— Я знаю, иногда у меня есть плохая привычка полагаться на логику.

— И? — спросил я, когда она не стала вдаваться в подробности. — Что это значит?

Она хлопнула руками по стойке, очаровательно взволнованная.

— Это значит, что любовь не всегда логична. Есть феромоны, химия и…

Любовь. Я определенно слышал, как она это сказала. Я не воображал это.

Прежде чем я понял, что делаю, я прокрался по плитке и обогнул край бара. Я взял ее лицо в свои руки и прижал наши рты вместе. Она была на вкус как удивление и сладкая невинность, и я внезапно не смог подобраться достаточно близко. Не разрывая нашу связь, я поднял ее со стула и посадил на мраморную стойку, затем углубил поцелуй, пока она не дала мне те хриплые вздохи, по которым я так тосковал последние несколько недель.

Нежные пальцы зарылись в мои волосы, ее ногти впились в мою кожу головы, а она обхватила ногами мою талию. Я лизнул ее рот, чтобы найти ее язык, моя кровь гудела от облегчения и желания. Я мог бы стоять здесь часами, целуя ее, впитывая ощущение того, что эта идеальная женщина снова в моих объятиях.

Она отстранилась и втянула в себя воздух.

— Ох, черт возьми, это появилось из ниоткуда.

— Ты сказала, что любовь нелогична. — Я снова поцеловал ее, прикусив нижнюю губу. — Ты любишь меня, bambina (малышка)?

Я чувствовал ее улыбку на своих губах.

— Да, Джакомо. Я люблю тебя. Ti amo, amore.( Я люблю тебя, любимый)

Блядь. Я даже не позволял себе представить, что она может ответить мне взаимностью. Это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, но я знал, что она имела это в виду. Эмма не лгала.

— Ti amo , mia bella moglie . Per sempre . (Я люблю тебя, моя прекрасная жена. Навечно.)

— Per sempre, mio grande marito. (Навечно, мой большой муж) — Ее руки пробежались по моим рукам и плечам. — По-моему ты похудел.

— Ты говоришь как Сэл. — Я прижался лицом к ее шее и вдохнул ее, затем поцеловал гладкую кожу под ее челюстью.

— Ты правда здесь? Это происходит?

— Да, я здесь. Мне было плохо без тебя.

Я и ненавидел, и любил это слышать.

— Я так скучал по тебе. Теперь, когда ты снова со мной, я ни за что тебя не отпущу.

— Боюсь, тебе все же придется...

Слова проникли в мой похотливый мозг, и я выпрямился.

— Нет, ты моя, и я не выпущу тебя из виду.

Она положила ладонь мне на щеку и притянула меня ближе.

— Малыш, мой отец умирает. Я тоже хочу провести с ним время.

— Тогда мы привезем его сюда.

— Так это не работает. Он не может путешествовать, и лучше оставить его дома, где о нем хорошо позаботятся. Я не буду отсутствовать долго, но я планирую ездить в Торонто и обратно так часто, как смогу.

Я ненавидел это. Я хотел, чтобы она была здесь со мной, каждую секунду каждого дня. Но я также знал свою жену. Она должна была заботиться о других, особенно о своей семье. Это было глубоко укоренено в ее личности.

— Это условие нашего брака, — добавила она, как будто мне нужен был ультиматум, чтобы убедить меня.

— Мы уже женаты, — не удержался я от замечания.

— Я имею в виду, если ты хочешь остаться в браке.

— Тогда я пойду с тобой, — выпалил я, тут же почувствовав себя глупо из-за своей нужды. — Чтобы убедиться, что ты в безопасности.

— Если тебе от этого станет легче. — Она поцеловала меня в челюсть, ее губы скользнули по моему подбородку. — Чтобы я была в безопасности.

Умная bambina (малышка).

— Я сделаю тебя очень счастливой, — пробормотала я.

— Но ты не слышал о моих других условиях. — Ее руки потянулись к пуговице моих джинсов, которую она расстегнула. Затем она полезла мне в трусы, чтобы схватить мой полутвердый член. Прохладные пальцы обхватили ствол, и удовольствие пробежало по моему позвоночнику, заставив мои глаза закатиться.

— Условия? — прохрипел я. — Скажи мне.

— Медицинская школа и ординатура. Потом буду заниматься медициной где-нибудь в Палермо.

— Если только ты будешь рожать мне детей по пути.

— Но…

Я рванулся к ней и коротко поцеловал.

— Детки, Эммалина. Ты беременна?

— Нет, — прошептала она. — У меня были месячные в Торонто.

— Ты была разочарована? — Теперь она тяжело дышала, ее пальцы вдавливались в мой твердый член. Этот разговор заводил ее. Держу пари, если бы я проверил ее киску, она бы была мокрой. — Отвечай мне, bambina (малышка).

— Нет. То есть... может быть. Не знаю. Немного.

Правда заставила меня вздрогнуть.

— Я же говорил тебе — заводить детей — это лучшая часть. Я буду наслаждаться каждой секундой этого дня с тобой.

— Это не оставит много времени для управления твоей империей.

— Я справлюсь. — Она сильнее потянула мой ствол, ее пальцы потянули за пирсинг. Это послало волны удовольствия и острую боль через каждое нервное окончание. Это было слишком хорошо. Если она продолжит в том же духе, я, возможно, я кончу в её руках. — Мы начнем прямо сейчас.

— Прямо сейчас? Но Сэл и Зани где-то рядом. Это стыдно — ух ты!

Я поднял ее со стойки и понес из кухни. Она обвилась вокруг меня, как осьминог, и уткнулась лицом мне в горло. Я шлепнул ее по заднице один раз.

— С этого момента ты будешь носить юбки и никаких трусиков в этом доме. Я хочу, чтобы ты была мокрой и доступной для меня в любое время.

— У меня есть еще одно условие. Ты не хочешь его услышать?

Я закончил говорить.

— Что бы это ни было, я согласен. — Я начал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Она усмехнулась и впилась зубами мне в мочку уха.

— Ты никогда не снимешь пирсинг.

— Я бы не посмел, mia sporcacciona e dolce moglie (моя грязная и милая жена).

ЭПИЛОГ

Джакомо

Торонто, Канада

Три недели спустя

Это было накануне моей свадьбы.

Или «церемония обновления клятвы», как ее называла Эмма. Моя жена была педанткой в деталях.

Но я считал, что это наша настоящая свадьба, которую мы выбрали сами.

К сожалению, ночь перед церемонией я проводил с тремя мужчинами, которых вскоре назову семьей: Фаусто Раваццани, Энцо Д'Агостино и Роберто Манчини.

Это просто невероятно. Я не мог этого понять.

Раваццани прилетели сегодня утром из Сидерно, в то время как Д'Агостино, Джиа и его двое детей жили здесь с нами всю прошлую неделю. Эмма и Джиа организовали все свадебные детали за удивительно короткий промежуток времени.

Теперь мы вчетвером, вместе с Зани и Вито Д'Агостино, расположились в библиотеке Манчини с виски и сигарами. Хотя дым был горячим, воздух оставался морозным. У всех нас были причины не любить и не доверять друг другу.

Манчини был единственным веселым человеком в комнате в тот момент. А почему бы и нет? Его три дочери вышли замуж за самых влиятельных людей в Италии.

Я наблюдал, как мой тесть отхлебнул виски.

— Тебе стоит это пить? — спросил я.

— Абсолютно нет, так что не говори моей дочери.

— Какой из них? — Все три дочери принимали активное участие в уходе за Роберто, теперь, когда они знали его ситуацию. К счастью, моей жене больше не нужно было нести это бремя в одиночку.

— Любой из них, — сказал Манчини. — Не упоминай виски или сигару.

Я поднял ладони и затянулся своей сигарой. Манчини заслужил небольшой бунт в свои последние месяцы, по моему мнению.

Мы сидели в долгом молчании, никто не хотел первым сломать лед. Раваццани был изысканным и сдержанным, расслабленным в своем кожаном кресле, как король. Д'Агостино был полной противоположностью, его нога подпрыгивала от беспокойной энергии. Я сосредоточился на своем напитке и ждал. Я не был разговорчивым типом, а это был дом Манчини, поэтому я решил, что обязанности по ведению разговора выпадут на его долю.