— Ну ты даешь! — хрипло усмехается Петруччо, подав голос со скамьи. — Кто же не слышал про красавицу Розалину?

— Розалина, — шепчет его друг. — Моя неземная, прекрасная Розалина.

Его глаза начали блестеть.

Наверное, стоит поблагодарить Петруччо, который невольно раскрыл мне тайну моего имени, но новый поклонник не дает мне этого сделать. Он хватает мою ладонь и прижимает ее к своим губам на несколько долгих секунд.

Мне это не нравится. Я резко одергиваю руку, отшатываясь от него, но такая реакция, кажется, ни капли его не смущает. Он одаривает меня счастливой улыбкой.

— Этой ночью я усну с вашим именем на устах, дорогая Розалина.

С этими словами он разворачивается и делает три широких шага к двери. Но прежде, чем выйти в жаркий весенний вечер, он замирает, а потом снова поворачивается ко мне.

— Знайте, мой ангел, — говорит он нежным и сладким тоном, — что человека, который влюбился в вас этим вечером зовут Ромео. Ромео Монтекки.

Внутри меня всё падает. Эти слова гремят, как раскат июльского грома.

И когда Ромео Монтекки скрывается за дверью, я уже всё вспомнила.

Верона, Италия, июль1595 года

Жаркая веронская весна плавно перетекла в не менее жаркое лето, и пылкое солнце обосновалось в городе, выжигая рыночные площади и фруктовые сады. Меня утомляет такая погода, но я нахожу утешение в том, что жара замедляет не только мысли дам и синьоров, но и ненависть, которой пропитан город.

Чем жарче светит солнце, тем меньше у кланов Монтекки и Капулетти сил на поддержание конфликта, который начался задолго до этого лета. Эта пропасть гнева даже глубже, чем ров вокруг Вероны.

И я невольно стала частью этой вражды, ведь теперь меня зовутРозалина Капулетти.

В прошлой жизни я была Ангелиной Тарковой. Жила в Петербурге, училась на вечернем и готовилась к экзамену по зарубежной литературе на зимней сессии. Последнее, что я помню, это узкие улички Васьки, а потом… удар по голове и резкая боль. Затем было много света. Я лежала на спине и чувствовала, как поднимаюсь к солнцу.

Кажется, я умерла. Причем умерла довольно нелепо. Крыши в Петербурге чистят отвратно, и, судя по всему, мою недолгую и унылую жизнь оборвала слетевшая вниз сосулька.

Сначала я подумала, что оказалась в раю, ведь если рай и существует, то он должен быть похож на Италию. Но нет, всё куда интереснее. Уже почти три месяца я живу в книге. Той самой, гдедве равно уважаемых семьи ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролития.

Если где-нибудь в Венеции или Флоренции незнакомцы обнимаются при встрече, называя друг друга братьями, то здесь, в Вероне, мы приветствуем наших соседей настороженным вопросом:

— Какой дом ты поддерживаешь? Монтекки или Капулетти?

Конечно, сначала я была в ужасе. И это мягко сказано. Я думала, что сошла с ума. Я смотрела на свое отражение и видела то же самое лицо, но только оно будто бы стало… Красивее? Только бледность усилилась, но тут же это даже считает достоинством.

Мне потребовалась неделя паники, чтобы смириться. В конце концов, всё не так уж плохо. Во-первых, я стала не какой-нибудь посудомойкой, а знатной госпожой. Сами синьор и синьорина Капулетти называют меня «дорогой племянницей». Выделяют щедрое содержание. Даже в этом мире я сирота, но мне не привыкать.

Во-вторых, наряды тут роскошные, еда вкусная, а мое тело само воспроизводит кое-какие полезные навыки. Ну, вроде средневековых танцев и неплохой игры на лютне.

Но самое главное, в этом мире у меня есть… Семья. Настоящая. Добродушный дядюшка, сварливая тетушка и двоюродный брат Тибальт, от которого я в восторге. Он модник, бабник и самый остроумный негодяй во всей Вероне.

Именно он подбил меня на глупость, которую я собираюсь совершить этим утром. Остался час до рассвета, и я на цыпочках проскальзываю мимо покоев тетушки, чтобы выйти на улицу и насладиться бледной свежестью утра.

Мой путь лежит (подумать только!) в сад Монтекки. Завтра вечером дядя устраивает маскарад, и Тибальт рассудил, что будет забавно украсить банкетный зал цветами из садов «нечестивых псов».

Компанию мне вызвалась составлять Джульетта. Она тоже моя двоюродная сестра. Когда я впервые осознала, кто она такая, моим первым порывом было всё ей рассказать про судьбу, которую прописал ей Шекспир.

Но меня и без того считаются странной, так что я прикусила язык, чтобы не прослыть сумасшедшей. Или хуже того — ведьмой. Средневековье тут хоть и книжное, но на костер мне всё еще не хочется, даже если жизнь после смерти и существует. Но я все же хочу прожить до старости хотя бы со второй попытки.

Кроме того, я поняла, что… Я просто не знаю, как именно всё это будет происходить. К экзамену мне нужно было прочитать «Гамлета», а не «Ромео и Джульетту». Поэтому у меня с собой и был сборник пьес.

Нет, я конечно, знаю, что Ромео и Джульетта влюбятся и убьются, но подробностей не помню. Да это и не важно. Джульетта меня нравится так же сильно, как и Тибальт, так что я твердо решила, что, когда наступит время, я не позволю ей умереть из-за какого-то придурковатого Монтекки.

Знание — сила. Как ученица целительницы я это уже поняла. Мое преимущество в том, что я знаю финал этой истории, а значит смогу его «переписать».

Джульетта ждет меня у городского фонтана, откуда мы направляемся к саду наших врагов, вышагивая степенно и важно, как самые знатные веронские дамы. Никто не должен догадаться о дерзости, которую мы задумали. Но волнение всё равно бурлит внутри меня и не дает ровно дышать.

Джульетта тоже выглядит взволнованной. Улыбка, которую она мне посылает, наполнена трепетом.

— Как, скажи на милость, дорогая Розалина, даже на такой жаре твои волосы остаются идеально уложенными? — спрашивает она самым серьезным тоном. — Мои собственные превращаются в паклю через несколько мгновений.

Она встряхивает черными кудрями, а я нарочито гордо вздергиваю подборок.

— Прошу простить, если моё совершенство тебя оскорбляется, кузина. Нет моей вины в том, что я безупречна!

Мы молча смотрим друг на друга несколько секунд, а потом разражаемся звонким хохотом и вероятно, тревожим сон парочки соседей.

Жара набирает силу с каждой минутой. Я не выдерживаю и приспускаю верхние буфы платья, обнажив плечи.

— Роз, это скандально! — восклицает Джульетта.

— Не более скандально чем то, что мы собираемся сделать.

— Твоя правда, — вздыхает кузина. — Жаль, что я не такая смелая, как ты, а то бы вообще избавилась от этого платья. Наша одежда еще более удушающая, чем эта жара!

Ее правда. Я игриво веду плечами.

— Может, однажды такой фасон войдет в моду, — подмигиваю я ей.

— Ага, а Монтекки и Капулетти положат конец вражде.

— Ну, ни то, ни другое не выглядит невероятным.

Джульетта фыркает и морщится.

— Монтекки — нечестивые псы!

Эти грубые слова так резко контрастируют с ее нежным образом, что я не могу сдержать улыбку.

— Ты говоришь так только потому, что тебя этому научили.

— Ну… да. Но я должна их ненавидеть. Я дочь Капулетти.

— А тебе когда-нибудь рассказывали о причинах этой ссоры?

Джульетта беспечно пожимает плечами.

— Я спрашивала у отца, но он всегда отмахивается или меняет тему. Иногда мне кажется, что он и сам не знает причину, но не может прямо об этом сказать.

Мы идем и молчим, погрузившись в свои мысли. Вилла Монтекии всё ближе. О, мы почти на пороге врага!

— А ты, Роз? — спрашивает Джульетта, немного понизив голос. — Ты разве не презираешь каждого Монтекки в этом городе?

— Не могу сказать о каждом. Лично я знакома только с одним из них. И, по правде говоря, я нахожу его довольно надоедливым.

— Потому что он Монтекки?

— Потому что он заноза в моей заднице!

Джульетта на миг замирает, а потом хохочет над моей дерзостью.

— И как зовут твою занозу?