге.

Я нахмурился на его сарказм.

— Это не то, что я делаю.

— О, так ты надеешься на еще одно сотрясение? Тогда держим кулачки. Может, оно наконец-то нанесет непоправимый ущерб, не так ли?

Я сосредоточил внимание на дороге, игнорируя его. Зани не понимал. Драться было тем, что я знал. Это было в моей крови, в моих костях. Мой отец сделал меня таким, вылепил из меня пустую оболочку, способную выдерживать невероятную боль и агонию. Животное, реагирующее на чистых инстинктах, без потребности в мыслях или эмоциях. Было здорово снова стать тем человеком.

Я не хотел чувствовать или думать. Я жаждал боли — как отдавать, так и получать — потому что, когда я был без сознания, я не мог видеть сны.

— Ты не пытался связаться с ней, потому что...

— Не смей, — прорычал я, — даже поднимать эту тему.

Он пробормотал ряд ругательств себе под нос и продолжил говорить по телефону. Когда он зазвонил несколько минут спустя, я предположил, что это одна из его многочисленных связей.

— Pronto (Алло), — сказал он, поднеся мобильный к уху. — Tutto bene? (Все хорошо?) — Он послушал еще несколько секунд. — Ты шутишь. Ни хрена? Sì, sì. (да, да) Мы уже в пути.

— Cosa? (Что?) — спросил я, когда он отключился.

— Сэл нуждается в тебе дома.

— Зачем?

— Чрезвычайная ситуация, — сказал он.

Это было не похоже на Сэла. Он не был из тех, кто паникует. Он сталкивался с многими трудностями в своей жизни.

— Какая чрезвычайная ситуация?

— Он не дал мне больше никакой информации, просто сказал приехать немедленно.

— Есть ли новости от охраны?

— Нет, ничего.

Так что это не было связано с безопасностью или внешним периметром, а значит, это было не настолько важно, чтобы отрывать меня от семейных дел. Особенно, чтобы вернуть меня в дом, место, которое я в основном избегал с тех пор, как вернулся из Торонто. Слишком много воспоминаний, слишком много напоминаний. Она была везде, куда бы я ни повернулся, и это было чертовой пыткой. А Сэл следовал за мной по пятам, как обеспокоенная наседка.

Я стиснул зубы.

— Если это для того, чтобы заставить меня снова есть, я выколю ему второй глаз.

— Ты не можешь винить его за то, что он беспокоится о тебе, — спокойно объяснил Зани. — Это его работа.

— Его работа — заботиться о доме, а не обо мне.

Зани вернулся к телефону, и замолчал на всю оставшуюся дорогу. К тому времени, как мы добрались до поместья, я был готов кого-нибудь задушить. Охранник кивнул мне, прежде чем открыть ворота, и мы продолжили путь по подъездной дорожке. Я захлопнул дверцу машины и потопал к кухонной двери, Зани следовал за мной.

Запах ударил мне в нос, как только я вошел в комнату. Лимоны и сахар.

Она. Она была здесь.

Моя голова качнулась в сторону бара. Там была маленькая фигурка, восседающая на табурете, длинные каштановые волосы струились по ее спине, чашка в ее руке. Она наклонилась к двери, ее карие глаза оценивали меня, пока я упивался ее видом.

Зани врезался в меня сзади.

— Che cazzo? (Какого черта?) — Затем он отодвинулся в сторону. — Ah. Ciao, signora. (Ах. Здравствуй, сеньора) — Он похлопал меня по плечу и понизил голос. — Buona fortuna, amico (удачи, друг).

Зани подтолкнул меня и захлопнул дверь, оставив меня один на один с Эммой. Сэла, как всегда, не было видно — предатель. Нам еще предстоит разговор. Я бы очень оценил предупреждение о том, что моя жена вернулась.

Я стоял молча, с чувством, будто язык стал тяжелым и бесполезным. Я не знал, что еще сказать этой женщине. Я излил ей душу до последней капли. Что, она что-то забыла? Тогда почему не позвонить мне, вместо того чтобы прилетать сюда? Почему не подписать бумаги о разводе и не отправить их обратно?

Наказания всегда лучше всего осуществлять лицом к лицу.

Как я мог забыть? Это был практически девиз семьи Бускетта, урок, который мне внушили с самого раннего возраста.

Ладно. Она могла бы сообщить плохие новости и уйти. Я бы не сломался.

Я откинул плечи назад и двинулся вперед. Хотя мой пустой желудок бурлил, я подошел к холодильнику и достал газированную воду. Затем я прислонился к стойке, скрестил ноги и открыл бутылку. И стал ждать.

— Привет, — сказала она, ее голос был грубее обычного. — Как дела?

Неужели ей правда было не все равно?

— У меня куча дел, Эмма. Говори то, что тебе нужно сказать, и покончим с этим.

Она открыла рот, затем закрыла его. Ее веки затрепетали, когда она быстро моргнула.

— Это все, что ты можешь мне сказать после почти месяца разлуки?

Я сделал большой глоток, но вода казалась пресной.

— Что ты хочешь услышать?

— Я не знаю. Я думала... ну, что ты будешь рад меня видеть.

Рад? Я даже не был уверен, что это слово мне знакомо.

— Скорее любопытно, чем радостно.

— Ух ты. — Она сухо усмехнулась, покачав головой. — Мои сестры и отец были правы. Ты ведь и не собирался облегчить мне задачу, да?

Зачем мне это? Если она снова задумала растоптать мое сердце, то никакой помощи от меня она, блядь, не получит.

Когда я не ответил, она тяжело вздохнула.

— Я хочу разобраться с этим.

— Аннулирование? У тебя же есть документы.

Она дернулась, выпрямляя спину.

— Я имела в виду наш брак.

Я чуть не подавился глотком воды. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Я не понимаю. Я думал...

— Что ты думал? — Она наклонила голову и принялась изучать меня, ее брови от замешательства поползли вниз. — Ты думал, я проделала весь этот путь, чтобы окончательно оформить аннулирование?

Да, именно это я и предполагал.

— Ты хочешь сказать, что хочешь сохранить брак?

— Так и есть. — Она облизнула губы. — Если только ты не передумал.

Надежда раскрылась в моей груди, как крылья, но я отбросил ее назад. Мне пришлось пережить много дерьма, прежде чем я мог позволить себе поверить, что это происходит. — Я сказал тебе, что чувствую, но ты, похоже, была уверена, что мы никогда не подойдем друг другу. Ты сказала, что не видишь, как это будет работать.