— Начнем с самого вероятного исцеления. Тот, у кого поражение мышечной ткани, — не стала скрывать свое мнение Диара. — Что ты увидела? Болевой синдром по правой стороне тела, полная парализация пальцев и частичная остальной руки. Верно? — Шая кивнула. Дия продолжила. — Заражение остановить не удалось. По количеству содержания в крови блокираторов есть основание предполагать, что пьет он их давно. И раз не прекращает пить, значит, поврежденный участок растет. Потому делаем выводы — если заражение пройдет еще на пятнадцать сантиметров, то затронет сердце, и это окончательно убьёт ребенка.

— Именно, — серьезно кивнула Шая. — Так почему ты не хочешь облегчить его страдания?

— Есть причины. Если рассмотреть внимательней его заражение, то оно двигается с определенной скоростью, которую можно отследить. Если ничего не делать или по-прежнему давать ему блокираторы, то месяц, полтора, и его будет не спасти.

— Да, именно так, — нахмурилась Шая и более пристально стала рассматривать мальчика, что притворялся спящим, а сам явно прислушивался к разговору целителей. Дия не стала понижать голос и ставить защиту. Хочет знать свои шансы — тем лучше. Значит, не готов сдаваться. А это уже хорошо.

— И все же шансы справиться и выжить у него большие. Для начала отметим, он тут дольше всех.

— Что? Но причем тут это? — удивилась Шая. Дия не стала отвечать, а продолжила размышления вслух.

— Получается, если он тут дольше всех и до сих пор не пьет обезболивающие, значит, сопротивляемость и выносливость у него хорошие. Отсюда появляются сомнения по поводу срока, что ему уготовлен. Среди всех он самый старший. Более чем уверена, скоро у него день рождения, — мальчик не выдержал и повернулся в кровати.

— Через две недели, — спокойно заявил он.

— Исполнится десять лет? — уточнила Дия.

— Да.

— Отлично, тогда недельки через три тебя точно выпишут домой.

— Дия! Нельзя давать пустых обещаний! — возмутилась Шая.

— Я и не даю. В десять лет идет пробуждение Дара. Магический поток расходится по телу и словно напалмом сжигает основную отраву. В блокираторы заражения явно входит белый лен. Я заметила его вкрапления по правой стороне тела. Шая, знаешь, как он срабатывает при наличии рядом с ним магии?

— Он усиливает ее в несколько раз. И если он в теле, в пораженной части…

— Именно. Пробуждение дара, плюс хороший резерв крестного, а также контроль целителя полностью выжгут отраву из его тела. Неделя на диагностику и профилактику, и он будет свободен. Я права, магистр? — Диара обернулась к ректору.

— Да, права. Родители уже нашли ему подходящего мага, и все готово к пробуждению. Есть рекомендации?

— Я бы не посмела оспорить вашу работу, магистр, но все же хотела предложить. Пока еще есть время, рассмотрите замену блокиратора. Лучше с добавлением черного остролучника.

— Почему? — магистр взглянул на мальчика, что с интересом слушал Диару.

— Можете назвать это интуицией или бредом, но отрава в теле ребенка не простая. Я чувствую ее особенность, но более точно сориентировать не смогу. Может, попросите магистра Тредина посмотреть?

— В чем ее особенность?

— О перевертышах слышали?

— Ядах Проклятых, что при определенных воздействиях полностью меняют свои показатели?

— Да. Их открыл мой дядя, и у нас дома было очень много их видов. И вот с уверенностью на семьдесят процентов могу сказать, что у мальчика перевертыш. Скорей всего, если заражение произошло целенаправленно, при раскрытии дара яд поменяет свои свойства и первым делом попробует уничтожить ту угрозу, что есть в организме. А это белый лен.

— При наличии в крови черного остролучника яд может замедлить свои изменения. Это даст возможность пробудившейся магии уничтожить отраву, — закончил за нее магистр и, довольно кивнув, повернулся к столу, чтобы записать новые рекомендации.

— Но черный остролучник не является противоположностью Белого льна, — заметила Шая. — Как же он сработает?

— Это растение, в отличие от Белого льна, выращивают на границе специально. Есть у него особенность — не уничтожать отраву, а притягивать ее. После его внедрения целители с помощью определенных техник выводят его из организма, тем самым уменьшая действие яда. Суть в том, что притянутый к нему яд во время пробуждения магии будет… Как бы правильней сказать…

— Заторможен, — помог ей магистр Певер. — Черный остролучник не только собирает вокруг себя отраву, но и замедляет ее распространение. При замене свойств яда будет необходимая нам задержка, и мы, если не сможем его уничтожить, все же успеем поставить правильный заслон для сердца мальчика и спасти его.

— Верно, — обрадовалась Дия и довольно посмотрела на Шаю.

— Но можно вопрос? — магистр скрыл свой голос от детей. — Диара, ты для всех видишь исцеление?

Девушка еще раз осмотрела детей. На маленьком мальчике, у которого было заражение крови, она надолго задержала свой взгляд.

— Скажем так, я для всех хочу исцеления, — тихо заметила она, коснувшись магией горла и скрывая свою речь. — Но заражение крови напрямую влияет на искру будущей магии. Средства, чтобы остановить отраву, пока не нашли.

— Получается, для него все же надо подобрать облегчение страданий? — растерялась Шая, уже поверившая что все дети выживут.

— Возможно, — поджала губы Диара. — Но я бы не хотела сдаваться. Магистр, позвольте мне кое-что попробовать?

— Это причинит ему боль? — встрепенулась Шая.

— Нет, разумеется.

— Что ты хочешь сделать? — магистр поднялся и тоже посмотрел на мальчика. Тот словно почувствовал, что говорят о нем, поднял свой открытый взгляд на взрослых, и у Шаи защемило сердце. Как же жестоки Проклятые, что заставляют страдать таких крошек.

— Я хочу его рассмешить, — спокойно заявила Дия, и магистр выдал свое удивление едва дернувшейся бровью.

— Дия, — Шая не сдержалась. — Ты же сама говорила. Люди, пораженные ядом Проклятых, становятся грустными и вялыми. Зачем ты хочешь его рассмешить?

— Потом объясню. Так как, магистр? Можно?

— Пробуйте.

Бенджамин. Певер и сам не знал, почему согласился, но странное чувство азарта всколыхнулось в его душе. Почему-то увидеть улыбку ребенка стало так же важно для него, как и для Диары, что, открыв свою сумку, шагнула к кровати мальчика.

Мальчик спокойно наблюдал, как Диара подсаживается к нему и берет пару чистых листов бумаги. Примостив их на своей сумке, она начала рисовать. Кружочек — личико, глазки, носик. На странице множились однообразные лица. Без эмоций и улыбок. Мальчик продолжал равнодушно следить за происходящим, не делая никаких попыток взять карандаш и нарисовать что-то свое.

Шая подошла ближе. В монастыре детям тоже давали карандаши. Монашки и послушницы никогда не рисовали за пациентов, могли помочь, но не рисовать. А Диара, нарисовав с десяток одинаковых рожиц, начала их преображать. Одному удивленно изогнула брови, и яркая эмоция оживила рисунок. Мальчик перевел взгляд с бумаги на девушку, но та, не глядя на него, продолжала менять скучные лица.

Рожицы смеялись, удивлялись, то сосредотачивались, то мечтательно закатывали глазки. Мальчик реагировал на них спокойно, и Дия перешла к негативным эмоциям. Рожицы стали обижаться, хмуриться, плакать и злиться. Мальчик всё чаще посматривал на Дию, видимо, пытался понять, какие эмоции возникают у самой девушки, но сам оставался сродни пустой рожице. Ни улыбки, ни удивления, ни страха.

Дия резко смяла рисунок. Она мяла его долго, превращая в шар, и на ее лице был гнев. Мальчик стал походить на пружинку, готовую сорваться с места. Шая с беспокойством обернулась на магистра. Что делает Дия? Почему, желая рассмешить мальчика, она, наоборот, пугает его? Но магистр только наблюдал и был абсолютно спокоен. Он отслеживал, что делала Диара. Видел, как рисунками она пыталась всколыхнуть в теле мальчика знакомые эмоции. Вот только хорошего отклика не было, и Диара перешла к странной магии. От девушки так и веяло озорством, несмотря на довольно хмурый и даже злой вид.