Ромео застыл. Пока до него доходит смысл сказанного, я кидаю взгляд через его плечо и вижу, как Джульетта выглядывает из-за фонтана. Она подносит палец к рту, делая вид, что ее сейчас стошнит.

Неплохо. Кажется, ей уже не нравится Ромео.

Мне снова приходится впиться в него взглядом, чтобы не разразиться смехом. А он, похоже, уже достиг некоторой степени понимания.

— Итак, Розалина, — печально вздыхает он. — Правильно ли я понял, что ты не находишь мою близость неприятной? Но ты отказываешь от любой близости, будь то моя или нет?

Я молча киваю

— Значит, моя красавица хочет присоединиться к сестринству? — он тянет руку, чтобы коснуться моих волос. — Такая красота не должна умереть в стенах аббатства.

Я бы не вынесла в аббатстве и пяти минут, но Ромео, кажется, убедил себя, что я собираюсь стать монашкой. Не хватало еще, чтобы он разнес этот слух по всей Вероне. Нет уж, спасибо.

— Я не хочу уходить в монастырь, — терпеливо объясняю я. — Ты помнишь вечер, когда мы впервые встретились?

— О, конечно, моя…

— Так вот, — я прерываю новый поток глупостей. — Тебе не кажется, что в этом моё призвание?

Ромео непонимающе хмурится.

— Целительство, — улыбаюсь я. — Я собираюсь посвятить себя медицине.

Тем более, что другие профессии тут женщинам почти недоступны.

В его глазах вспыхивает надежда.

— Вот как? Но разве нет недуга злей любви? Помоги же мне излечиться…

Я закатываю глаза. Надо было остановиться на аббатстве. Проще разбираться со слухами, чем с фантазиями Ромео.

Мы молчим примерно полминуты, пока с Ромео не начинает сползать улыбка. Неужто он понял, что я говорю серьезно? Он отступил на два шага и театрально возвел руки к небу.

— Она бросает меня из-за любви к медицине! О, зловещая звезда на огненном небосводе, прошу, сожги меня, ибо эта боль невыносима!

Он закрыл глаза, подставляя лицо утренним лучам, которые не способны сжечь и лист бумаги. А я начала опасаться, что еще пару минут рядом с ним, и нас с Джульеттой и правда стошнит.

Кузина, похоже, подумала так же. Сдавленный смех из-за фонтана звучит настолько отчетливо, что Ромео вздрагивает.

— Что это шум?

— Шум? — наигранно удивляюсь я. — Я ничего не слышала.

— Кто-то простонал, там, за фонтаном.

— Просто вода шумит…

Глаза Ромео озарились гневом.

— Нет, это был отчетливый стон. Это мужчина? — его голос гремит от ярости и обиды. — Ты... Ты пришла сюда, отвергая мою любовь, а сама скрываешь любовника за проклятым куском мрамора, чтобы засвидетельствовать моё унижение?

Он окончательно спятил? Мне трудно дышать от возмущения.

— Отвечай же! — ревет Ромео.

— Нет! Ничего такого! Ты оскорбляешь меня!

— О нет, сейчас я буду оскорблять его, — он метнулся к фонтану, на ходу обнажая кинжал. — Покажись сам, недостойный трус!

В панике я бросаюсь за ним, изо всех сил стараясь придумать, как не допустить непоправимого. Фонтан! Что ж, купаться я не планировала, но это хотя бы освежит меня…

Я вскакиваю на каменный обод и пошатываюсь, издавая противный визг.

— Помогите!

С этим возгласом я плюхаюсь в воду, стараясь сделать это натурально и безопасно одновременно. И всё равно больно ударяюсь ногой. Помощь Ромео мне требуется вполне реальная.

При виде моего «конфуза» Ромео забывает своего мнимого соперника и бросается ко мне. Я крепко хватаюсь за его запястье, уже прикидывая в уме, как в таком виде буду добираться до дома. И как долго будет хохотать надо мной Тибальт. Чтоб его!

Ромео поднимает меня одним быстрым и ловким движением, сомкнув руки на моей талии. В следующий миг я уже стою на земле, всем телом прижимаясь к нему и чувствуя, как бешено колотится его сердце.

Увы, мои старания напрасны. Несколько секунд Ромео смотрит на мои губы, а потом вспоминает свою ярость и с гневным рыком бросается за фонтан.

Я жмурюсь, ожидая услышать крик Джульетты, но ответом оказывает тишина, которую нарушает только тяжелое дыхание Ромео.

Он растерянно кружится, прожигая взглядом пространство, а затем шумно выдыхает и возвращается ко мне. Мокрая ткань платья липнет к моему телу, позволяя Ромео разглядеть изгибы.

— Прошу, прости меня, — виновато пробормочет он. — Там никого нет.

Я молчу.

— С моей стороны было низостью не доверять тебе, любовь моя… — голос Ромео уже начал дрожать.

— Назови меня своей любовью еще раз, и ты меня никогда больше не увидишь, — шиплю я, позволив раздражению вырваться наружу. — Ты не любишь меня. Ты поклоняешься моему лицу, но не более…

— Не правда, — с жаром возражает Ромео. — Твоим силуэтом я восхищаюсь не меньше.

Абсурд происходящего грозит меня доконать, и я до боли сжимаю зубы, чтобы не завопить во весь голос.

— Оставьте меня, синьор.

— Оставить?

— Да. Пожалуйста. Сейчас.

— Эм… Но-о… — Ромео смотрит по сторонам. — Мы в моем саду.

— О Боже, я знаю, — я прикрываю веки. — Мне нужно очистить обувь от грязи, и я боюсь, что при этом могу непреднамеренно раскрыть лодыжку. Это было бы… скандально.

Самое глупое оправдание из всех, что я смогла придумать. Ради бога, всё это время он мог видеть мои плечи, куда уж скандальнее? Но других поводов избавиться от него я не нахожу, а сделать это нужно поскорее.

Он кивает и отступает, жадно вглядываясь в мое лицо.

— Я уйду сейчас, дорогая Розалина, но не оставлю попыток растопить твоё ледяное сердце. Моя любовь к тебе будет сиять вечно.

Ага, как же.

С этими словами он кланяется мне, а потом разворачивается и бежит в сторону дома. Джульетта издает еще один протяжный стон, на этот раз из-за беседки слева от фонтана. Но Ромео этого звука уже не слышит.

— Он ушел, — сообщаю я ей.

Джульетта выползает из-под виноградных лоз, которыми увита беседка. Ее лицо красное, глаза слезятся, а губы посинели — видимо, от ягод.

— Прониклась запретными плодами садов Монтекки? — поддразниваю ее я.

— О да, — Джульетта улыбается. — Но виноград не такой сладкий, как его слова. Во имя всех святых, теперь я понимаю, о чем ты говорила. Мальчик и правда жалкий.

Она облизывает большой палец, наслаждаясь остатками виноградного сока.

— Он правда думает, что хоть одна женщина в здравом уме на это поведется?

— Ну, — я пожимаю плечами, — может те, кто любят глазами, и поведутся. Он довольно хорош… Ты видела?

Надеюсь, что нет.

Джульетта мотает головой.

— Фонтан заблокировал мне обзор. Зато я подробно рассмотрела всё, что у нимфы пониже спины, — она кивает на статую и протягивает мне виноградинку. — Так странно. Отец велит мне ненавидеть человека, с которым я даже мельком не знакома. И который ни разу не видел меня.

Мои попытки привести себя в порядок не увенчались успехом. Поможет только смена платья.

Я беру виноградинку, и она лопается у меня во рту.

— Ладно, — говорю я, пережевывая ягоду, — нужно убираться отсюда.

— Без цветов? — расстраивается Джульетта.

Лилии, которые она сорвала, всё еще лежат у фонтана. Я ухмыляюсь.

— Хватай их и пойдем. Этот чертов Монтекки не заставит меня расстаться ни с одним моим цветком.

В своей невинности Джульетта не сразу поняла игру слов, но, когда до нее всё-таки дошел непристойный смысл сказанного, ее щеки налились краской.

Она звонко рассмеялась.

— И эти шутки принадлежат девице, которая дала обет целомудрия?

Мы берем лилии и спешим из сада.

Еще одно жаркое утро в тени сикоморов. В роще, к западу от города. Шелест листвы повторяет одинокую песнь моей души. Я часто прихожу сюда, снедаемый глупыми мыслями. Мыслями, которыми не смею поделиться ни с кем, даже с моими дорогими друзьями — неистовым Меркуцио, который точно поднял бы меня на смех, и с моим добрым кузеном Ромео.

Меркуцио вообще не знает никаких других эмоций, кроме похоти, в то время как Ромео думает лишь о возвышенной любви. И, по правде говоря, до недавнего времени я сам был больше Меркуцио, чем Ромео.