Меган больше не рыдала. Она шла вперед, не слыша, как Клавий продолжает надрываться, крича в спину «Ненавижу!».
Брела как слепая, пока резкий свет, ударивший в глаза, не остановил девушку. Рыжая зажмурилась, прикрыв лицо рукой, а когда убрала ладонь, увидела перед собой зал святилища. И Орден магистров, замерший у подножья Лабиринта. Она смотрела на них сверху вниз.
Пьедестал сиял под ее ногами.
Меган неспешно спускалась по лестнице, не глядя ни на кого.
Внизу у подножья ее ждал Баргос.
Лицемер.
Делает вид, что переживал за нее. Старается, отрабатывает будущую должность магистра. Давай-давай, папаша, старайся лучше.
Лабиринт преподнес ей хороший урок. Горький, но оттого самый лучший. Напомнил, что никому нельзя доверять. Что в любой момент самый близкий и любимый человек может оказаться лживым предателем, готовым избавиться от тебя при первой возможности.
Баргос подбежал к подопечной, не дождавшись, когда она спустится. Обнял. По щекам старика текли слезы.
Жрица не видела этого. Она смотрела в толпу. В эти перекошенные от удивления лица.
Отстранив куратора, Меган развернулась к магистрам, и злая улыбка расползлась по ее лицу. Всех их ждали перемены. Серьезные большие перемены.
Глава 12. Император
«Тяжело быть императором, если страдаешь социофобией. Любой прием становятся пыткой. Сотни глаз, направленные на тебя, вызывают жесточайший приступ паники. Иной раз кажется, что если немедленно не сбежишь, то умрешь. Прямо там, перед всем. Рухнешь на пол, потеряв сознание. А народ станет шептаться: император — слабак, падает в обморок, как изнеженная барышня.
Вновь эти крамольные мысли. Гнать прочь, как советовал доктор.
Я спокоен, я чувствую себя прекрасно, подданные любят меня.
Любят.
Кого я обманываю? Большинство ненавидит меня.
Это нормально: никому не нравятся правители. Любой политик вынужден проводить непопулярные реформы, проявляя жесткость. Невозможно быть хорошим для всех.
Благо, совершенное для одних, отзывается возмущениями у других».
Император шел по мертвенно-бледному коридору, не сводя глаз с огромных дверей. Они возвышались над привратниками-лакеями, приглушая голоса собравшихся.
Каждый шаг отдавался глухим боем сердца. Ладони взмокли, и чувствовалось, как влага скапливается между линиями жизни и карьеры. Верхняя губа начинала подрагивать, руки немели, а живот ныл.
Больше всего на свете хотелось смалодушничать, развернуться на сто восемьдесят градусов и сбежать. Закрыться в малой библиотеке, упасть на кресло — и сразу почувствовать, как приступ отпускает.
Но привратники-лакеи будто насадили тело императора на крючок и теперь взглядами подтягивали леску, не давая жертве сорваться.
«Час, не больше», — обещал себе Альберг, стараясь незаметно одернуть белый мундир.
Лакеи синхронно взялись за дверные ручки.
Государь сделал последний глубокий вдох, словно перед погружением в пучину. Вспомнил, что должен улыбаться подданным. Заклинившие скулы с трудом изобразили дружелюбие. Двери медленно раскрылись, будто трясина, жаждущая поглотить путника.
Сердце жалобно забилось, живот скрутило, и император вошел в зал.
Альберг стоял на вершине роскошной лестницы, едва не теряя сознание от сотни взглядов, обращенных к нему.
«Все хорошо, — мысленно говорил он себе. — Им наплевать, что ты скажешь. Они пришли не за твоими речами… Ты хорошо держишься. Улыбайся».
Император сбивчиво поприветствовал гостей.
Руки буквально тянулись расстегнуть тугой ворот камзола. Казалось, нечем дышать.
Слишком много людей и все смотрят только на него.
Будь неладен этот прием в честь Верховой жрицы. И сама жрица трижды будь неладна.
Капелька пота скользнула по лбу и скрылась за воротом.
Альберг торопливо произнес поздравительную речь в адрес Меган, сбиваясь и мысленно ругая себя за приступ. Скомкал выступление, опустив добрых две трети от подготовленного текста, и подал дирижеру знак начинать бал.
Оркестр, расположившийся у дальней стены, надсадно загудел трубами, завыл флейтами, завизжал скрипками. Музыканты пилили виолончели, ударяли по звонким треугольникам, громыхали тарелками. Маэстро Гейдер бойко вонзал дирижерскую палочку в невидимого противника, будто нарочно желая убить императора звуковым смерчем.
Дамы, словно ужаленные кобылицы, скакали вместе с кавалерами в бешеном галопе. Светлые платья барышень трепыхались подобно корабельным парусам, темно-синие мундиры военных бряцали орденами и медалями. Казалось, еще немного и танцующие проломят пол.
Альберг улыбался и приветливо кивал собравшимся, стараясь избегать долгих разговоров. Требовалось отыскать виновницу приема и лично поздравить с получением сана Верховной. А затем бежать, бежать как можно дальше от этого удушающего скопления тел. Но к нему то и дело подходили гости, представляли бесчисленных жен, детей, кузин, бабушек, тетушек, собачек. Всем что-то было нужно: похлопотать о карьере, пристроить сына в императорское училище, соблазнить красотой юной дочери. Просьбы перемежались с заверениями в любви и верности.
От шума кровь пульсировала в висках, и паника сдавливала обручем.
Не хватало воздуха…
В глазах темнело…
Прочь из душного помещения!
Прочь от людей!
Под лестницей, за тяжелыми гобеленами скрывался неприметный выход на балкончик — излюбленное место Альберга во время торжественных приемов. Император спешно направился к спасительному укрытию, надеясь постоять в одиночестве и успокоить нервы. Однако, выйдя на воздух, правитель с сожалением отметил, что неизвестная гостья заняла тайное убежище.
Молодая дама в алом струящемся платье опиралась на балконные перила, разглядывая огни столицы. Рыжие волосы пышной косой лежали на левом плече. Золотистые нити переплетались с локонами, поблескивая при свете луны. Вырез платья приковывал взгляд к оголенным плечам, длинный шлейф стелился по полу, заканчиваясь у самого выхода с балкона.
Альберг заметил на поясе дамы ленту с вышитым знаком спиралевидного лабиринта — принадлежность к высшему жречеству.
Так вот она какая — новая Верховная жрица.
Весьма необычна.
Император уже был наслышан о излишне свободолюбивых взглядах новой жрицы на традиции Ордена, но не думал, что Верховная явится на прием в столь откровенном платье.
Девушка обернулась, присела в торопливом поклоне:
— Простите, я не заметила Вас.
— Это Вы должны меня простить: не думал, что здесь кто-то есть, — учтиво поклонился Альберг.
Несмотря на несколько вульгарный наряд, жрица вызвала симпатию — император подумал, что девушка тоже не выносит шума и ушла на балкон, чтобы спрятаться от гостей.
— Слишком много людей? — понимающе спросил правитель.
— Да… пожалуй, — нерешительно отозвалась Меган, про себя отмечая, что Клавий не обманул: Альберг и впрямь любит во время торжеств уединяться на балкончике.
Жрица невольно представила, как именно Клавий собирал информацию об императоре, охмуряя придворных служанок, и пальцы Меган сжались на мраморе перил.
— А у вас тут ничего так… красиво, — заявила Меган, и император едва сдержал смешок.
Дама явно не владела светскими манерами.
«Возможно, поэтому и сбежала с бала, — нашел объяснение Альберг. — Почувствовала себя не в своей тарелке».
— Я рад, что Вам нравится, — правитель подошел к перилам. — От моего лица и от имени всей империи разрешите поздравить Вас с саном Верховной жрицы.
— Спасибо, — перебила Меган, не подозревая, что это лишь начало речи.
Альберг поморщился как от зубной боли, но мгновенно взял себя в руки и продолжил:
— Я уверен, что под Вашим представительством иривийское жречество и дальше будет оказывать серьезный вклад в развитие духовно-нравственных, культурных и семейных ценностей. Что вы продолжите политику укрепления взаимоотношений с государственными и общественными институтами. Убежден, что благодаря Вам иривийское жречество будет и впредь нести столь высокое общественное значение для всего народа Иривии.
