— Интересно... Потому что если бы ты отдал ее добровольно, то тебе было бы все равно, какую фамилию она использует.

Он обманул меня, хитрый ублюдок.

— Я даю тебе слово, что отпускаю ее.

— Твое слово для меня ничего не значит. Послушай меня сейчас: если ты попытаешься увезти ее из Торонто, я приду за тобой со всем, что у меня есть.

Мои мышцы набухли, и я злился все сильнее с каждой секундой. Зани положил руку мне на плечо и одними губами прошептал: «Успокойся».

Я медленно выдохнул и постарался казаться невозмутимым.

— Я не тот мужчина, который берет женщин против их воли — или запирает их в пляжных домиках, — сказал я, напомнив Раваццани о том, как он, обращался со своей женой. — Я считаю, что женщинам следует позволить делать собственный выбор.

Он долго молчал. Я, очевидно, задел его за живое. Хорошо.

Наконец он сказал:

— Тогда ты не должен возражать против подписания всех документов, которые я составил.

Какой драматизм.

— Тогда перестань об этом говорить и присылай бумаги. Я их подпишу.

— Первая разумная вещь, сказанная тобой.

Я проигнорировал подвох.

— Ты же знаешь, что Вирга работает с Реджи Манчини, чтобы подорвать авторитет Роберто, не так ли?

— Да, мы в курсе. Но было бы неплохо узнать об этом раньше.

— Это было решение Эммы скрыть это от тебя, а не мое.

— Ты что, свихнулся, Бускетта? Ты что, не хозяин в доме?

Он говорил как мой отец, всегда сомневающийся, достаточно ли я мужик. К черту это. Я отключился и уставился в пол. Мне было интересно, знала ли Эмма о документах об аннулировании. Это была ее идея?

Моя грудь сжалась, знакомое удушающее ощущение вернулось в область сердца.

— Ты в порядке?

Я отбросил мысли об Эмме, Раваццани и аннулировании и отдал телефон Зани.

— Конечно, нам нужно вернуться туда. Я хочу знать, где прячется Вирга.

— Ты не спросил Раваццани об Эмме.

— Я предполагаю, что она в Неаполе со своей близняшкой, пока Д'Агостино решает, что делать с Торонто. Им нужно действовать быстро. Если Вирга услышит, что она покинула Палермо, Роберто Манчини — покойник.

— Интересно, знает ли Реджи Манчини, где прячется Вирга?

Я уже обдумал это и посчитал пустой тратой времени.

— Возможно, но быстрее будет получить ответы от людей Вирги.

В другой комнате мужчины висели на крюках, окровавленные, но в сознании. Я мог сказать, что они разговаривали, пока нас не было, потому что на их лицах были хитрые улыбки. Я взял со стола молоток-гвоздодер.

— Чему вы, ублюдки, радуетесь?

— Потому что мы знаем то, чего не знаешь ты.

— Вот почему вы здесь, stronzi (придурки). Чтобы я мог узнать, где прячется Вирга.

— Нет, — прохрипел другой мужчина. Я уже сломал ему одно ребро. — Это из-за твоей жены.

Я крепко сжал рукоятку молотка. Они пытались вытянуть это и отвлечь меня, или они действительно что-то знали?

— Ваша информация, похоже, устарела. Она не моя жена.

Первый мужчина ухмыльнулся, обнажив окровавленные зубы.

—Значит, ты не хочешь знать, что Вирга узнал вчера о твоей невесте?

Эти двое что, дурят меня? Я взглянул на Зани и прочитал беспокойство в глазах моего друга. Он беспокоился, что они могут говорить правду.

Я внимательно рассмотрел двух мужчин.

— Вы сказали, что не знаете, где прячется Вирга, так откуда вы вообще знаете, что он вчера обнаружил?

— Потому что мужчины говорят об этом. Молва распространяется быстро, когда дело касается синьоры Бускетты.

Что-то случилось в Неаполе? Выследил ли ее Вирга?

Я заменил молоток на нож. Перевернув его в руке несколько раз, я подошел и вонзил лезвие в бедро одного человека. Он взвыл от боли, его спина выгнулась, когда он повис. Я нашел другой нож и сделал то же самое с другим человеком Вирги.

Когда они оба затихли, я снова взял молоток.

— Тот, кто скажет мне первым, быстро умрет. Тот, кто не скажет, будет часами страдать от мучительной боли, пока я буду резать, позволяя в конце концов истекать кровью на пол. Итак, что же это будет?

Они оба молчали, крепко зажмурив глаза, борясь с болью, поэтому я ударил каждого из них по почке молотком.

— Скажите мне, — крикнул я, — прежде чем я отрежу вам члены!

Тот, у кого были сломаны ребра, заговорил после еще нескольких ударов моего молотка.

— Вирга узнал... твою жену... в Торонто.

В ушах зазвенело, как после удара по голове. Я сжал пальцами деревянную ручку и старался не швырнуть молоток в стену. Моя жена, мой милый маленький ученый. Почему Д'Агостино не оставил ее в Неаполе, в безопасности, пока он разбирается с Реджи Манчини? Зачем он повез Эмму в Торонто, когда Реджи еще дышал?

Причина была только одна. Потому что они планировали как-то ее вовлечь.

Вот ублюдки.

Подойдя к Зани, я выхватил пистолет из его руки. Одним выстрелом я убил человека, который дал мне информацию. Затем я открыл дверь и вошел в наружную комнату, где ждали двое моих солдат.

— Он умрет медленно, — сказал я им. — Сделайте это мучительно.

Зани был прямо за мной, когда мы вышли из здания и направились к машине.

— Ты не хочешь увидеть, что еще они знают?

— Я знаю достаточно. — Я отпер машину и открыл дверь. — Они используют Эмму как приманку для ее дяди.

— Che cazzo? (Какого черта?) Этого не может быть, — сказал Зани, нахмурившись, когда он скользнул в седан. — Зачем они подвергают ее такому риску? Д'Агостино не посмел бы.

— Это единственная причина, по которой он отвез ее в Торонто. Может, Эмма настояла на этом, думая, что сможет помочь. Но какова бы ни была причина, Д'Агостино сейчас очень пожалеет. — Я завел машину и включил передачу. — Напиши сообщение команде в аэропорту, хочу, чтобы самолет был готов через тридцать минут.

— Слава Богу. Я рад, что ты вытащил голову из задницы. — Зани начал работать на своем телефоне. — Кому я должен позвонить дальше — Д'Агостино? Или Раваццани? Мы должны предупредить их.

Раваццани только снова заставит меня уехать из Торонто, а Д'Агостино не славился благоразумием. Нет, я хотел разобраться с этим сам.

И все же я не был готов рисковать жизнью Эммы ради своей гордости.

Я кивнул на мобильный телефон Зани.

— Передай брату Д'Агостино, что Вирга знает, что Эмма вернулась домой.

— Торонто — не ее дом. Ее дом здесь. С тобой.

Он был неправ, но я не спорил. Эмма должна была жить в Торонто со своей семьей, отмораживать свою сексуальную задницу, когда закончит школу. Но я не допущу, чтобы с ней случилось что-то плохое, пока я еще дышу. Мне было все равно, в Палермо ли она, в Торонто или в бункере под Кремлем. Я приду ей на помощь. Каждый. Чертов. Раз.

— Готово. — Зани положил трубку. — Я предупредил Вито Д'Агостино. Знаешь, это может быть ловушкой. Вирга хочет, чтобы ты был там, без защиты.

— Мне наплевать. — Я завернул за угол. — Ничто больше не имеет значения, если она умрет, Франческо.

— Ты как раз вовремя признался, что любишь эту женщину.

Я ничего подобного не говорил. Но Эмма была моей — и я не собирался позволять чему-либо или кому-либо причинять ей боль.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДВА

Эмма

Торонто, Канада

Тихий звук телевизора был единственным шумом в слишком тихом доме. Было странно находиться дома. Мой отец был худее, чем раньше, и спал дольше. Лечение сказалось на нем. Вскоре мне нужно будет встретиться с его врачом и обсудить дальнейшие шаги.

Но не сегодня.

Я не могла сейчас думать о своем отце и его ухудшающемся здоровье. Мне нужно было сосредоточиться.

В коридоре раздался топот одиночных ног. Отложив книгу, которую читала я приготовилась. Сейчас на этом этаже никого не должно быть.

В дверях появился мужчина. Дядя Реджи. Его взгляд окинул комнату, кровать, затем остановился на мне.

— Эмма. Какой сюрприз. Я не знал, что ты вернулась.