Он поднял руки. — Я присутствую здесь как твой союзник. В свое время мы с твоим отцом были большими друзьями, а фамилия Раваццани - одна из самых почитаемых.

Однако мы не можем нападать друг на друга, подобно Каморристе (прим. от редак. Множественное число людей состоящих в Каморре). Мы герои, доблестные, а не кучка животных, которые разрывают друг друга на части.

– Я рад слышать, что мы не враги, — мягко сказал я. – В противном случае я мог бы задаться вопросом, отчего ты не доверяешь моим суждениям настолько, что приходишь сюда и ставишь их под сомнение. Если бы мы не были союзниками, я мог бы счесть это оскорблением.

Потягивая вино, он пристально смотрел на меня. Затем он поставил бокал на стол, и на его пальце сверкнул большой бриллиант. Я не видел на нем такого броского украшения, в прошлом. — Фаусто, ты начинаешь войну из-за женщины, из-за mantenuta (перев. с итал. любовницы), — усмехнулся он, как будто эта идея была смехотворной. – Это даже не жена. Если ты знаешь, где Энцо, я прошу тебя освободить его, пока это не вышло из-под контроля.

Я нагнулся вперед, мое гостеприимство исчезло. — Либо ты разберешься с La Provencia, либо я сделаю это сам во время Crimine через несколько недель, мне все равно. Это дело личное, а не бизнес. Я поступлю так, как сочту нужным, не спрашивая ни у них, ни у кого-либо еще. Все, что он отнял у меня, невозможно вернуть, и я ожидаю, что любой из нас поступит так же, если подобное будет предпринято против семьи.

– Насколько я знаю, ты вернул ее целой и невредимой. Не давай женщине сделать тебя слабым.

Слабым? Удивительно, что от такого сильного сжимания у меня не треснули зубы. Встав, я подал сигнал к окончанию этой встречи. — Марко, не хочешь ли ты прислать несколько бутылок Ciró домой с Моммо?

Мой двоюродный брат наклонил голову. — Конечно.

Я сказал Моммо: — Тебе желаю счастливого пути домой.

Он тяжело вздохнул и поднялся со стула. — Они потребуют от тебя ответов во время Crimine. Никто из нас не действует в одиночку.

Che palle (перев. с итал. твою мать). Он считал, что я совсем новичок, что мне неизвестно, как это работает?

Впрочем, мне было все равно, кто ожидает от меня ответов. В конце концов, другие боссы хотят денег, которых у меня было предостаточно.

Мы пожали друг другу руки, затем Марко проводил Моммо до двери. Я подождал, пока они благополучно скроются из виду, и выскользнул из кабинета. Внутри меня кипела ярость, тьма в моей душе горела и жаждала удовлетворения. Как кто-то посмел вмешаться? Энцо перешел черту. Он вторгся на мою территорию, напал на моих людей, украл что-то ценное и пытался шантажировать меня.

Даже если бы не похищение, я мог бы умолять Франческу о ее прощении на пляже. Это было бы нелегко, но в итоге мы бы помирились. Но похищение травмировало ее и заставило еще больше разозлиться на меня.

Так что, к черту Энцо. И к черту Моммо за то, что посмел вмешаться.

Открыв дверь в подземелье, я вошел внутрь и бросился вниз по каменным ступеням.

Запах сырости и пота встретил меня, и я услышал его тяжелое дыхание. Я мечтал о своем ноже, об остром лезвии, скользящем по коже, о теплом красном цвете, который за ним последовал.

Я понимал, что ему нужно несколько дней прийти в себя, чтобы он не умер слишком рано. Но когда он будет достаточно здоров, чтобы снова страдать, я продолжу то, на чем остановился.

Сейчас же мне было достаточно одного короткого визита. Мне нужно было увидеть его боль.

Тебе было безразлично, буду я жить или умру, только бы я исчезла с твоих глаз.

Она ошибалась. Мне было не безразлично. Очень сильно.

Энцо приковали к стене в одной из камер подземелья. Мы дали ему достаточно свободы на цепях, чтобы он мог стоять, но не факт, что он был способен на это в данный момент. Из-за отека вокруг его глаз было трудно видеть, но по его напряженному виду было ясно, что он знает, кто пришел.

Я отпер камеру и вошел внутрь. Наклонившись, я схватил за волосы и ударил его головой о камень, заставив его застонать. Я прорычал: — Они скучают по тебе, Д'агостино, приезжая ко мне и умоляя сохранить тебе жизнь. Но они должны знать меня лучше. Для тебя нет пощады, нет спасения. Ты умрешь здесь, от моей руки.

– Пошел...ты, — прохрипел он.

Чтобы досадить ему, я рассмеялся. — После нового визита ты не будешь таким дерзким, обещаю. — Я отпустил его, и его голова упала вперед. Поднявшись, я снова запер камеру, старый ключ заскрежетал о железо. – Поправляйся, stronzo (перев. с итал. ублюдок). Жду не дождусь услышать твои крики.

Глава двенадцать

Франческа

В замке было тихо, когда я пришла с виноградников, и моя кожа покрылась колючками под кондиционером. Пора было принять душ и вздремнуть.

Потянувшись, чтобы снять боль, я поднялась по лестнице и направилась в свою комнату. Вернее, к комнате Фаусто. Как можно было забыть? Во всяком случае, его кровать была удобной. Это был единственный плюс.

Закрыв за собой дверь комнаты, я вошла и бросила кепку Фаусто на кресло. Я начала раздеваться, но остановилась. Душ работал?

Мои руки замерли, а мысли застряли на этом шуме. Фаусто был там. И он принимал душ.

О господи, я должна уйти. Я не должна думать о нем, голом и намыленном, о его руках, которые скользят по телу, о его толстом члене, качающемся между ног. Я любила принимать душ вместе с ним, вставать на колени под горячие брызги и целовать его своим ртом. Опираясь руками на кафель, я смотрела, как он качает бедрами, погружая тяжелый член в мое горло.

Желание, грубое и неоспоримое, терзало мое нутро и зудело на коже. Я не переставала представлять его, не могла перестать нуждаться в нем.

Затем я услышала тихое рычание. Я узнала этот звук. Я все еще слышала его в своих снах.

Даже не успев осознать это, я поплыла к двери в ванную.

Что я делаю?

Это было неправильным, но я не могла остановиться. Я обязательно должна была увидеть. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы увидеть, верно? Я бы не прикоснулась к нему и не позволила бы ему прикасаться ко мне. Но смотреть-то я могла, так ведь? Он все равно не узнает, а я позволю себе только подглядывать.

Я шагнула внутрь, плитка была прохладной под моими ногами. Он стоял ко мне спиной, так что не заметил моего приближения. Он опирался рукой на плитку, и вода стекала по его спине струйками, омывая его задницу и ноги. Его бедра слегка выгибались, мышцы вздрагивали, когда он дрочил. Я облизывала губы от его великолепия, от этого вида, словно от холодного напитка после нескольких недель сильной жажды.

С сегодняшнего дня, в любое время, когда мне нужно будет кончить, я позволю себе представить это прямо здесь. Не успела я это остановить, как из моего горла вырвался тихий вздох.

Его голова повернулась, голубые глаза были широко раскрыты и удивлены. Я не двигалась.

Какая-то часть меня надеялась, что он меня поймает, затащит в душ в одежде и все такое, а после этого будет иметь со мной свои порочные штучки. Я так устала бороться с этим. Я так сильно хотела его.

Не отрываясь от меня, он медленно повернулся и опустил руку.

Господи, но его тело было бесподобным. Его плоский живот был более четким, чем раньше, бедра более выраженными. Но этот член. Совершенно твердый, он выделялся на фоне его тела, настолько совершенный, каким я его помнила и более чем достаточно большой, чтобы стать вызовом. Моя киска сжалась от того, как сильно напрягся его член, и мне пришлось схватиться за стойку, чтобы не наброситься на него.

Он позволил мне смотреть еще несколько секунд, затем снова обхватил кулаком ствол и начал медленно поглаживать от основания до кончика. — Хочешь узнать, о чем я думал? — спросил он.

Да.

– Нет, — вздохнула я.

Он приподнял бровь, словно знал, что я лгу. — Я вспомнил, как ты впервые позволила мне трахнуть твою задницу. Тогда, когда мы были в Риме. — Он втянул воздух, его кулак сжал головку члена. – Мадонна, это было охрененно горячо. Пошло и грубо, моя любимая вещь в целом мире.