Ты наговорил мне ужасных вещей. И все из-за того, что я защитила твоего сына! — Она шумно выдохнула через нос, слегка раздражаясь. — Ты разбил мне сердце, Фаусто. Знаю, что тебе жаль, и если бы ты мог, ты бы все изменил, но ты не можешь. Ты относился ко мне как к дерьму, хотя я беременна твоим ребенком, черт возьми. Около трех недель я провела в том доме на пляже, в одиночестве, несчастной, с больным желудком, и от тебя не было ни слова.
Она замерла и положила руки на бедра. — Тебе было безразлично, буду я жить или умру, только бы я исчезла с твоих глаз.
С меня было достаточно. Я должен был объяснить ей все начистоту.
Я придвинулся и взял ее лицо в свои руки. — Ошибаешься. Я не мог спокойно спать, пока тебя не было. Я не мог есть и сильно запил. Спроси Марко или Зию. Я был несчастен, стал оболочкой человека. Я просматривал ежедневные отчеты о тебе, потом прятался в дверях, пока Джулио сообщал Зии о тебе. — Я провел большими пальцами по ее челюсти, нежная кожа напоминала бархат. Сердце колотилось так сильно, что я задался вопросом, слышит ли она его. – Нужно ли, чтобы я сказал тебе, что я чувствую? Тебе это нужно, чтобы простить меня и поверить, заслуживаю ли я твоего доверия? Потому что ti amo, cuore mio (перев. с итал. я люблю тебя, мое сердце).
Ее глаза двигались туда-сюда, словно ища в моем взгляде ложь. Но она не нашла.
Я признался: — Я никогда в жизни не говорил этого женщине, даже Люсии. Я просто не хотел лгать и давать повод ей надеяться на возможность такого брака между нами. Но то, что я чувствую к тебе, Франческа? Это болезнь, рак. То, что нельзя уничтожить или удалить. Ты - неотъемлемая часть меня, с этого момента и до тех пор, пока они не зароют меня в землю.
– До тех пор, пока я снова не выведу тебя из себя, — прошептала она. – Пока ты не научишься контролировать свой характер, из-за чего буду страдать я. Или наш ребенок.
– Я никогда не причиню вреда нашему ребенку.
– Если только он или она не окажется геем. Или транссексуалом. Или би. Что ты будешь делать тогда, Фаусто? — Она сделала шаг назад, и мои руки опустились на бока. – Что, если твой следующий сын не захочет вступать в мафию? Что если твоя дочь захочет сама выбрать себе мужа или жену? Будешь ли ты тогда таким понимающим?
Я сжал челюсти. — Я не хочу обсуждать ситуацию с Джулио. Речь идет о нас с тобой.
– Нет, сейчас речь идет не только о нас с тобой. Это стало большим в тот момент, когда я забеременела от тебя. Я была совершенно счастлива в роли твоей временной mantenuta (перев. с итал. люовница), а ты разрушил все, обвинив меня в том, что я золотоискательница и шлюха! Только потому, что я была готова хранить тайну Джулио!
Я очень хотел сказать ей, что она никогда не была временной, но почему она должна мне поверить? Я был обязан доказать ей это. Моих слов было недостаточно, даже если я говорил серьезно.
Я жестом указал на тропинку. — Идем. Винченцо нужна наша помощь.
Она не сдвинулась с места. — Я передумала. Мне не хочется проводить с тобой в этот день. Я возвращаюсь в замок.
Я сжал руки в кулаки и потряс ими. — Пожалуйста, Франческа. Ты должна увидеть la vendemmia. Это волшебно. Позволь мне показать тебе. Или пусть Винченцо покажет тебе. Я буду держаться на расстоянии, если ты так предпочитаешь.
– Да, черт возьми, я предпочитаю, — огрызнулась она и направилась в сторону виноградников.
Я выдохнул с облегчением и последовал за ней. По крайней мере, она все еще собиралась собирать виноград со мной. Это была маленькая победа.
Глава одиннадцать
Франческа
Сморщенное загорелое лицо Винченцо просветлело, когда он увидел меня. — Синьорина! Я подумал, не собираетесь ли вы присоединиться к нам. — Виноградарь посмотрел на меня через плечо и почтительно опустил подбородок. – Синьор Раваццани. Вы почтили нас своим присутствием.
Фаусто вышел вперед, поцеловал виноградарю руку и тихо заговорил. Люди, стоявшие вокруг нас, все смеялись, ухмыляясь ему, а я пыталась не выглядеть такой раздраженной, как ощущала. Они что, будут целовать его кольцо?
Сбоку от меня появилась женщина. Она была немного моложе Фаусто, с длинной косой темных волос, убранных под шляпу от солнца. Ее карие глаза были добрыми, а улыбка терпеливой. — Это твой первый раз?
Я кивнула. — Я девственница-вендеммия (прим. от редакт. новичок в сборе винограда).
Женщина хихикнула. — Это звучит как футболка. — Ее лицо стало серьезным. – Я давно хотела с тобой познакомиться. Я Эмилия, дочь Винченцо.
– О, привет! Он все мне о тебе рассказал. — Винченцо частенько хвастался своей дочерью, бухгалтером, которая поступила в университет в Лондоне. – Я Фрэнки.
– Я в точности знаю, кто ты. — Эмилия пожала плечами, затем сказала: – Эти старые итальянцы - ужасные сплетники. Никогда не доверяйте им свои секреты.
– Принято к сведению. — Конечно, все они говорят обо мне, о женщине, которая настолько глупа, что позволила Фаусто Раваццани обрюхатить ее.
– Эй, я не то имела в виду, — сказала Эмилия, внимательно наблюдая за моим лицом. – Они думают, что ты богиня, женщина, которая приручила великого Раваццани.
Приручила, точно. Отвлекая внимание от меня, я спросила: — В городе ты работаешь бухгалтером. — Кроме того, она была разведена, о чем Винченцо упомянул сквозь скрежет зубов.
– Да. Мой отец надеялся, что я возьму на себя управление винодельней, но у меня черный палец (прим. от редакт. Так называют людей, которые не способны выращивать растения. Под их присмотром растения умирают). Цифры – это моя сильная сторона.
– Я всегда ненавидела уроки математики.
Она приподняла руки. — Многие говорят то же самое, но цифры полезны, особенно для нашего мира. — Она наклонила голову в сторону Фаусто, и мне стало интересно, что это значит. Я посмотрела на Фаусто и ощутила противоречивые чувства.
Ты - неотъемлемая часть меня, с этого момента и до тех пор, пока они не зароют меня в землю.
Эти слова нравились мне гораздо больше, чем следовало бы, и я хотела слышать, как он снова и снова говорит, что любит меня. За последние несколько дней кое-что изменилось. Он стал мягче со мной, более откровенным. Ночью, когда я притворилась, что сплю, он прижимал меня к себе и шептал итальянские ласки, от которых мое сердце таяло. Он опускал руку на мой живот, поглаживая и успокаивая, словно утешая нашего ребенка.
Это была совсем другая его сторона, к которой меня тянуло - и это было опасно. Со всеми его разговорами и шепотом, это по-прежнему был тот самый мужчина, который сказал, что я для него мертва, который намеревался забрать у меня нашего ребенка после родов. Убийца и наркобарон. Это было безумием - испытывать к нему хоть какую-то нежность.
И все-таки я чувствовала, с каждым днем все больше и больше.
– Вот.
Я подняла глаза. Эмилия протягивала корзину и секатор. Точно, сбор винограда. Все остальные уже вышли на виноградник, солнце окрасило виноград в золотистый цвет. Фаусто, теперь уже в бейсболке, смеялся с одним из рабочих, и уже знакомое возбуждение в моем животе усилилось, когда я наблюдала за ним. Он был до нелепого красив.
– Ох, плохо у тебя с этим, — сказала Эмилия, толкнув меня в руку.
– Хм? Что?
– Пойдем. Я отведу тебя на другой конец. Если будешь пялиться на него весь день, то никогда не соберешь виноград.
После того, как мы нашли свободный ряд, Эмилия показала мне, как правильно держать виноградную гроздь и срезать ножницами. Затем виноград нужно было аккуратно положить в корзину. — Вот так, — сказала она. – Очень важно не раздавить и не повредить их. Иначе начнется брожение.
– Вот так? — Я держала и обрезала гроздья, затем аккуратно положила их в корзину.
– Очень хорошо. Но теперь повтори это еще десять тысяч раз. — Она усмехнулась и вытянула руку в сторону шеренги виноградных лоз.
– Это тяжелая работа.
– Да, поэтому почти вся деревня приходит помочь. — Затем она взяла противоположную сторону нашего ряда и начала обрезать. – Я взяла отпуск до конца недели.